— Меня Везарх кличут, слыхали? — прищурился он, но сам ответил на свой вопрос, — откель вам… Вас-то как звать, робяты? Куда путь держите?
— Да мы сами купцы из дальних стран, — ответил я, всматриваясь в странного дедка, — решили мир повидать, себя показать. Зовут нас…
Я повернулся к Валету, в надежде на помощь, тот помог:
— Меня Валет.
Я поморщился, ну что за человек. Надо же красиво соврать, ну как то так:
— А я… Константин.
Старик в удивлении воззрился почему-то на меня.
— Конь… кость… чаво? Дивное имя…
Валет вяло отреагировал, издеваясь:
— Это сокращенно от Кистениан…
Пока я судорожно вспоминал, что Кистениан кажется тот же Константин с Валийского… или как-то так, Дед успокоенный таким «разумным» объяснением спросил:
— Вам, небось, ночлег нужон? Сходите-ка у нас на постоялый двор, он маленькай, да вам сойдёть. Денег гляжу нема? Чичас…
Сгорбленный быстро ушел в дом, сильно шаркая ногами, а через минуту вернулся и сунул двадцать медяков:
— Я тут скопил малость. На первое время хватить, а уж дальше ищите своё добро. Ежели повезет — не забудьте старика отблагодарить.
Я кивнул:
— Спасибо, дедушка, не забудем.
Валет уже развернулся, вскинув руку в прощальном жесте, но я придержал:
— Отец, ты так добр к нам, не откажи еще в одном добром деле. Мы, эм-м, повозку везли железную, можем ли схоронить в твоём сарае?
Старик снова взялся за черенок, не поднимая глаз пробурчал:
— Повозка сена не просит, овса не ест. Пущай стоит.
— Век не забудем, добрый человек!
Побрели в сторону здешней таверны, решив вернуться за мотоциклом с утра, но я все оглядывался, что-то в старике настораживает, понять бы что.
— Не заметил ничего необычного?
— Где? — удивился Валет.
— В старике, — пояснил я такую очевидность.
— Обычный старик, — отмахнулся тот, — разве что плечи широченные, как у культуриста на пенсии.
— И это не кажется странным?
Валет нахмурился, но хлопнув меня по плечу, заверил:
— Расслабься, он точно не твоя Смерть. Просто крепкий старик.
— Надеюсь, что так.
Пока ходили по деревне в нелепой попытке найти потерянного бойца, стемнело. Едва жара отступила под напором вечерней прохлады, из высокой травы поднялся рой мелкой кусачей мошкары и огромные комары в поисках теплой и вкусной крови. Полумесяц медленно поднялся из-за виднокрая тусклый и печальный, как замерзший в холодную русскую зиму африканец, раздающий рекламки у входа в метро.
Желудок как голодный котенок мяучит и скребется едва отросшими коготками, но так, что на позвоночнике остаются кровавые полоски. Поспешили успокоить это прожорливое животное.
Постоялый двор вмещал всего два стола. Видать гости здесь бывают не часто. Как переступили порог, в нос ударил запах пищи, желудок вновь болезненно напомнил о себе.
Хозяин трактира, завидев нас, поспешно указал на скамью и, протерев стол старой тряпкой, участливо спросил:
— Чего изволите? Свежая вода, мясо, хлеб и даже немного вина, всё к вашим услугам.
Я несмело промямлил:
— Мы, знаешь ли, не местные, не знакомы с тутошними ценами…
Хозяин быстро сообразил, что с прибывших гостей много не взять, голос с услужливо-угодливого стал раздраженным.
— Хлеб, вода — три монеты, мясо — пять, вино — десять.
Валет развязал мешочек, и, выудив десять монет, протянул хозяину:
— Этого хватит на кусок мяса, хлеб и кувшин с водой. Так же нам необходим ночлег.
— Десять монет, — бросил трактирщик.
Мы, столкнувшись лбами, уставились в мешок еще раз, поняв, что наши скромные сбережения на исходе, с болью в сердце отдали остатки:
— И на утро приготовь сушеного мяса в дорогу.
Еда оказалась на удивление… мерзкой. Нет, я ожидал нечто пресное и вонючее, соли и перца не знают. Но такое! Мясо жилистое, будто из старого и больного быка, обильно подгорело, а хлеб, покрытый толстой коркой плесени, тверже камня. Съели, и молча пошли спать.
Валет спал плохо, всю ночь вертелся и по-татарски кого-то материл. Думаю меня…. Я в свою очередь даже не пытался уснуть. Мысли как стая хищных мошек, что так и норовят влететь не в рот, так в глаз. Почему я всё еще жив? Где моя смерть? Куда делся Сафир? Куда идти, и есть ли смысл идти куда-то?
Рано утром вышел на улицу, земля чуть влажная, ночью шел дождь, пришлось ступать аккуратно, стараясь не поскользнуться. В поисках хоть какого-то добра заглянул под каждый куст, но оружия или тем более денег найти не удалось. Врут сволочные игры, даже ржавые мечи на дорогах не валяются, и если убить какую-нибудь лягуху, из неё колчан стрел не выпадет. Я пробовал…
Забежал к старику, но он, вероятно, еще спал, дверь закрыта изнутри.
Вернувшись в таверну, разбудил Валета:
— Пойдем, пока на улице не так жарко.
— Куда пойдем? — зевнул он.
— Сперва за Уралом, спрячем в сарае. Затем двинем в город. Я спросил трактирщика, тут всего одна дорога, и город не так уж далеко, кое-где можно срезать.
— А зачем нам в город? — зевнул он, — может, стоит найти Сафира?
— Стоит, — согласился я, — но чтобы его найти — надо хоть что-то предпринимать. Думаешь, если засядем в этой глуши, он свалится нам на голову?
Валет взъерошил волосы на голове, собираясь с мыслями и прогоняя остатки сна.
— А что с Уралом? Я не брошу свой мотоцикл!
— Сказал же, сперва за ним, — гаркнул я, — просыпайся!
Трава, окутавшись росой, переливается всеми цветами радуги, и не под настроение радостно блестит и искрится. Измученные дневным солнцем и ночным холодом, даже на разговоры сил не осталось, упрямо шли вперед. Стена деревьев сбоку почти не меняется, лишь когда проскальзывает орешник, кидаемся нарвать еды. За сутки смогли пройти около шестидесяти километров, с остановками на еду и сон, разумеется. А на второй день мышцы разнылись так, что если пройдем тридцать, уже здорово.
— Костаниэль, вот как буду представляться, — заключил я спустя час непрерывных раздумий.
Валет, не поворачиваясь, хмуро буркнул: