— Да отработаю я. — Поднялась со стула и направилась к двери, — только можно больше без постановок, я домой хочу после работы.
— Извини, — снова мрачно-виноватое бурчание в спину. — И спасибо.
Данка появлялась в офисе ежедневно, спуску штату не давала и машина прибыли вышла и состояния стагнации. Гоняли на склад чуть ли не каждый день, фотосессии, массовая реклама в соцсетях, закупка рекламы у блогеров, тщательный таргетинг, подготовка к открытию шоу-рума…
Я ездила с ней от складов до фотостудий, офиса, шоу-рума и обратно. Рабочий день в диком режиме, но отдача была замечательная, продажи шли массово. Данка наняла пару человек дополнительно, потому что рук не хватало, поставщики едва успевали, склад стремительно пустел. Даже окрещенные мертвым грузом товары при правильной комбинации и подаче, уходили. Шеметова сначала напрягала Ленку, надеясь, что та за две недели моей отработки сумеет полноценно меня заменить, но то ли Ленка включила режим обиженной, то ли она действительно тупенькая, но обучалась она как-то херово, а время уходило. Поэтому Шеметова попросила меня ей показать/рассказать/натаскать на методы раскрутки и впихона ее товара. Схватывала она быстро, уточняла, пробовала сама.
Работать Данка умела, руководить тоже, почему она раньше этого не делала, я не спрашивала. Мы с ней вообще были в странных отношениях, вроде бы и деловых, а вроде и полуприятельских, потому что чувство юмора одинаковое. В перерывах кофе, сигареты, разговоры о бизнесе, которые зачастую плавно перетекали в треп за жизнь. Собеседник из нее был интересный, самоирония и здравый цинизм, взгляды на жизнь и творящееся вокруг не через розовую призму. Событий тех дней не касались вообще, ни она меня ни о чем не спрашивала, ни я ее, хотя иногда прямо очень хотелось, и не праздного любопытства ради — Шеметов тоже часто появлялся в офисе и обычно сразу шел в кабинет к Данке, они о чем-то трепались, потом чокнутая изображала, что все нормально, но было заметно, что нет. Когда Андрей Падлович появлялся, а его супруги не было, то наступало время охуительных спектаклей, где я изображала хлопающее глазами бревно, когда он вроде мимоходом, а вроде и откровенно напористо пытался сразить мое сердце. Не выдержала я, когда он притащил букет, мягко укорив едва не беснующуюся Ленку, якобы, назвавшую ему неверную дату моего рождения. Ее заискивающе-униженное «нет, я же сказала двадцатого декабря, а не июля, я точно помню, Андрей Павлович», он проигнорировал и настойчиво позвал меня пожрать сегодня вечером в ресторане, но ему позвонили, и он, изменившись в лице, куда-то умчался, так и не дослушав, что я не собираюсь принимать цветы, идти с ним в ресторан и вообще считаю неприемлемыми подобные знаки внимания.
Аккурат в момент, когда я отдала букет Ленке, возразившей против моего первоначального стремления выкинуть его нахер, в офисе появилась чокнутая. Явно обрадовавшаяся отсутствию собственного супруга и по Шеметовской традиции проигнорировала Ленку, застывшую за разрезанием бутылки, которой была уготована роль вазы.
— Дан, — начала я, зайдя за ней в кабинет и плотно прикрыв за собой дверь.
— Этот веник он тебе притащил, я уже поняла. — Ровно так произнесла она, как будто не о своем муже говорила, роясь в бумагах у себя на столе. — Он тебе еще много чего притащит, в душу ты ему запала, раз так открещиваешься и никак им не очаруешься. И нет, я не злюсь, не ревную, и вообще больше за тебя переживаю, человек ты неплохой, значит, он тебя не заслуживает, но он этого не понимает и чем сильнее ты будешь его отгонять, тем больше у него это восторга вызовет. Потерпи, у него больше двух-трех недель интерес не удерживается, потом новую жертву себе находит.
— Чего ты с ним не разведешься? — оставив попытки понять, что происходит в жизни в общем и в этой вроде бы совсем не тупой голове в частности, в лоб спросила я, внимательно разглядывая чокнутую.
Данка остановилась на секунду. Взгляд в стол неопределенный такой, непонятный.
