Посмотрела в стол перед собой и с бешено бьющимся сердцем, чувствуя слабость в ногах, меняла тарелку у соседствующего с кавказцем мужика.
Зелимхан, улыбнувшись, только собирался ответить, но дверь вновь отворилась и компания была пополнена.
Я исподлобья бросила взгляд на вошедшего. Крепко за тридцать. Подтянутый, даже, скорее, поджарый. Двигается плавно, но однозначно решительно. Лицо хищное. Очень. В основном из-за прошибающего навылет взгляда глаз, цвета плавленого серебра. По ощущениям ртути. Все это пытается скрадывать воистину располагающая внешность, но у нее не особо получается.
Это был тот самый случай, когда невольно сторонишься, если такой идет навстречу.
Красив и при этом отталкивающий, ибо взгляд. Он слишком… просто слишком…
— Салам аллейкум еще раз, джентльмены. — Голос пришедшего низкий, с каким-то полуэхом отдаленного мурлыканья. Особого. Так мурлычут мощные хищники породы кошачьих. Слегка, и в то же время пробирающе вибрирующее, одновременно с весьма насыщенным тоном этой самой вибрации, когда понимаешь, что мурлычит не домашнее животное. Бросая мотокуртку на спинку стула и ослабляя узкий черный галстук, расстегнул ворот белой сорочки, обнаживший строгие геометрические формы насыщенной, словно вантаблэком выбитой, тату, сложным симметричным узором от середины его шеи уходящей частыми острейшими разнокалиберными и неизменно зеркальными углами вниз, за ворот, явно стремясь друг к другу и смыкаясь где-то на уровне его ключиц. Татуированный, усевшись в кресло рядом с целованным, взял его бокал и, поднеся к лицу, чуть вдохнув взболтанную жидкость, задумчиво заключил, — снова твой излюбленный айриш скотч, Юрич. Ты закончил? — После подтверждающего кивка «Юрича», так и не повернувшего к нему лица, последовал упреждающий жест жердю, кинувшемуся было за чистым бокалом.
Татуированный, не глядя взял поданную целованным салфетку, выплеснул алкоголь в сторону на пол, прошелся хлопком белой ткани по краям бокала, одновременно потянувшись за бутылкой хорошего коньяка чуть поодаль от себя.
— Что так долго? — Невозмутимо осведомился целованный, затушив сигарету в пепельнице, все так же не поворачиваясь на татуированного, льющего конину в его бокал. — Пробки против шерсти?
— Да, и всякие кожаные ублюдки. — Лениво улыбнулся тот и поднес бокал к носу, вдыхая запах коньяка с оценивающим видом, а после, с эхом хищной насмешки, прошибая острым, чрезвычайно пробирающим взглядом побледневшего толстячка, произнес, — вечер добрый, Эдуард Иванович. Нас не представили друг другу в этом теплом, почти семейном кругу. — Эхо сарказма в утробной вибрации голоса и тени иронии в ртути и золоте глаз засквозили одновременно, когда он, сделав глоток и очень кратко выдохнув, неожиданно располагающе улыбнулся и представлялся, — мое имя Станислав Алексеевич…
— Кот, — обреченно закончил толстячок.
— Вижу, вы слышали обо мне. — Улыбнулся уголком губ Кот, медленно и плавно, как-то действительно отдаленно по-кошачьи склоняя голову на бок, так же неторопливо отставляя бокал на подлокотник своего кресла. Глядя на толстячка, заключил с искренним удовлетворением браконьера, обнаружившего ценный и редчайший вид дичи, — чуде-е-есно.
Оценивающе глядя на толстячка, целованный прохладно хмыкнул:
— Согрин, прежде чем покинуть чат, успел обозначить своему дроповоду весь вражеский стан. — И тихо обрубил движение Станислава Алексеевича, стопой только было придвинувшего ближайший стул справа от себя, собираясь возложить на него ногу, — трон Кира.
— А где он сам? — осведомился Кот, тотчас тем же самым скупым движением ноги отодвинув стул на место, и вновь сделав щедрый глоток коньяка, на выдохе, фыркнув, добавил, — тоже покинул чат, Кость?
— Не дай Будда. — Впервые краткий и достаточно резкий взгляд светло-карих глаз на насмешливого соседа, и что-то в этом взгляде особое, от чего Кот едва не закатил глаза и не рассмеялся, но, едва заметно кивнув, вперил взгляд в Эдуарда Ивановича, вновь склоняя голову и неторопливо поднося к лицу бокал, когда Костя продолжил, — тут обслуживание долгое, он сам за бурбоном пошел. — Костя слегка усмехнулся, топя в янтаре своих глаз бледного Эдуарда Ивановича. — У него не получилось слушать это на трезвую голову.
