— В нынешних условиях дальнейшее существование для меня бессмысленно. Но понимаю, что если отступлю, то варианта только два: уничтожение или изоляция. Поскольку жертвовать ради учёбы главными для меня принципами не собираюсь, а умирать тоже не хочу — решил подробнее рассмотреть второй вариант. У Эфисса достаточная подготовка и допуск, чтобы ему позволили быть владельцем и исполнять приговор.
— И ты вот так сразу решил сдаться?! — возмутился Радий.
— Это как же надо довести арвана... арвана из Вне, чтобы он решил проситься к байлогам? — с опасными нотками в голосе заметил Асс.
— Для меня неприемлемо перестать быть арваном, — твёрдо сказал Ри. — В этом случае я предпочту смерть. Высший, — судя по всему, друг намеренно обратился не по имени, — ты можешь запретить мне быть арваном и запретить умирать, но...
— ...но в этом случае арванская злонамеренность всё равно найдёт выход, — закончил недоговорённую фразу Фуньянь. — Потому что всех нюансов всё равно не учтёшь.
— Да, — спокойствие, с которым Ликрий подтвердил слова эрхела, явно давалась другу с трудом. — Чтобы уменьшить затраты на меня, предлагаю не затягивать с решением. В принципе, для меня приемлемы оба варианта, но предпочтителен всё-таки второй.
Я вцепилась в руку Виры, и соседка в ответ тоже сжала мои пальцы.
— Но это будет полная изоляция от внешнего мира, — серьёзно предупредил Асс. — Иначе Эфисс не сможет гарантировать твою безопасность.
— Знаю, — Ри криво улыбнулся. — Хотя в этом нет необходимости. Я — уже сгей и с каждым днём становлюсь им всё больше — так что вскоре провести изменения не смогу.
— Почему не сможешь-то? — удивился «ангел». — Вон, Радий, вообще абсолютный сгей, а вполне себе полноценный арван.
Друг недоверчиво посмотрел на байлога, а потом перевёл взгляд на принца. А тот снова схватился за голову:
— Асс, замолчи и иди отсюда! Тебе ответили — теперь уходи!
— Теперь тем более не уйду! — упёрся тот. — Потому что нельзя до такой степени издеваться над людьми, пусть даже они арваны!
— Вот и работай после этого с такими... байлогами! Любые планы собьют и всё разрушат!
— Радий, но ведь признай, что твои самые смелые ожидания обошли, — вкрадчиво заметил Фуньянь. — И всех прежних арванов — тоже. Низший, а гармонию между попой и головой навёл лучше, чем даже чуть возвышенные.
Ликрий на мгновение замер и почти прошептал:
— Как же я раньше не понял-то...
— Так это что, твои дурацкие интриги были?! — обратился Асс к Радию. — Злонамеренный безэмоциональный арван!
— Будь я безэмоциональным, его бы давно зачистили, как, между прочим, в рекомендациях советуют! — взъярился тот. — А я его под свою ответственность взял!
— Правильно, только с головы трусы сняли, как обратно напялили, — влез эрхел.
— Фуньянь, достал уже!.. — дружно взвыли байлог с арваном.
— ...задирать, когда тут серьёзные проблемы! — закончил Асс.
— ...со своими фразеологизмами везде лезть! — возмутился Радий.
— Значит-с, я-с его-с забираю-с? — деловито поинтересовался Эфисс.
— Нет, — вместо спорщиков ответил чиртериан.
— Почему-с?
— Потому что мы сейчас все вместе... точнее, как минимум двое коллег, Ликрий и я, пойдём туда, куда посторонним входа нет. И там поговорим. Нормально, по-деловому, — с нажимом добавил вертарец, после чего повернулся к принцу. — Если у вас совсем нервы сдали, то идите поругайтесь, но не здесь, а на своих территориях.
— Чтобы всем попы не демонстрировать, — ехидно прокомментировал ничуть не смутившийся от наезда Фуньянь.
— А Ликрия я уже сейчас заберу, насколько понимаю, его ваши нынешние разборки касаются очень опосредованно, — пропустив по волосам гневную волну, закончил чиртериан. — Идём.
И, не обращая более внимания на остальных, уверенно увёл друга. Впрочем, байлоги и арван не особо обратили на это внимания, явно увлечённые друг другом.
— Эй, народ. Хорошего помаленьку. Если вы сейчас продолжите, то я тоже штаны сниму, причём в буквальном смысле, — предупредил эрхел. — И сколько бы вы не делали вид, что не понимаете моих изысканных намёков, всё равно не поверю. И вам будет стыдно.
— Эх... — мечтательно выдохнула соседка, остановившись взглядом на Фуньяне.
А вот остальным предупреждение красавчика явно не понравилось.
— Шантажист! — бросил Асс.
После чего спорщики ушли, судя по звукам, продолжая ссору даже по пути.
— Всё, цирк уехал, мне тоже пора, — сообщил эрхел, послал моей соседке воздушный поцелуй и кокетливо удалился по коридору.
— Домой? — поинтересовалась Вира, когда сородич скрылся за поворотом.
— Угу, — тут же согласилась я.
— Я слышала, что тут байлоги часто с арванами ссорятся, — поделилась соседка, разливая чай по кружкам, и неожиданно добавила. — А с Ликрием теперь всё хорошо будет. Испытание он, судя по всему, прошёл.
— Ты знала? — удивилась я, после того, как прочитала только что полученное письмо о снятии запрета на молчание.
— Ну, мне всё-таки не безразлична судьба отца моего ребёнка. Даже если это арван. Заметить неладное было легко, — пояснила Вира. — Но я решила сначала прояснить ситуацию, а уже потом бороться с дедовщиной в рядах арванов. Поэтому сходила поговорила с вертарцем — он и объяснил про испытание.
