— Ты такая вкусная! — говорит он хрипло и пронизывает меня языком. Мне неловко — я беззащитна и открыта перед ним. Он может увидеть всё, может исследовать меня языком, нюхать меня! Моё лицо пылает, равно как и вагина. Она горит желанием, хочет больше этих нежных укусов, требовательного языка и интимных поцелуев.
Мой клитор жестко пульсирует под его языком.
— Джекс… — выдыхаю я на грани оргазма. Через меня проходят судороги, всё пульсирует, сжимается.
— Да, давай, малышка, — бормочет он мне в лоно. — Я еще тогда почувствовал твое желание — словно в тебе скопилось много страсти, которая просится наружу. И сейчас выпусти ее.
Интимные моменты с Марком были едва ли не стерильными, в то время как в сексе с Джексоном есть что-то примитивное. Но мне это нравится. Однако меня немного шокирует желание, чтобы зрители видели, что он со мной делает. Эта мысль возбуждает меня. По крайней мере немного, потому что на самом деле они меня не видят. И озабоченным самкам остается лишь изнывать от желания — этот мужчина принадлежит мне, он ласкает меня.
Да ну, я что, лучше других?
Джекс толкает в меня язык, и я кричу от восторга. Моё лоно судорожно обхватывает его, словно хочет удержать. Меня сотрясает оргазм, и Джекс лижет еще жёстче, делая кульминацию более яркой. Ничуть не смущаясь, я прижимаю его голову к себе между ног, пока пульсация внизу живота не стихает.
Джекс опускает меня на пол и снова основательно моет, а затем говорит:
— Теперь давай поспим. Даже Воину нужна передышка.
Не думаю, что смогу уснуть в эту ночь — я для этого слишком взволнована.
Глава 4
У Джекса дома
Джекс яростно добивался, чтобы меня оставили ему в качестве рабыни на оба его выходных дня. Вместе с охранниками, которые должны были вернуть меня из комнат удовольствий в тюрьму, мы пришли к главному надзирателю, а тот, в свою очередь, привел одного из членов сената — пожилого, седовласого мужчину в типичном белом одеянии советника.
— Куда она денется? — возмущенно спрашивает Джекс. — Если ей удастся сбежать из города, она столкнется с суровыми условиями жизни в Аутленде. Ее тело не приспособлено к тому, чтобы выжить там.
Я стою в углу, окруженная охранниками, и чувствую себя животным — сенатор смотрит на меня с отвращением.
— А если она укроется у повстанцев?
— Она не отойдет от меня ни на шаг, — говорит Джекс. — Я хочу отомстить. Она убила моего брата. И поэтому я убью эту повстанческую дрянь. Так, как я того хочу, а для этого мне нужно время.
Моя спина покрывается мурашками. Джекс может чертовски убедительно играть свою роль.
— Обычно так не делается, — отвечает сенатор и добавляет с садистской усмешкой, — но если вы гарантируете, что Номер 13 через два дня будет мертва, можете забрать ее.
— Я гарантирую вам, что она больше никогда не вернется в эту тюрьму…
Транспорт для перевозки заключенных стоит в подземном гараже одного из самых высоких зданий города. Я знаю это, потому что раньше часто делала покупки в магазинах, расположенных на нижних этажах этого здания. Уайт-Сити, с его пятьюдесятью тысячами жителей и множеством высоток, в каждой из которых проживает от пятисот до тысячи человек, относительно небольшой, поэтому я часто чувствовала себя взаперти. Но с каким удовольствием я сейчас променяла бы свою узкую камеру на его узкие улочки.
Тюремный микроавтобус — одно из немногих транспортных средств в городе, он работает на водороде. За исключением нескольких высокопоставленных политиков, ни у кого из жителей города нет моторизованного транспорта. Воды очень мало, и залежи природного газа, из которого также можно получать водород, истощены. Но по городу легко можно передвигаться пешком или использовать педовехикл — своего рода велосипед, но большего размера и на трех колесах. В подземном гараже полно их.
