Жаки понимающе покивала.
— Да, ясно, однако побочный эффект. Психология. Тебя потянуло бы в море насовсем.
— Ты что, веришь в сказки, будто ксианзан тянет человека куда-то?
— Нет, я понимаю, что ксианзан действует иначе, но результат ведь всегда такой.
— Как видишь, не всегда, — все так же иронично произнесла Аслауг.
— Объясняю на пальцах, — встрял Юлиан, — как-то на тест-драйве в Индийском океане я прошляпил кубомедузу, и получил биохимический ожог. Это адски больно, и поэтому пришлось два дня сидеть на морфине. Теперь скажи, я похож на наркомана?
— Гм… Странный вопрос. Ясно, что ты не похож.
— Однако, — продолжил он, — тебя, вероятно, учили в полиции, что этого достаточно для развития опиумной наркомании.
— Да, — сказала Жаки, — если морфин принимают для эйфории. Но если морфин служит только противошоковым средством при ранениях, то он не вызывает наркомании, как правило. Конечно, риск есть, но небольшой, поэтому морфин есть в военной аптечке.
— Ксианзан тоже действует различно в зависимости от цели, — резюмировал Юлиан.
— Чаще всего, — продолжила Аслауг, — люди принимают ксианзан, чтобы почувствовать эйфорию свободы от общественного мнения. Но человек, которому заранее плевать на общественное мнение, принимает ксианзан только как адаптационный модификатор, и поэтому ксианзан не потянул в море насовсем ни Юлиана, ни меня.
— Э-э… Так вы что, не пошутили? Вы действительно приняли ксианзан?
Оба спрошенных утвердительно кивнули. Франко-мулатка почесала в затылке.
— Вообще круто! Только я не понимаю: как это вам плевать на общественное мнение? В смысле, вы ведь работаете на кого-то, значит, получается, зависите, или что?
— Или что, — ответил консультант по ЯД, — объясняю на пальцах. Возьмем африканского охотника на страусов. Его бизнес зависит от поведения стада страусов. Порой ему даже приходится притворяться страусом, чтобы приблизиться к стаду на дистанцию атаки. В таком смысле он зависит от их общественного мнения. Но психологически ему глубоко плевать на общественное мнение страусов. Они для него просто мясо, которое бегает.
— Но страусы это не люди, — возразила Жаки.
— Три четверти человеческого стада это тоже не люди, — ответила Аслауг.
— Хотя, — добавил Юлиан, — без крайней необходимости, я бы не стал кушать их.
— Э-э… Я надеюсь, ты сейчас говорил не о людях, а о страусах, — сказала Жаки.
— Интересная мысль, между прочим! — весело отозвался он.
Аслауг дружески хлопнула франко-метиску по спине, и подвела итог:
— Надеюсь, мы помогли тебе разобраться с проблемой ксианзана.
— Да, вы чертовски помогли, спасибо. Но некий аспект беспокоит еще сильнее, чем до ваших объяснений. Для таких, как вы, ксианзан безвреден. Но большинство общества составляют те, кого волнует общественное мнение. И ксианзановая эйфория наиболее привлекательна для самых ответственных из них. Ведь так?
— Конечно, — подтвердил Юлиан, — чем жестче сапоги, тем больше хочется босиком.
— Значит, — продолжила Жаки, — правы аналитики, полагающие, что ксианзан разрушает фундамент цивилизации: перепрограммирует людей, на которых держится общество.
— Wow! Какая интересная аналитика! — съехидничала голландка-физик, — Значит, вся их цивилизация устроена, как в Древнем Египте. Кучка уродов-жрецов во главе с семьей фараона, внушили фермерам мысль о долге перед богами. Хороший фундамент и очень дешевый. Фермеры должны богам просто так. Боги не платят. Но злой демон ксианзан открыл фермерам глаза на богов, и фундамент стал рассыпаться. Какая беда!
— А на это, — сообщила Жаки, — аналитики говорят: цивилизация сложилась такая, какая сложилась. Эта цивилизация основана на уважении к некоторым ценностям. У нас нет другой цивилизации, и не будет никакой, если мы потеряем эту.
