— Что-то не так?
— Даже не знаю. — Она попробовала отковырять макароны, но безуспешно — они слиплись в одну большую массу. — Так и должно быть?
— Ну как тебе сказать… — Саша подошел к ней вплотную и заглянул через плечо. — Если ты готовила шар из макарон, то да, именно так и должно быть… — Он открыл вторую кастрюлю, в которой, по всей вероятности, находился соус. — Судя по цвету твоего соуса… черный шар.
— Издеваешься? — Таня всматривалась в его лицо и пыталась понять, насколько серьезно он говорит. Сама уже догадалась, что блюдо не удалось от слова «совсем», но как спасти ситуацию, не знала.
— Нет, ну что ты, — съязвил в очередной раз Саша. — Я же свинья и вполне могу есть такие помои.
Он не смог сдержаться, желание ужалить побольнее было слишком сильным. Не понимал сам себя, рядом с ней превращался в совершенно другого человека, слишком остро реагировал на все, эмоции не поддавались контролю.
— Зачем ты так? Я же старалась… — Татьяна едва сдерживала подступившие слезы. Его слова отдавались болью в подреберье, понижая самооценку ниже плинтуса. Она и без него знала, что ничего не умеет, но была не виновата в том, что ее растили как принцессу, отгораживая от всего на свете.
— Спасибо за старания, — коротко бросил он и, стараясь не смотреть на нее, направился к выходу. Бежал, позорно и трусливо. От нее и от себя. Спасался, как мог, от нахлынувших опасных чувств, не желая признаваться себе, что она становится небезразлична ему.
— Ты куда? — сама не зная зачем, спросила Таня, тоненькие соленые дорожки все же покатились по щекам.
— Не поверишь — поесть, — не оборачиваясь, огрызнулся он и хлопнул напоследок дверью.
***
Под вечер состояние Тани только ухудшилось: грудь болела все сильнее, появились слабость и головокружение. Легкий озноб, мелкой дрожью сотрясавший тело, говорил о повышении температуры. Она запаниковала, не зная, что предпринять, все больше ощущала собственную беспомощность. Саша был единственной надеждой на спасение, но он до сих пор не вернулся. Искать его было бессмысленно, она не знала здесь совсем ничего, да и тащить ночью ребенка на улицу не лучшая идея.
Вспомнив, как утром Саша доставал из ящика на кухне какие-то лекарства, Татьяна поспешила туда. Несмотря на то, что ее знания в фармакологии были весьма поверхностны, таблетки от жара она нашла. Внимательно прочитав инструкцию, в противопоказаниях нашла пункт о запрете при грудном вскармливании и не решилась их принимать, боялась навредить дочери.
Единственное, что она могла сделать в таких обстоятельствах, — это положить на лоб холодный компресс, чтобы хоть как-то облегчить лихорадку, и лечь спать, в надежде, что к утру станет легче или хотя бы вернется Саша и расскажет ей, где в их деревне искать врача.
Неясный шум проник в сознание, безжалостно выдергивая из царства сладких грез. Татьяна с трудом разлепила веки и увидела темный силуэт, нависший над ней. Крик застрял где-то в горле, а тело будто парализовало от страха.
Включился ночник, и она тут же узнала Сашу, но от этого стало совсем не легче. Плотно сомкнутые губы и горящий взгляд говорили о том, что настроен он очень решительно, а сильный запах спиртного лишал последней надежды.
Татьяна хотела бы спрятаться, сбежать от него, но организм был сильно ослаблен болезнью.
Саша не церемонясь стащил одеяло и окинул ее похотливым взглядом. Она задрожала, понимая свою участь — сейчас ее просто изнасилуют. Но сил для борьбы не осталось, Таня лишь как мантру повторяла: «Не надо».
Он был беспощаден и глух к ее мольбам, совершенно не заботился о ее чувствах и ощущениях. Не раздумывая ни секунды, распахнул ее халат и принялся жадно ощупывать тело, сминая нежную грудь огромными лапищами. Таня закусила губу и тихо заскулила от боли и омерзения. Слезы отчаяния покатились по щекам, немного облегчая страдания. Единственное, о чем она молилась, это чтобы дочь, спавшая в коляске, не пострадала.
***
Весь день Саша провел в борделе у Юсупыча, мужественно сражаясь с собой. Вокруг то и дело крутились полуобнаженные женщины, призывно выгибающиеся для него, но он не обращал на них внимания, слишком брезгливо относился к представительницам древней профессии, а вот алкоголя позволил себе слишком много.
Привычно заливал голос совести, сверливший мозг острыми иглами. Но ничего не получалось, она не поддавалась, будто жила своей собственной жизнью, смотрела свысока и ехидно посмеивалась над его жалкими попытками, опутывая скользкими щупальцами. Раз за разом заставляла проматывать в голове разговор с Таней, его жестокие слова и ее неподдельные эмоции. Саша не хотел обижать Таню, не хотел причинять страдания, где-то в глубине души понимал, что она не виновата ни в чем и он не имеет права судить о ней по чужим поступкам. Просто ему было больно, и, как зверь загнанный в угол, он инстинктивно оборонялся.
Отчаявшись найти успокоение, Александр расплатился по счету и, изрядно покачиваясь, побрел домой. Внутри все горело от горького чувства вины, оно буквально парализовало все системы организма, не давая нормально дышать. Решив во что бы то ни стало попросить прощения, Саша ввалился в дом, кое-как скинул с себя верхнюю одежду и обувь и подошел к комнате Тани.
Тяжело дыша, прислонился лбом к гладкой прохладной поверхности двери и прислушался. В доме царила полнейшая тишина, лишь слабые стоны доносились из комнаты.
Он вошел внутрь и приблизился к кровати. Не знал, зачем вломился в ее комнату среди ночи и что скажет, если она вдруг проснется, просто хотел увидеть. Это неосознанное желание затмило здравый смысл.
Татьяна спала, в слабых отблесках луны ее лицо казалось почти белым. Волосы беспорядочно разметались по подушке, и только одна непослушная прядь щекотала нос. Саша улыбнулся, наблюдая за ней. Таня казалась такой чистой и невинной, что перехватывало дыхание. Поддавшись порыву, он аккуратно убрал прядку наверх, при этом случайно коснулся кожи и замер. Не поверив своим ощущениям, приложил ладонь к ее лбу и нахмурился — тот был влажный и горячий.
Пьяный мозг неохотно шевелился, с трудом подсказывая дальнейшие действия. Саша посветил телефоном на ее лицо и только сейчас заметил детали: щеки раскраснелись, губы сухие, а быстро бившаяся венка на шее свидетельствовала об учащенном пульсе.
Душа ушла в пятки, а разум тут же просветлел.
Александр с ужасом для себя осознал, что не знает о Тане ничего: ни возраста, ни анамнеза. Когда она родила? Как проходили роды? Кормит ли ребенка? Вопросы множились в голове, но натыкались на глухую стену неизвестности. Он мог только предполагать. Недостаток информации стоил слишком дорого и мешал правильно установить диагноз.
Доверившись интуиции, Саша включил ночник и вернулся к кровати.
Таня проснулась и теперь с ужасом смотрела на него. Он был настолько сосредоточен на процессе, что не обратил на нее внимания и продолжил изучать симптомы.
Скользнув взглядом в вырез халата, случайно заметил покраснение на коже, тут же распахнул ткань и облегченно выдохнул. Профессиональное чутье не обмануло, он верно обнаружил проблему, осталось только обозначить масштабы.
Татьяна что-то бормотала, пыталась остановить его, но Саша ничего не слышал, он смотрел на часто вздымавшуюся грудь и пытался справиться с внутренней паникой. Руки дрожали, тремор начался очень не вовремя и мог сильно помешать диагностике. Он усиленно боролся с собой и своим прошлым. Стиснув зубы, буквально заставил себя сделать решительный шаг и принялся ощупывать женскую грудь. Одна была мягкая и упругая, словно тесто, вторая же будто налита свинцом, и кожа на ней горела огнем. Медленно массируя долю за долей, Белов ощущал, как в пальцах просыпается былая чувствительность, а вместе с ней возвращается уверенность в себе и своих силах.