Двое охранников вытаскивают меня из автобуса, Джекс выходит следом. Хотя я до сих пор голая, мне не холодно. Под куполом в любое время года сохраняется одинаковая температура — всегда приятно тепло, не важно, дождь ли в Аутленде, сильный ветер или снег. Под защитой города погода не играет роли.
Джекс, я и два охранника поднимаемся на лифте на последний, одиннадцатый, этаж. Скоро я увижу, как он живет.
Мы останавливаемся перед дверью № 1120. Один из охранников достает из своего чемоданчика кольцо серебристого цвета и надевает его мне на шею. Кольцо, толщиной в палец, плотно обхватывает ее, но не сдавливает.
Затем он набирает что-то на пульте управления на своем запястье.
— Что это за ошейник? — спрашивает Джекс.
Охранник закрывает чемоданчик и разворачивается, чтобы уйти.
— Просто мера безопасности. Сенатор настоял. Если рабыня покинет квартиру, автоматически получит смертельную инъекцию. Если кто-нибудь попытается снять кольцо, это так же спровоцирует укол.
Мое сердце замирает. Я осторожно дотрагиваюсь до металла и прячусь за спину Джекса, как будто он сможет меня защитить. Я слышала о таких кольцах для шеи — Марк участвовал в разработке, но я никогда раньше их не видела.
Даже Джекс на долю секунды теряет дар речи.
— Сенатор не доверяет мне?
Охранник чешет голову.
— Не принимайте на свой счет. Сейчас обстановка неспокойная — повстанцы очень активны. Через два дня мы заберем Номер 13 и вернем ее в тюрьму. — Он дьявольски улыбается, обнажая ровные зубы. — Задайте жару этой серве.
Джекс сжимает за спиной кулак и так же зловеще отвечает:
— Задам. — Затем он прощается с мужчинами.
Джекс смотрит в сканер на двери, который считывает сетчатку глаз, дверь открывается, и я попадаю в его царство. Но мне сейчас не до разглядывания — сейчас я могу думать только об этой штуковине у меня на шее. Я тяжело сглатываю и чувствую давление металла. Меня бросает то в жар, то в холод. Головокружение становится настолько сильным, что я теряю равновесие и цепляюсь за первый попавшийся предмет обстановки: большое черное кресло. В панике я хватаю ртом воздух, потому что чувствую удушье.
Как я теперь могу сбежать? И могла ли вообще? Джекс был прав, когда говорил, что мне некуда пойти и я не выживу в Аутленде, даже если туда доберусь.
Как только он закрывает за нами дверь, он издает проклятье и падает в кресло рядом со мной. Он закрывает глаза и откидывает голову, его лицо напряжено.
Мне хочется встряхнуть Джекса — он должен сказать мне, что мы теперь будем делать, но он просто сидит. На нем черная футболка, которая облегает тело, подчеркивая мускулы, чистые высокие военные ботинки и свежие серо-черные камуфляжные брюки. Не только форма одежды, но и положение создают у меня ощущение, что он всегда знает, как действовать, что всегда может найти решение проблемы. Он же боец, стратег!
— Джекс? — зову я тихо, едва смея говорить. Что, если мой голос активирует ошейник, и я получу смертельную инъекцию?
Не открывая глаз, он отвечает:
— Я надеялся с твоей помощью получить доступ к записям камер наблюдения в больнице. Мне нужно увидеть лицо того мужчины, я помню его не четко, был еще слишком не в себе для этого.
Так он поэтому привез меня к себе домой? Мне так сильно сдавливает грудь, что я снова начинаю задыхаться.
— Я всё равно не смогла бы попасть туда — они лишили меня права доступа. Они лишили меня всего. — Я потеряла всё: квартиру, личные вещи, жизнь.
Джекс открывает глаза.
— Черт, я так… — Он проводит рукой по лицу и встает. — Я просто не привык, что у меня в доме находится женщина или еще кто-нибудь, кроме братьев по оружию. Подожди, я принесу тебе что-нибудь из одежды, и потом мы найдем решение.
Какое решение? Моих или его проблем?
Сгорбившись, я иду через помещение в стиле лофт[8]. Здесь есть мини-кухня из нержавеющей стали, гарнитур мягкой мебели черного цвета, огромный экран на стене, а на противоположной стороне комнаты, перед панорамным окном, шкаф и белая лакированная кровать. Она настолько большая, что на ней могли бы комфортно спать четыре человека. В остальном квартира довольно пустая и холодная. Никаких фотографий. Есть ли у Джекса вообще семья? Друзья?
Я бросаю взгляд в окно, на город. Отсюда мне виден молочного цвета купол, простирающийся над домом. Он пропускает только фильтрованные солнечные лучи и мерцает голубоватым светом, но не позволяет увидеть ничего снаружи. По словам сената, Аутленд выглядит слишком ужасающе.
В центре города стоит башня с круглым верхом, здесь купол достигает своей максимальной высоты. Там находится база шаттлов — единственное место, через которое можно покинуть купол. Я снова вспоминаю нашу с Марком поездку в другой город. Во время двухчасового перелета — на автоматическом управлении, потому что маленькие корабли летают без пилотов — у нас не было возможности хотя бы раз взглянуть за борт, вместо этого нам показывали фильм. Как выглядит город снаружи? Всё ли до сих пор коричневое и выжженное, а почва и вода отравленные, как нам говорят школьные учебники?
Любители сенсаций просят об экскурсионных полетах, потому что многие хотят поглазеть на жителей Аутленда, но правление против. Я, конечно, не отказалась бы от одного такого полета, но не из жажды сенсации. Я всего лишь хотела бы узнать, возможна ли жизнь снаружи снова, по прошествии восьмидесяти лет. Радиоактивное излучение от взрыва бомбы уменьшается вдвое каждые тридцать лет, когда-нибудь природа восстановится. Надеюсь. Хотя это не имеет никакого отношения ко мне — так долго я не проживу.
Я снова глотаю слезы и дотрагиваюсь пальцами до металлического кольца на шее, но тут внезапно сзади на мое плечо ложится рука Джекса.
— Мы найдем способ снять его, — мягко говорит он. — И придумаем, как разобраться со всем остальным.
На моем лице ненадолго появляется улыбка. Мой большой, сильный солдат-мечтатель?
— Это тебе, ничего лучше я не нашел. — Он протягивает мне черную футболку. Она выглядит так же, как и та, что на нем. — Я не был готов принимать у себя женщину.
— Спасибо. — Я торопливо надеваю футболку на себя, радуясь, что могу прикрыться, хотя больше не стыжусь Джекса. В конце концов, он и так уже всё видел.
Футболка настолько большая, что скрывает мои бедра. Джекс осматривает меня, почесывая голову.
— Ты должна заказать себе что-нибудь из одежды. — Он берёт с круглого стеклянного столика планшет и передает его мне. — Закажи, что хочешь. Я оплачу.
— С-спасибо, — благодарю я с запинкой, потому что уже отвыкла от такого доброго отношения. На протяжении последних месяцев мне говорят только о том, что я должна делать, у меня нет права выбора.
Я беру из рук Джекса компьютер, нажимаю на черный, гладкий экран, и он загорается. Меня подмывает проверить свою почту, однако я справляюсь с соблазном. Мой аккаунт был удален. Я знаю это. Посмотреть и убедиться в этом, только причинить себе боль.
[8] Лофт — архитектурный стиль XX–XXI века; верхняя часть здания промышленного назначения (фабрики, завода, склада), переоборудованная под жильё, мастерскую, офисное помещение или площадку для мероприятий.