Юлиан Зайз звонко щелкнул пальцами и предупредил:
— Сейчас я сообщу эвристику, известную каждому практичному инженеру. Если некий поставщик предлагает явно дрянной механизм, объясняя плохое качество тем, что нет альтернативы, то с ним вообще нельзя иметь дела. Он патологический вор по жизни.
— Да, — поддержала Аслауг Хоген, — если политическая верхушка говорит, будто ей нет альтернативы, значит, она никуда не годится, и ее надо срочно менять.
— Но, — заметила Жаки, — ведь цивилизация это не политическая верхушка.
— Однако, — сказал Юлиан, — если политическая верхушка заводит разговор о спасении цивилизации, то она имеет в виду именно себя. Хотя, на самом деле, если спихнуть эту политическую верхушку в помойную яму, то с цивилизацией, как суммой технологий, ничего плохого не случится. Наоборот, избыточные тормоза исчезнут.
Франко-мулатка, впрочем, не намерена была легко сдаваться.
— Вы, ребята, все сводите к политике, или к технологиям. Но есть такая важная штука: ответственность отношений. Это теряют упавшие в ксианзан. Они забывают про всех, кроме себя, и про все свои обязательства перед другими. Вот проблема.
— Иллюзорная проблема, — ответил Юлиан, — аргонавты вполне ответственные люди, но признают обязательства только перед конкретным человеком. Не перед абстракцией.
— Нет! — возразила Жаки, — В моем примере женщина бросила конкретного ребенка!
— Там, — сказал он, — как в мифе про Иова из книжки-библии. Люди там только кажутся конкретными, но по сценарию они абстрактные.
Аслауг удивленно воскликнула:
— Вот я не думала, что ты читал библию!
— Ну, я листал по случаю, когда проектировал 70-футовую яхту для одного аббата. Там сценарий: бог заключил пари с сатаной о лояльности некого Иова. Для проверки, Иову учиняют террор, разоряют его бизнес, убивают его детей, и дальше еще 40 глав всяких трагедий. Иов терпит, и в последней главе бог дает ему компенсацию: новых детей. По сценарию, это нормально. Дети указаны количеством в списке — среди скотоводческих ресурсов: количества ослов, волов, и верблюдов. Это называется: абстрактные люди.
— В смысле? — недоуменно переспросила Жаки.
— В смысле: люди как функции. Одного человека можно заменить другим с похожими товарными характеристиками. По отношению к абстрактному человеку не может быть обязательств — как не может быть обязательств перед стиральной машиной.
— Ладно, — сказала Жаки, — а смысл аргонавтинга? Лишить экономику Европы наиболее ответственного персонала? И кому от этого станет лучше?
— Аргонавтам интересна только экономика их лодок, — ответил Юлиан, — их не волнует экономика Европы, или какого-то другого региона. Они не хотят видеть континенты.
Стажер-эксперт с досадой махнула ладонью.
— Я слышала любимую поговорку аргонавтов: чтоб континент не видеть. Но представь: критическая доля ответственных молодых людей упала в ксианзан.
— Критическая доля для чего? — спросил он.
— Для того, — сказала она, — чтобы у влиятельных фигур возникли серьезные проблемы.
— Ну, допустим, возникли. И что?
— Ты ведь сам понимаешь. Сейчас запрещено лишь производить, хранить, и продавать ксианзан. Обычная мера против наркотиков. Дальше будут репрессии против всех, кто принял ксианзан. Эту генную модификацию легко определить анализом крови.
— Это гитлеровский закон о чистоте крови, — заметила Аслауг, — по-твоему, у говорящих чернильниц в Брюсселе хватит решимости реабилитировать Гитлера?
— На это, может, не хватит. Но тогда хватит на что-то другое в том же духе.
— Допустим, — голландка кивнула, — и к чему ты это?
— Я к тому, что лучше компромисс, чем повторение свинцовых семидесятых.
— Компромисс кого с кем и в чем? — спросил консультант по ЯД.
— Наверное, аргонавтов с истеблишментом, — ответила Жаки, — но не спрашивай, в чем. Слишком запутанная ситуация. Нужен какой-то дипломат, чтобы сформулировать.
— Сформулировать что? Новую редакцию крепостного права?
— Юлиан, при чем тут крепостное право?
Консультант по ЯД выразительным жестом накрыл кофейную чашку ладонью.
— Истеблишмент хочет владеть людьми. А люди хотят уйти. Что получается?