— Нет. Это мы оставим на крайний случай, — она сложила листок и передала мне. — Пока убери от греха подальше. Теперь ты должна сделать так, чтобы он понял, что теряет.
Я замерла, удивлением глядя на Татьяну Федоровну.
— В чем дело? — она подняла брови.
— Я слышала эти самые слова от жены Майорова только вчера.
— Умная женщина, — со знанием дела кивнула Татьяна Федоровна. — Мне она нравится. Что еще она говорила?
— Советовала показать ему, что есть и другие мужчины, которым я могу понравиться. Даже предлагала познакомить с кем-нибудь…
— Во-о-от, — Татьяна Федоровна подняла вверх указательный палец. — А это уже план. Только для того, чтобы все это сработало, ты должна выглядеть соблазнительно, как никогда. Игнорируй его. Не замечай. Говори с ним по минимуму, и если пересечешься, делай скучающий вид. Но! Ты должна подобрать сопли и привести себя в порядок. Зря мы, что ли, накупали тебе гардероб?
— Но там все летнее…
— Ничего, моя дорогая, прояви фантазию. У вас тут кондиционеры работают отвратно, не думаю, что Олег уволит тебя за проявление женской слабости. Ты ведь сохранила контакты жены этого Майорова?
— Да.
— Отлично. Сделай так, чтобы она пригласила вас обоих на ужин. Они с мужем, вы с Олегом… Поверь, он не откажется. Но сначала выжди паузу. И чтобы завтра я тебя не узнала.
— Может, не стоит? — вздохнула я, вспоминая, как тяжело мне дался прошлый провал. То есть, по мнению Татьяны Федоровны, это была удача, но как-то верилось слабо. И вот опять — в доспехи и в седло?..
— Даже не спорь, — отрезала старушка. — Завтра мы приступаем к этапу номер два.
Глава 20
Олег
Сначала я хотел извиниться. Была такая крамольная мысль. А потом вдруг подумал, что и не за что, в общем-то. Разве я неправильно поступил? В чем моя вина, чтобы просить прощения? Нет никакой вины. Я честно сказал: котлеты отдельно, мухи отдельно. Предупреждал? Да. И поступил по совести. Одному Богу известно, каких усилий мне это стоило. Колебался до последнего, мозг отказывал, тело пульсировало. Вот зачем она поцеловала меня на пляже? Мы и так выглядели вполне романтично на парашюте, и не стоило укреплять успех лишним поцелуем.
Я что, робот? Красивая женщина, которая пахнет персиками и медом, сладкая, молодая, упругая и до чертиков сексуальная, прижимается ко мне, как змея к запретному древу. Щекочет острым язычком, трется мартовской кошкой… Какой нормальный мужчина это выдержит? Конечно, я тут же нырнул в холодную воду! И греб, пока не заболели плечевые суставы. За что мне такое, Господи? Всего-то хотел тендер. Один маленький несча… Ладно, не маленький. Но нельзя же так наказывать за невинный обман!
Я ведь хотел объяснить ей все снова. Тогда, в номере. Но вот скажите, можно вообще вести конструктивный диалог с полуголой девушкой в крошечном мокром купальничке? У широкой кровати с зазывным шелковым покрывалом? Нет, если ты гей или кастрат — нет вопросов. Но я-то ни первый, ни второй! Как бы Стрельцова ни шутила про мое достоинство, там все работало, как часы. А в ее присутствии — как сумасшедший, нашпигованный тестостероном будильник.
Нет, не спорю. Я мог бы не прикасаться к ней тогда. В теории. На практике — не сумел. Никто не идеален, что уж. Но ведь и она не отказала! Одно слово, одно-единственное «нет», и я бы исчез за дверью сию же секунду. Но каждая ее реакция была приглашением следовать дальше, пробовать ее, наслаждаться, рушить запреты.
Если честно, таких темпераментных мне еще не попадалось. За свою жизнь я повидал некоторое количество более или менее успешных имитаций, видел и настоящие экстазы, к коим, разумеется, я имел непосредственное отношение. Но вот такое?! Первый раз, честное слово. Чтобы девушка дрожала от моих прикосновений, как будто я не пальцами ее гладил, а паяльником… Чтобы так стонала, кусала губы, а потом, внутри… Я был на грани.
Черт, она ведь звала меня! Открыто предлагала продолжить! Так искренне заботилась, чтобы и мне достался кусочек удовольствия… Я сам не понял, почему вдруг подумал о Паше. Бред ведь… Сначала стрельнула мысль, что все из-за тенденра. Тендер, Майоров, Паша… Перед глазами возник тот танец, когда я застал их на дискотеке. Вот она извивается под музыку около него. Загорелый, юный, мускулистый. Из тех, кого ставят в мальчуковые группы или снимают на рекламу трусов. И мне вдруг подумалось: интересно, на него бы она так же реагировала? Или, может, уже?.. Если ее так легко завести, то, может, она постоянно ищет удовольствий? И я просто подвернулся под руку?