Услышав сдавленный стон, он наконец посмотрел в глаза своей пациентке.
— Давно это началось? — спросил холодно и по-деловому. Сейчас между ними не могло быть никаких симпатий и антипатий, Саша будто вернулся в прошлое, где он врач-гинеколог, а женщина перед ним — лишь пациент.
— Третий день, — едва выдавила из себя Таня, сбитая с толку происходящим. Она не успела опомниться, как все круто изменилось и гнусный насильник превратился в благородного спасителя. Он не переставал ее мучить, мягкие пальцы скользили по напряженной груди по только ему понятному маршруту. Боль была невыносимой, дезориентировала в пространстве, но где-то на периферии сознания Таня доверилась ему и больше не сопротивлялась.
— Почему молчала?
Она не нашлась с ответом. Да и что могла сказать? С какой стати должна была делиться с первым встречным своей интимной проблемой?
— Я умираю, да? — спросила она, с немым отчаянием глядя ему в глаза.
Саша не смог сдержать улыбки.
— Поборемся еще, — заверил он, подхватил ее на руки и понес в ванную.
Сорок минут Белов измывался на ней в ванной. Разогревал душем протоки в груди, массировал и сцеживал застоявшееся молоко. Он очень боялся, что попала инфекция, тогда пришлось бы колоть антибиотики, но им повезло, и все обошлось.
Упершись руками в ванную, Таня наблюдала за его четкими, выверенными движениями и сквозь зубы терпела. Постепенно пришло облегчение, грудь больше не распирало от боли, остались лишь неприятные тянущие ощущения.
Саша терпеливо разминал ее грудь до тех пор, пока она не стала мягкой, как пластилин, затем завернул Таню в полотенце и отправил на кухню.
Оставшись один, долго умывался холодной водой, приводя мысли в порядок. Руки сводило от перенапряжения, но он был доволен собой, как никогда.
В диагнозе Александр не сомневался. Это был лактостаз. Банальный, обычный застой молока. Первый раз он столкнулся с ним еще в интернатуре и сильно растерялся. Сейчас же на сомнения не было времени, как и права на ошибку. Его решение было бескомпромиссным, а действия стремительными. Он не боялся взять на себя ответственность и был уверен, что сделал все правильно.
***
Татьяна сидела за столом, плотно закутавшись в полотенце, и ждала своего спасителя. После пережитого ее еще немного потряхивало, но в целом самочувствие улучшилось. Он появился через несколько минут. Лицо его было серьезно и сосредоточено, она не могла понять, о чем он думает и в каком пребывает настроении. Саша вообще был для нее загадкой: слова и действия сильно противоречили друг другу. Всем своим видом он открыто демонстрировал неприязнь к ней, но в то же время постоянно приходил на помощь. Сейчас его взгляд не излучал привычную холодность, и от этого было еще больше не по себе.
— Ты напугала меня.
— Один-один, — грустно пошутила Таня. — Может, чай сделать? — предложила она, чтобы хоть как-то компенсировать его переживания.
— Не нужно, — устало выдохнул Саша, достал из морозилки лед, сделал компресс и протянул ей. — На вот, приложи ненадолго.
— Зачем?
— Чтобы снять отек.
Татьяна не спорила, приложила холод к измученной груди и тут же ощутила колючие иголочки на своей коже.
— Лучше на сгибе локтя. — Он передал ей градусник.
— Почему?
— Под мышкой у тебя сейчас выше из-за воспаления, — терпеливо пояснил Саша и отвернулся. Налив себе воды, жадно пил большими глотками. Сил, чтобы думать о чем-то не было совершенно, он вымотался окончательно.
Выждав положенное время, забрал градусник и кивнул, температура хоть и была повышена, но уже не вызывала опасений.
— Все хорошо? — робко поинтересовалась Таня, желая все же выяснить свою судьбу.
— Будет, обязательно, — пообещал Саша и улыбнулся одними уголками губ. — Давай еще раз осмотрю тебя.