— А я терпила. — Беззлобно ухмыльнулась, падая в кресло и включая ноутбук, — слушай, Жень, посмотри вот эти варианты с фотостудиями, завтра в обед отфоткаем новую коллекцию. Мне надо на приемку сгонять, а то в тот раз пришла партия, швы шиворот навыворот, как принимали, хер знает.
Ясно. Вздохнув, направилась к ее столу, пока чокнутая, сграбастав бумаги и подхватив сумку, мчала на выход. Осталось два дня. Всего два дня и я свободна. Через неделю уже снимут судимость, дело рассматривали и Цыбин вчера дал железобетонный гарант. Расчет по работе уже скинули, увольнение оформили, заявление на отказ от вступления в брак приняли, и вообще все хорошо, но смутное чувство, кольнувшее за грудиной и запустившее в разум совершенно неуместную мысль, это никак не уняло.
И все пошло совершенно не так, как я планировала. Впрочем, как и всегда.
На следующий день Шеметов заявился в офис и против обыкновения проигнорировав предмет своего террора в виде меня, тут же ставшей бревном с глазами без налета интеллекта, сразу направился в кабинет Данки. И пробыл он там довольно долго. В офисе работа кипела, принимались звонки, заказы, шло оформление и прочее, но Ленка и еще пара девчонок, заинтригованные сим поворотом, перешептывались и смотрели на Данкину дверь. Я тоже смотрела, чувствуя необъяснимо нарастающее напряжение.
Ручка повернулась и вышел раздраженный Андрей Падлович, договаривая на ходу:
— … делать, что я тебе сказал, поэтому заканчивай этот фарс и езжай домой.
Жестко, твердо, в безапелляционно приказном порядке. Офис стих, дверь, от силы с которой ее захлопнули, вновь приоткрылась и из проема донесся смеющийся, прохладный голос Данки, расслабленно опирающейся спиной о стеллаж близ двери, скрестив руки на груди и прищурено глядящей вслед удаляющегося Андрея:
— Динь-динь-дон, ты не мужик, ты гандон.
Андрей застыл в полушаге от порога. Сжал челюсть так, что желваки заходили. Чокнутая презрительно улыбаясь, не размыкая губ, смотрела в окаменевшую спину супруга. Через мгновение резко обернувшегося и шагнувшего назад, к усмехнувшейся Данке, с такой силой захлопнув за собой дверь, что стены задрожали.
— Охрене-е-еть… — полувосторженно просипела Ленка переглядываясь с такими же впечатленными свидетелями, когда я, подхватив первые попавшиеся папки, стремительно, почти бегом, направилась к кабинету.
Стук костяшек моей похолодевшей руки по дверному полотну и, не дожидаясь ответа, распахнула дверь.
— Дана Сергеевна, — повала я глядя на нее, все так же расслабленно опирающуюся стеной о стеллаж, перед которой почти вплотную стоял побагровевший Андрей, — поставщики сейчас сообщили, что иск подадут за июньскую неуплату, нужно срочно решать, откладывать больше никак нельзя.
Данка и Андрей посмотрели на меня. Данка со снисходительностью, Андрей с некоторой злой растерянностью, но мой деланно напуганный взгляд на него и с силой прижатые к груди папочки напомнили ему о том, что в присутствии предмета своего интереса надо блюсти образ мужика, а не гандона.
— Работа, Андрей. — Вздохнула Данка, переводя на него взгляд. — Давай дома поговорим.
— Ты права, поговорим. Дома, — отступил, вскользь по скотски улыбнувшись ей, а потом вежливо мне и вышел.
— Ты реально чокнутая, — покачала я головой, закрывая дверь, отрезая нас от снова притихшего офиса и глядя на Данку, направившуюся к своему столу и упавшую в кресло.
— А он гандон. Идеальная парочка, — невесело хмыкнула она, едва заметно поморщившись. Посмотрела на меня с эхом подавленной усталости. Истощения. Не без тени досады в голосе произнесла, — сегодня ты работаешь в этой шараге последний день. Отметим?
Я протяжно выдохнула, глядя на эту пришибленную. И, фыркнув, кивнула.
— Рест, баревич? — Шеметова уставилась в ноутбук, снова с затёртой отрешенностью. — Я плачу.
— Да дома у меня. Мне после девяти нельзя квартиру покидать, у меня условный срок. С недавних пор я строго соблюдаю предписания.