Это было еще обиднее, чем мои первые догадки, будто она хочет охомутать меня, чтобы превратить в спонсора. В самом деле: зачем я ей? Сынок Майоровых куда перспективнее. Пусть он ее немного младше, но я-то видел жадные взгляды на пляже, во время волейбола. За ужином… Может, со мной она просто сбросила напряжение…
Да, я откровенно ненавидел себя за эти мысли. Но остановиться не мог. Потом телефонный звонок… Вот она, божественная длань. Знак, что пора раствориться в закате и перекреститься, что все не стало еще хуже.
Почему она расстроилась, я так до конца и не понял. Мы ведь договорились, что все фиктивно и никакого продолжения. Может, женская гордость? Обиделась, что я не соблазнился ее прелестями? Подумаешь. Нет, ведь хотел извиниться! Потому что она заперлась, ночью, кажется, я слышал нечто, похожее на плач. ПМС, мало ли. Вдруг не хочет уезжать от Паши? Стану я ее еще утешать.
К утру она вышла с опухшим лицом, о чем-то шепталась с Милой, обе бросали на меня злые взгляды. Ну точно, ПМС. Сколько там? Три, четыре дня? Все пройдет, тогда и поговорим.
Когда мы встретились в офисе, совесть принялась мучить меня с новой силой. Катя пришла какая-то побледневшая, несмотря на недавний отдых. Печальная, уставшая… Как будто не сама Стрельцова, а ее тень. И опять же: я хотел извиниться. Но она шарахнулась от меня, как дикая кошка, и забаррикадировалась в бухгалтерии. А выяснять отношения под бдительным оком Татьяны Федоровны или, еще хуже, остальных мастериц дебета и кредита, мне не улыбалось.
И я пообещал себе: три-четыре дня, все уляжется, и мы поговорим спокойно. Как взрослые люди. Может, я даже куплю ей цветы, свожу на ужин. Или шоколад… Что там женщинам нужно, чтобы успокоиться? Моя бывшая предпочитала белое золото, но потому я и развелся.
Но в среду все покатилось в тартарары. Я пришел на работу чуть раньше, мы с Лебедевым готовились к встрече. Он встретил меня на первом этаже, в фойе, возбужденный и полный энергии. Либо кого-то продавил на скидку, либо узнал какую-то необыкновенную новость.
Мы зашли в лифт, Саша уже набрал воздуха для долгого монолога, как вдруг, в самый последний момент между дверьми возникла узкая ручка с красными ноготками. Хвала датчикам движения, двери послушно поползли в разные стороны, и я увидел Катю.
Ну, то есть как. Теоретически это была она. Практически…
Саша так и замер с приоткрытым ртом, не выронив ни слова, я пытался вспомнить слова приветствия, но язык прилип к небу. Единственное, что мне в ту минуту хотелось сказать, так это «Что за!..», но природный такт не позволил.
— А, Олег Сергеевич, Александр Юрьевич. Доброе утро, — скучающим тоном произнесла она. Лениво скользнула взглядом по нашим лицам, коротко кивнула и повернулась спиной. Нажала нужную кнопку, и лифт сомкнул врата ада.
Я молча созерцал ее одежду и пытался идентифицировать. Это было нечто среднее между платьем, туникой и рубашкой. Выглядело так, будто она проснулась после ночи с кем-то очень высоким и большим, накинула на себя мужскую рубашку и просто затянула на талии черный пояс. Нет, формально все было прикрыто. Даже почти доставало до колен. Но меня не покидало ощущение, что она только что выпрыгнула из постели любовника, и почему-то казалось, что под этой рубашкой у нее ничего нет.
Она собрала волосы в небрежный пучок, шея осталась открытой. И на долю секунды я снова ощутил запахи персика и меда, как тогда, в номере, когда она извивалась… Черт. Вот только об этом сейчас вспоминать не хватало!
— Не помню, чтобы у нас сменился дресс-код, — не выдержав, буркнул я, и тут же мысленно обругал себя за стариковскую ворчливость.
— Да ладно, Олег! Мне нравится, — влез Саша. — Свежо и по-летнему. Айтишники уже давно ходят на работу в футболках и шортах.
