Приоткрыла один глаз: Корбл, и правда, вновь стал человеком. Обнаженная грудь блестела от пота, мелкие рваные раны покрывали все тело. В тех местах, где появлялось оперение. Страшно представить, что творилось со спиной, где вырастали крылья.
Верена взяла за руку и крепко сжала.
— Не бойся, уже все прошло, — заявила не по-детски мудро. — Мы не причиним тебе зла.
Кажется, малышке досталось меньше, чем ее отцу. Да и другим рыцарям тоже. И только Райнер сидел, привалившись спиной к зеркальной стене.
Корбл провел по груди ладонью. Смахнул несколько черных перьев, приклеившихся к плечам. Регенерация у него проходила достаточно быстро. За несколько мгновений царапины и порезы практически исчезли. Но какой след болезненное обращение оставляло в душе? Залечится ли она так же легко, как тело?..
Я сомневалась. Теперь стала понятна нелюдимость жителей Вороньего лога и стремление в трудный час оказаться подальше от чужих глаз.
— Как ты? — снова спросил Корбл. — Сможешь идти? Борюсь, я сейчас так слаб, что не смогу поднять на руки и старушку.
Но ведь он донес меня до кушетки. Трудно представить, какие усилия пришлось приложить для этого…
— Все хорошо, только голова кружится, — сказала я, избегая его взгляда. Не потому, что было неприятно или противно. Стыдно. Раскаяние за необдуманный поступок накатило удушливой волной, угрожая снова лишить сознания. — Наверное, сильно приложилась, когда упала.
Он вымученно улыбнулся и кивнул на чашу, стоящую возле его ног.
— Это от вина, в нем обезболивающее. Травяной настой позволяет облегчить боль и ускорить восстановление.
Опершись на кушетку, поднялась. Виновато покосилась на Верену. Почувствовала себя предательницей, ради любопытства рискнувшей ее доверием.
— Теперь вы прогоните меня? — спросила у Корбла. — Накажете за непослушание?
Тотчас вспомнились разговоры жителей поселка. Странное поведение воронов. Что, если и меня теперь коснется проклятие? Неужели придется стать вороной и кружить всю оставшуюся жизнь возле госпиталя? Или обращаться трижды в день в пугающую тварь?..
Но я готова. За свои поступки нужно отвечать.
— Иди к себе в комнату, — приказал Корбл. — Поговорим позже.
Опустив плечи, шаркающей походкой прошла мимо рыцарей. Посмотрела на Фреджу. Та сидела возле входа на стуле и обмахивалась веером. Кажется, она даже не заметила моего проникновения в капеллу. Слишком была занята собственными печалями.
На негнущихся ногах я добрела до спальни хозяйки. Забралась с ногами на свою лежанку и словно бы замерла. Сжала ладонями виски, желая выбросить из головы все случившееся. Но нет, такое не забывается. Образ Корбла и его соратников намертво въелся в память.
Окунувшись в себя, не заметила прихода Фреджи.
— Да очнись же! — она потрясла за плечо. — Допрыгалась, уже спишь с открытыми глазами.
— Не сплю, — отозвалась я безжизненным тоном. — Думаю.
— Совершенно ненужное занятие для прислуги, — фыркнула хозяйка. — Заканчивай с этим! И ступай в кабинет Корбла, он намерен серьезно поговорить.
Вот и все. Кажется, мое пребывание в Вороньем логе завершилось. Да, я узнала главную тайну проклятых. Но так и не поняла, кто убил сестру. Не смогла обезопасить жизнь племянницы.
Корбл сидел в кресле, опершись локтями о стол. Небрежно зачесанные назад волосы все еще были мокрыми. Мод как-то обмолвилась, будто хозяин слишком чистоплотный и купается трижды в день. Сейчас понятно ― почему.
— Вы хотели меня видеть? — спросила и застыла у порога. Не зная, куда деть руки, спрятала их за спину. Опустила взгляд. Только спасет ли раскаяние от наказания?..
— Проходи, садись.
Корбл указал на стул напортив его рабочего стола. Судя по выражению лица, он еще ничего не решил. Ждет реакции? Хочет проверить?
Опустилась на стул. Плотно сжала колени и приложила руку к груди, стремясь унять бешено бьющееся сердце.
— Ты нарушила приказ! — объявил Корбл. — Разве не знаешь, что в капеллу посторонним вход запрещен?
— Знаю, — кивнула и громко вздохнула. — И готова понести наказание…
Он перегнулся через стол и приподнял мой подбородок.
— Смотри мне в глаза, — приказал обычным строгим тоном. — А что до наказания… Ты его уже получила, хотя и не знаешь об этом.
— Что?.. — вздрогнула я. Выходит, угадала. Увидев раз ужасающий ритуал, уже не смогу избежать горькой участи. — Мне теперь тоже придется… Я проклята?
Корбл откинулся на спинку кресла. Выглянул в окно, за которым носились и вились вороны. Каркали, отпугивая лесных зверей от своих владений.
— Скажи мне только одно, — предложил Корбл, — кто-то из твоих родителей был оборотнем? Голубем, если не ошибаюсь.
Я кивнула. Задумалась было о конспирации, но решилась сказать правду. Вернее, небольшую ее часть.
— Мой отец, скорее всего. Он умер еще до моего рождения.
— А твоя мать? Она рассказывала о проклятии? Как давно ты утратила способность обращаться? Хотя да… у тебя в деревне есть сын.