— Смелая ты, — покачала головой я, высоко оценив прямоту соседки. — А почему именно к вертарцу? Мне, например, Фуньянь куда безопаснее кажется.
— Вертар — патрон нашей страны, — улыбнулась собеседница. — Очень хороший патрон. Я верю вертарцам и знаю, как они себя поведут — поэтому и пошла говорить к ним.
Вспомнив слова Шаса о том, что вертарские представители прямо бы сообщили про дезинформацию, я кивнула. Если такова общая политика страны и Вира действительно знает, как с ними себя вести — то у них наверняка можно было получить ответ. А также запрет на разглашение.
Честно говоря, я опасалась, что угнетение Ликрия всё равно продолжится, пусть и в меньшей степени. Но ошиблась. Жизнь друга изменилась резко и радикально. Во-первых, Радий снял запрет проводить генетические исследования, эксперименты и изменения в свободное время. Более того, даже Виру изучить разрешил (узнав об этом, соседка срочно спрятала всю грязную одежду и подарила Ри прядь волос). Во-вторых, теперь Ликрию не приходилось большую часть времени проводить в непосредственной близости от байлогов. Ну и в-третьих, само отношение высшего арвана стало другим. Не как к презираемому рабу, а почти как к равному коллеге. Больше всего меня удивил не сам факт такой перемены, а насколько легко Ри его принял и с какой готовностью простил того, кто чуть не замучил его до смерти.
— Я бы так не смогла, — как-то, оставшись наедине с другом, призналась я. — Всё равно бы... если не ненависть, то негатив испытывала бы.
— Это же глупо, — пожал плечами Ри. — Одно дело, если бы Радий издевался без причины, а совсем другое — когда ставил эксперимент или добивался какой-то серьёзной цели. Почему я должен злиться на него за хорошо выполненную работу? Если так, то стоило бы ненавидеть многих сотрудников института химеризма — но за что? Это их дело, причём касающееся общих интересов.
— Всё равно бы не простила, — подумав, сказала я. — Даже если бы поняла, принять бы не смогла.
Ри улыбнулся.
— А ещё у меня накопилась куча вопросов, — продолжила разговор. — В том числе, по арванам. Ты расскажешь или опять придётся лезть в сеть и пытаться найти зёрна истины в куче плевел?
Друг фыркнул и с довольным видом опустошил остаток варенья из банки. А потом ненадолго задумался.
— Сам расскажу. А то начитаешься чего попало и истрактуешь, подключив свою богатую фантазию.
Несмотря на многообещающее начало, большая часть загадок всё равно осталась тайной. Но, по крайней мере, удалось узнать, что несмотря на то, что его вид другие называют арванами, внутри народа этот термин обозначает иное — только тех, кто в достаточно мере освоил и пользуется специфическими биологическими технологиями. То есть механики, пилоты, геологи и прочие — могут арванами не являться. Так что, если бы Ри полностью отказался от своих умений или растерял бы их — в глазах арванов он перестал бы быть таковым.
Насчёт термина «сгей» друг отвечал гораздо менее охотно. Оказалось, что сгеями у арванов называют тех, кто крепко «прирос» к телу, под которое маскируется. Настолько крепко, что начинает сильно зависеть от его физиологии. Не только в плане банальной усталости, но и физических удовольствий, боли и так далее. Арвана-не сгея пытать практически бесполезно (кроме очень узкого и специфического воздействия — как, например, у байлогов) — он просто-напросто не чувствует... не воспринимает мучения как таковые. Наверное, их отношение к телу можно сравнить с управлением механизмом или компьютерной программой — понимаешь, что аппарат на пределе, но сам боли не испытываешь, разве что моральную (если не хочется, чтобы сломали «машинку»). А вот сгей, особенно абсолютный, ощущает негатив в полном объёме — соответственно, становится более уязвимым. С другой стороны, отрезая себя от эмоций тела, арван отказывается и от всего богатства удовольствий. Он уже не способен насладиться дуновением ветра (из-за особенностей восприятия), вкусной пищей, водой, запахами и так далее. Так что всё имеет обратную сторону.
Как признался Ри, во Вне арваны (по меркам этого народа), оставшиеся или вернувшиеся к состоянию сгеев, считаются неполноценными и презираемыми. То есть не арвану позволено оставаться сгеем, а если такое попробует сделать арван — остальные могут его даже уничтожить и уж точно спустят в самый низ социальной лестницы. Скорее всего, такое отношение сложилось потому, что арван-сгей не способен полноценно выполнять свои обязанности.
— Недавно узнал, что тут арванами разработаны методы, как полностью компенсировать сгейство. Именно поэтому Радий и может быть полноценным высшим арваном, при том, что сильно привязан к внешнему телу, — добавил Ри. — Но, по его словам, в Чёрной Дыре у многих из моего народа отношение и предвзятое восприятие сгеев сохранилось, а кое в чём ситуация даже ухудшилась. Поэтому, хотя я и являюсь таковым, лучше кому попало об этом не сообщать.
— Не только поэтому, — задумчиво потянула я. — Ещё и потому, что сгея можно пытать.
— Тоже верно. Но обычные люди не знают о многих наших особенностях и считают, что все представители моего народа испытывают боль, — опасно усмехнулся друг. — Впрочем, это и хорошо.
Рассуждения Ликрия навели на неожиданную мысль: а что, если арваны показывают именно те эмоции, которые считают нужными, потому что на деле их не ощущают вовсе. Ведь не чувствуя боли, легко сдерживать себя.
— Ри, а в институте химеризма ты ещё не был сгеем? — подозрительно поинтересовалась я.