Ха! Уж я-то знал, что именно ему нравится. И дело было точно не в его прогрессивных взглядах. О, нет. Он осматривал Катю с интересом, с самым настоящим мужским интересом, и впервые в жизни мне захотелось взять своего зама за шкирку и вытолкнуть из кабины лифта. Было бы, куда.
— Ой, Олег Сергеевич, — она обернулась с невинной улыбкой. — Я знаю, немного неформально… Но мы же давно просили в бухгалтерию новый кондиционер. Старый ну никак не справляется: или морозит так, что Светлану Ивановну продувает, или духота… Да вы не переживайте, я вот галстук взяла, — она выудила из сумочки длинный черный галстук и приложила к себе, снова привлекая внимание к груди. Черт! Я так и знал! Без лифчика! — Если кто-то придет, из-за стола будет казаться, что вся в дресс-коде! Ну, пожалуйста, Олег Сергеевич. Можно?
— Ну правда, Олег Сергеевич, можно? — в тон ей повторил Лебедев. — И у Кристины юбка гораздо короче.
— И это, между прочим, офисное платье, — она очертила рукой контуры своего тело, снова заставив меня вздрогнуть.
Издевается! Нарочно! Это просто месть! Что ж, если я дам ей повод думать, что месть удалась, она будет каждый раз так поступать. И это «платье», и этот маникюр. И разговаривает со мной, как невинная студенточка из ролевых игр. А макияж, имитирующий его отсутствие? Только блеск для губ, словно она только что целовалась… Что за черт! На меня это не дей-ству-ет.
— Да пожалуйста, — как можно равнодушнее ответил я.
Дернул плечом и хотел было насмешливо вскинуть бровь, но она уже отвернулась, словно ей было наплевать на мою реакцию. Лифт остановился, двери разъехались с мелодичным звонком, и Катя выпорхнула, будто торопилась на свидание.
Стоп. Ведь не с кем же, да? В бухгалтерии одни женщины, в маркетинге за редким исключением то же, а то редкое исключение, наш Леша, жаждет мужского внимания едва ли не сильнее, чем его сослуживицы. В проектном отделе мужики еще старше меня…
И с чего такая перемена? Быстро же она! Поубивалась сутки — и превратилась в Лолиту. А ведь раньше такой не была!
— …ты вообще слушаешь меня? — донесся откуда-то издалека голос Лебедева.
Я моргнул и обнаружил, что стою перед дверью в свой кабинет и жду, непонятно чего. А над ухом что-то говорит и говорит мой зам.
— Извини, задумался, — буркнул я, тряхнув головой.
— Олег Сергеевич, все в порядке? — суетливо вскочила из-за стола Татьяна Федоровна.
Острый взгляд с любопытством воткнулся в меня, как скальпель хирурга. Никто не мог запретить этой старушенции препарировать меня в мыслях. Доморощенная преемница Фрейда. Наверняка уже придумала тысячу оправданий моей задумчивости и уже превратно все интерпретировала. Ну и пожалуйста. Главное, что она не сплетница, а уж что творится в ее коварной седовласой голове, меня не касается.
— Зайдите потом, Татьяна Федоровна, — сухо отозвался я. Меньше фамильярности — лучше дисциплина.
— Кофе как обычно? Вы успели позавтракать? Звонил Бобров. Встречу на одиннадцать подтвердить?
— Зайдите. Потом. Татьяна. Федоровна, — отчеканил я и захлопнул дверь, оградив нас с Лебедевым от лишних вопросов.
Но и тут легче не стало: Саша осмотрел меня с ног до головы, как призывника, потер подбородок и осуждающе вздохнул.
— Что еще? — раздраженно осведомился я, вешая пиджак на спинку кресла.
— Какой-то ты… Несдержанный. Может, отложим? Не хочу попасть под горячую руку.
— Не валяй дурака. Все, как обычно. Надо нанять приличного кадровика, потому что то, что у меня творится с сотрудниками, уже ни в какие ворота.
— Ясно. С сотрудниками.
— Хочешь что-то возразить? — угрожающе спросил я, усаживаясь за стол.
Лебедев изобразил, что запирает рот на молнию, и вернулся к обсуждению проекта. Я изо всех сил старался сосредоточиться, но мысли снова перескакивали на Катю и это платье-рубашку. А если она соврала? И никакое это не платье? А вдруг это и правда одежда ее любовника? Может, она переночевала у него, было не во что переодеться… Так ведь бывает, когда люди не могут долго оторваться друг от друга, и надо спешить на работу… Когда-то я полдня проходил в брюках на голое тело, прежде чем добрался в обеденный перерыв до магазина. Вдруг у нее то же самое?.. Раздался хруст, и я с удивлением посмотрел на сломанную перьевую ручку в своих руках и лужицу чернил на столе.