Я запаниковала. Вдруг Катерина рассказывала мужу обо мне? Что именно? И при чем тут сын Габи?..
— После рождения сына перестала обращаться, — произнесла первое, что пришло на ум. Вернее, сам Корбл дал подсказку. — А о проклятии мне ничего не известно. Мама не рассказала, возможно, просто не знала…
— Тогда расскажу я, — пообещал Корбл. — А после этого ты сама решишь, стоит ли оставаться среди нас.
Мое сердце пропустило удар. Кто, как ни магистр проклятого ордена, может знать всю правду.
Он поведал давнюю легенду. О том, как на эти земли вторглись рыцари Тевтонского ордена. Вырубили леса, разогнали зверье и птиц. Возвели замок рядом с плодоносной когда-то долиной. Там прежде жили колдуны, обладавшие способностью общаться с миром духов. Изгнанные, коренные жители ушли глубоко в лес, но в особые праздничные дни продолжали жечь огни жертвенников.
— Та зима выдалась холодной и злой, — Корбл говорил, словно зачитывал части из изученной вдоль и поперек книги, — голодали звери и люди. Дороги замело — не выбраться. При полной сокровищнице в закромах замка не осталось ни грамма провизии. Магистр провозгласил охоту в угодьях, объявленных владениями ордена. Рыцари долго рыскали по лесу, но мало что нашли. Озлобленные, уставшие, они выехали на поляну, где жрецы проводили древний ритуал. Облаченные в шкуры животных, плясали вокруг костра, упрашивая погоду сменить гнев на милость. В жертву они принесли тушки воронов — единственной живности, которую смогли подстрелить из самодельных луков.
— И что же сделали рыцари? — спросила я, кусая ногти от нетерпения. Дурные предчувствия овладели всем существом.
— То, что претит уставу ордена — решили забрать подношение древним богам, — Корбл озвучил мои догадки. — Несогласных расстреливали в упор из арбалетов. Снег пропитался человеческой кровью, иглы вековых сосен окрасились в багрянец. Впервые над логом поднялось в зенит обжигающе-горячее солнце.
Мне хотелось заткнуть уши и бежать. Но я словно прилипла к стулу, смотрела на Корбла округлившимися глазами и забывала дышать.
— Уже умирая, один из жрецов схватил с каменного алтаря тушку ворона и бросил в магистра, творя темное проклятие, — продолжал он. — Птицы ожили и набросились на рыцарей. Тысячи восставших тварей, и не было от них спасения. Едва острые клювы касались живой плоти, как тела ворона и человека сливались воедино. С тех пор трижды в день потомков проклятого рода ждет расплата за грехи отцов.
Стало холодно, несмотря на жарко растопленный камин. Я обхватила себя руками, словно отгораживаясь от слов Корбла.
— Но при чем тут голуби? — спросила не своим голосом. — Их тел не было на алтаре…
Корбл бросил испепеляющий взгляд. В его глазах я увидела бездну, манящую своей глубиной.
— Темные проклятья имеют и обратную сторону. Те, кто их наложил, не остаются в стороне. Жрецы погибли, но в лесу, укрытые в землянках, остались их семьи. Они тоже обратились в птиц. В голубей, посланников мира. Им досталось меньше проклятия, но все же…
— И от этого нет спасенья? — прошептала я. — Неужели это проклятие нельзя снять?
— Проклятые рыцари вернулись в замок. Осознав весь ужас того, что сотворили, раскаялись. Жен и детей погибших жрецов пригласи в замок. Вместе переждали зиму. Несмотря на ненависть к убийцам, голуби молились вместе с ними в домовой капелле. Однажды на ритуальном кубке, что держала в руках старшая из женщин, проявилась надпись, ставшая ответом на вопрос, как снять проклятье. «Когда во имя любви ворон уничтожит препону непорочности, перо голубки затушит жертвенник, а сосуд с ее кровью поднимется к солнцу», — вот что гласило пророчество.
— Проклятье привязало голубей и воронов друг к другу… — догадалась я вслух. — Сколько же веков прошло? Почему до сих пор не исполнилось это странное пророчество? Если жены и дети жрецов остались в замке, то среди них должны были найтись те, кто смог бы полюбить.
Вот почему ослабла Катерина. Она не только брала собственную кровь, но и вырывала перья. Немыслимо. Ведь знала, как это опасно. И очень болезненно. Раны от выдернутых перьев долго не заживали и лишали сил организм оборотня.
Тогда в поселке… Герта рассказывала, что видела Катерину покачивающейся от усталости. Но то было действие не алкоголя, не наркотика и не лекарств. А любви, возведенной в крайнюю степень. Сестра так стремилась спасти мужа и дочь, что не жалела себя.
— Семьи жрецов, перенесшие зиму, поспешили покинуть Вороний лог, — заявил Корбл. — Им невыносимо было жить среди убийц отцов и мужей. А особенно — видеть их болезненные обращения. Рыцари проклятого ордена отдали им часть средств из сокровищницы, но взяли обещание возвращаться в дни солнечного затмения. С тем чтобы когда-нибудь исполнить пророчество. Но чем больше проходило времени, тем меньше помнили голуби-оборотни о данном обещании. На вчерашнее празднество прилетела только одна, и то сбежала… И я, кажется, знаю, к кому.
Выходит, таинственная незнакомка все же запала ему в душу. Даже не знаю: радоваться или печалиться. И к кому это я, интересно, сбежала?
Впрочем, сейчас были важнее другие вопросы.