— Можно продублировать для опоздавших? — поинтересовался Кот, слегка откидывая голову назад и глядя вперед сквозь ресницы на полном релаксе, одновременно с этим немного взбалтывая коньяк в бокале у своего лица и так же, как и Костя, не отпуская взглядом насуплено глядящего в тарелку толстячка, которого мне почему-то стало жалко.
— Зеля, — негромко позвал Костя, расслаблено возложив локти на подлокотники, — на бис, прошу.
— Эдуард Иванович, — кавказец откинулся на стуле, блеснув зубами в сухой, вежливой улыбке вздрогнувшему толстячку, скосившему на него взгляд, — давайте на бис: поступали ли Согрину угрозы о расправе? Может быть, он упоминал о конфликтах с кем-либо?
— Нет. — Отозвался толстячок и, несколько замявшись под побуждающим на откровения взглядом внимательных карих глаз Зели, вздохнул и обреченно сказал, — только о том, что полгода назад гадалка ему нагадала, что он умрет в этом году.
В тот же момент раздалась мелодия из старого отечественного скетчшоу «деревня дураков». За столом прозвучал мужской смех, Эдуарду Ивановичу стало окончательно грустно, а я бросила осторожный взгляд на начало стола, где татуированный, приподняв бровь, смотрел на толстячка, а целованный бросил удовлетворенный взгляд на молодого зеленоглазого брюнета, моего четвертого бага — того самого, что со сцены легким движением руки запустил хаос среди десятков людей. Сейчас он, усмехнувшись и отставив локоть на низкую спинку своего кресла, отложил телефон со звучащим треком рядом с поставленной перед ним чашкой кофе. Невербальный сигнал обладателя светло-карих глаз, едва заметно поведшего бровью и длинный палец брюнета тотчас стукнул по сенсорному экрану мобильного, прекращая задорную и поясняющую своим антуражем слова толстячка, музыку.
— Мой будущий раб. — Голос Кота, обращающийся к брюнету, сразу же переведшему взгляд на него, в интонациях которого эхом стелилось ровно то же самое рельефное удовлетворение, что было в кратком взгляде медовых глаз секундой ранее. — Не заметил тебя сразу, молодец, ты мне уже нравишься. Когда на стажировку-то придешь, Аркаш?
— Отец завтра назначит Марвину переговоры о стоимости моего перехода. — Брюнет, глотнув кофе, неторопливо провел ногтем большого пальца по полной нижней губе, собирая каплю кофе. Задумчивый прищур зеленых глаз в столешницу, блеск молниеносного просчета в них и, подняв взгляд на Костю, с едва ощутимой тенью сомнения предположил, — думаю, недели через две.
— Так быстро? — удивленно приподнял бровь Кот, посмотрев в профиль слегка, но сразу кивнувшего Аркаше Кости, взглядом сказавшего брюнету нечто такое, от чего Аркаша ухмыльнулся и тоже кивнул. Бессловесное общение в миллиардную долю секунды, прострелившую и тут же канувшую в небытие атмосферу за столом. Если не смотреть на них, то и не поймешь, что состоялся краткий, но ощутимо весомый диалог: молниеносный вопрос и мгновенное подтверждение. Вот и Кот упустил это, либо сделал вид, что не заметил, снова с интуитивно ощутимой вибрацией хищника, почуявшего удачный момент, ровно уточнившего, — что это с Костоломом?
— Ремиссия в буйстве. Я решил не упускать момент. — Приподнял уголок губ Костя, переводя на Кота ироничный взгляд.
Тот усмехнулся и задумчиво произнес:
— Давно говорил, что надо в управлении ограничения по возрасту вводить. Лет до пятидесяти и досвидос, а то ни одного адеквата в возрасте нет в руководстве. — Ртуть в глазах сгустилась при взгляде на невозмутимого Аркашу, затемняющего экран своего мобильного и расслабленно постукивающего по деревянной вставке кресла пальцами второй руки, свешенной со спинки кисти. Кот, оценивающе и внимательно глядя на него, без штрихов эмоций произнес, — извини, малой.
— Да я первый, кто за это проголосовал бы. — Отозвался Аркаша, чуть пожав плечами и почти незаметно кивнув Стасу. Приподнимающему подбородок и с нехарактеризуемым выражением в изменчивых глазах, улыбаясь, глядя на Аркашу.
Вновь негромкий смех за столом и, чуть погодя, ровный голос Кота:
— Кость, — позвал он, расслабленно откидываясь на кресле и, взяв упор локтем на подлокотник, сказал, — а прикинь, слова гадалки к делу подошьют?
— Да, а потом дух Согрина в ментовку вызовут, чтобы подтвердил. — Кивнул Костя, выдохнув дым в потолок под новый раскат смеха, — Аркаш, ну что ты делаешь со своим новым рабовладельцем? Зомбомузыка. Чтобы я больше ее не слышал.
— Мы живем в удивительной стране, а эта формула ужаса, которая по странному стечению обстоятельств именуется городом, самая удивительная, — отозвался брюнет взяв телефон в руку, когда тот оповестил о входящей смс, — Константин Юрьевич, поэтому мне не кажется сомнительным опасение Станислава Алексеевича. Вдруг и правда приобщат? Тут дикий край же.
— Блять, как он мне нравится, а… — Хохотнул Кот, отсалютовав бокалом чинно улыбнувшемуся Аркаше и многозначительно фыркнув на Костино «не порть мне ребенка, а то заберу назад».
— Что ты так на органы гонишь, Аркаш? — улыбнулся Зелимхан и, чуть погодя, прикурив и выдохнув дым через ноздри, гаркнул с отчетливым кавказским акцентом, — война начнется, все к мусорам побежите! — и новый врыв хохота.
— Четкий панч, Зеля, — одобрительно кивнул усмехнувшийся Кот.
— Константин Юрьевич, — снова подал голос брюнет глядя в экран и совсем иной интонацией, серьезной и лишенной эмоций быстро оповестил, — Саня добился раскрытия медицинской тайны. Предварительно ставят инфаркт. Завтра будет вынесено патологоанатомическое заключение.
Повисла тишина. Только шум приборов, забираемых моими ледяными пальцами у мужика, сидящего через два кресла от немного нахмурившегося Кости с нехорошим прищуром глядящего в стол.
— Согрин, тридцать три года, без вредных привычек и факторов риска, среди полного здоровья и инфаркт? — улыбка Кота расслабленная, но нехорошая. — Именно в момент, когда он за каким-то хером мчал в эту обитель зла, управляемую очередными своими дропами, а тут разнос совместно с ФСКН? — Он снова отпил коньяк, и, со стуком поставил бокал на столешницу, на долю секунды вздернул уголок верхней губы. В сочетании с плавленым серебром глаз и того, что в них вспыхнуло, это мгновенно подавило мое желание их исподтишка рассматривать. Я отдала заполненный поднос жердю, взяла поданный им чистый, и, не поднимая глаз, чуть замедлившись, стала обслуживать следующего мужика.
Замедлившись, потому что если в более резвом темпе двигаться, то станет заметным то, как у меня до пиздеца дрожат неверные от страха руки. Страха, еще более подкрепленным абсолютно спокойным заключением целованного:
— Тоже подумал, что инфаркт отрисован почерком нашего брата. Согрин не знал, что мы здесь и ФСКН забрала приход, иначе бы не спешил сюда, — краткий, с неощутимой тенью усталости вздох. Шелест сигареты, выуживаемой из пачки на краю стола, щелчок зажигалки, глубокая и достаточно звучная в мертвой тишине зала затяжка, — а еще я подумал о том, что необходимо спросить у Вересовских, что их человек делал на нашей территории, прежде чем они спросят меня, почему он отправился к праотцам в момент, когда я был здесь. Аркаш, предоставь данные моего местоположения поминутно за последние трое суток и биллинг за месяц, изыми видео с камер трассы по траектории движения автомобиля Согрина и полную запись когда, как и кто его обнаружил и когда тело скоряки забрали, одновременно организуй токсикологию с упором на препараты, способные спровоцировать инфаркт и, желательно, со сроками его развития согласно его состоянию здоровья. Сане скажи, чтобы сюда ехал, — хмыкнул на мгновенное Аркашино «он уже подъезжает», и новый приказ, — Татьян, организуй предупреждение Вересовских о моем визите, его цели и ходе.
Я, складывая тарелки и чашки от какого-то особенно любящего пожрать чувака, отделяющего меня от того, к кому я категорически подходить не хотела, кратко посмотрела через плечо.
— Мы поедем? — Кивнула брюнетка, не поднимая взгляда от планшета, вставая с дивана и вынимая телефон из кармана джинс.
— Нет, Кирилл и вы к шефу с правильным отчетом. — Отрицательно повел головой Костя, сделав едва ощутимый акцент на том, каким должен быть отчет. Татьяна снова понятливо кивнула прижимая телефон к уху и, дав знак двоим мужчинам поднявшимся из-за стола, в том числе и тот которого обхаживала я, и кому жердь поставил горячее; вышла из помещения, на ходу бросив вставшему за ней с дивана «закажи джет, через три часа вылетаем», когда голос Кости позвал, — Лизавета?
— Уже. — Отозвалась русоволосая, дотоле сидящая рядом с брюнеткой, одновременно вставая с нетбуком, не отводя от него взгляда и направляясь на выход, — сейчас состыкую с протоколами наркоконтроля и все будет готово и готово правильно. Кирьянов, Сергей Борисович и Алексей Матвеевич, мне требуется ваша помощь.
Еще трое мужчин поднялись с дивана и так же как она, фактически не поднимая взглядов от гаджетов в руках, отправились за ней.
А голос продолжал координировать:
— Зелимхан и Аркаша, остаетесь здесь до выяснения всех обстоятельств и получения результатов токсикологии.
— Продолжать? — спросил Зелимхан и, после краткой паузы, пока я глядя в поднос, на неверных ногах двигалась к Косте, что-то очень негромко спросил у Эдуарда Ивановича.
— Весело живешь, Юрич. От одного откреститься не успеваешь, как новое копье прилетает. — Такой же очень негромкий голос фыркнувшего Кота, звучно щелкнувшего ногтем по стеклянной грани бокала с коньяком и безапелляционно приказавшего, — Эдуард, немедленно прекратите заедать стресс, он не закончится, отвечайте на вопросы терпеливого Зелимхана Ахмадовича. — И тут же что-то тихо спросил у Кости. Я не расслышала из-за шума крови в ушах и звона тарелки, неаккуратно поставленной на поднос.
— Нет. — Ответил Костя, немного отодвигаясь от стола, чтобы я смогла беспрепятственно забрать его посуду.
— Мне опять тебя тащить? — почти неслышная усталость в голосе Кота, затем сигнал его мобильного, вынутого из мотокуртки и недовольное, — от шоб тебе чорти вхопили…
— Марвин? Он только узнал об этом карнавале? — Со снисходительной иронией уточнил Костя, когда я обходила его кресло, чтобы забрать салфетку и пустую тарелку перед Котом. — Нависщо так робити, довбень?
— Выростеш — зрозумиешь, шморкач. — Отозвался тот, так резко вставая из кресла, что меня чуть не снесло его креслом. — Я минут на пятнадцать, у меня сеанс душевного изнасилования, Марвин не скорострел, к сожалению.
Удерживая поднос ледяными пальцами, я только было зашагала на выход вслед за вышедшим Котом, я уже почти миновала кресло Кота, как целованный, глядя на Эдуарда, что-то невнятно блеющего на вопросы сидящих рядом с ним мужчин, не глядя на меня негромко произнес:
— Будь добры, мне тоже кофе.
Затушил сигарету, откинулся на спинку кресла, поставив локоть на подлокотник и выдыхая дым в противоположную от остановившейся меня сторону.
И я допустила роковую ошибку за которую потом кляла себя всю следующую неделю:
— Вам какой?
Нет, я не забыла сделать голос низким и глухим, я забыла то, что он его слышал. И фатально ошиблась в том, что такой как он, обделит это вниманием.
Он, все так же глядя на допрашиваемого Эдуарда, слегка прищурился. Движение мимики едва заметное, очень мало лицевых мышц задействованы, но само свидетельство молниеносной реакции, заставило сработать животные инстинкты — замереть и не подчиниться требованию разума бросить нахуй этот поднос, и раз опыт я уже имею, то желательно в него, чтобы создать ему препятствие и дать себе фору, когда буду драпать. Из страны. Но я, с замершем сердцем смотрела, как он медленно повернул ко мне лицо.
Узкий ободок радужки цвета плавленого золота. Полумрак помещения и тех, что в нем присутствовали, находили свое закономерное эхо в чернильной тьме расширенных зрачков. Взгляд прямой, открытый, твердый. Спокойный и, может быть, слегка ироничный. Полное самообладание при тлеющем интересе. Человек-выдержка и самоконтроль, несмотря на то, что вскрыл провокационную махинацию в партии.