— Какая ты интересная личность все-таки, Женька. — Задумчиво глядя на мрачно усмехнувшуюся меня, заключила Шеметова. — Давай. Этим клушам скажи, что сегодня сокращенный день, Ленка пусть дежурит на заказах сегодня. Я поеду фотосессию проконтролирую…
— Я с тобой. — Негромко произнесла я, глядя в ее глаза. — Прошлый раз уебищный визажист был. И освящение такое, что цвета не… с тобой я, в общем.
— Есть у меня один охуенный визажист. Даже два. — Кивнула она, отводя взгляд и вставая из-за стола, — но они только через неделю с Бали вернутся. Приходится работать с этими…
После фотосессии поехали ко мне. Данка с трудом приткнула машину на свободный пятачок у здания, строящегося рядом с моим домом.
Первая пара бокалов, обсуждения когда, как и по какой цене выставить новое шмотье. К моему удивлению Шеметова даже с парсингом справлялась неплохо. Поддавшись секундной слабости и третьему бокалу вина, показала, как по-серому лить траффик на сайт и таргетировать его. Данка, немало воодушевленная, снова со скоростью света поглощала инфу, и я уже не была уверена, что серыми способами мы этим вечером ограничимся, если бы ее не начал заебывать Андрей. Воистину заебывать. За парой не отвеченных звонков, последовали текстовые предупреждения, что если она не обозначится, он сам ее найдет. Данка, снова не показывая, что она ментально выебана, приняла входящий от него и ушла курить на пожарный балкон. Вернулась опять-таки вскоре, вяло улыбнулась, когда я закрыла ноутбук и молча плеснула в ее бокал вина.
— Мне разрешили немного погулять, — хмыкнула она, глядя на бокал. — Чего-то он подозрительно добрый, правда, что ли, влюбился…
Я поперхнулась вином, а она просто пожала плечом, откидываясь на спинку стула и пригубив.
— Если не хочешь — не отвечай, — предупредила я, глядя на Шеметову. — Ты нахрена за него замуж вышла? Он же ебнутый.
— Зато красивый, — подумав, ответила Данка, — да и обхаживать умеет так, что не сразу сообразишь, что король-то голый. Это он сейчас на расслабоне, а так, поверь, он умеет это делать. До меня вот дошло, что король голый, когда уже поздно было. — Щедрый глоток и снова отрешенный, уставший взгляд в бокал. — За мной такие шикарные мужики ухлестывали… Один был вообще… Предел мечт и не только влажных. Я вспоминаю сейчас и думаю, вот дура была, Жень, — невесело хмыкнула, подалась к столу, поставила на него локоть и, подперев голову кулаком, наблюдала за плеском вина, слегка накренив бокал. — Все при нем, охуенный мужик, раскрепощенный во всем, невъебенно умный, ну, да, криминальный немного, но сейчас я гибче стала и полагаю, что каждый имеет право на минусы. — Откинулась на спинку, мимоходом посмотрев на подавившую улыбку меня. Вот не мне криминальных личностей осуждать, явно не мне. Криминал криминалу рознь, особенно, когда упоминается невъебенный интеллект. Поэтому я кивнула, обозначив, что я не голимая моралистка и не осуждаю ее отношение к таким минусам, и она продолжила, — раньше я чрезвычайно упертая и принципиальная была, но это не только шишки по жизни приносило, но и эффективность в рабочем процессе, ведущую к тому самому пресловутому успеху, знаешь… и уверенности, что интерес всяких серьезных мужиков, это естественно, как естественно и то, что вокруг меня, такой молодой и умной, надо долго гарцевать, ибо крепость должна быть покорена только рыцарями без страха, упрека и устали. И мозгов. Но это я осознала очень поздно. — Негромко рассмеялась и стукнула ногтем по грани бокала. — Я сама из глухой провинции. Семья с достатком ниже среднего и советской установкой, что главное это образование. Школу закончила хронической олимпиадницей и золотой медалисткой. Переехала в столицу, поступила в ВУЗ. Далее лучшая студентка курса, староста группы и потока. Участие в конференциях, бесчисленные статьи и все остальное, соответствовавшее стандарту синдрома отличницы. Преподавательница, мой руководитель, курировавшая по статьям, докладам и прочему, помогла после универа устроиться в один интересный холдинг. Спецом по финансово-экономическому планированию. Синдром отличницы и там дал о себе знать. Обучилась быстро, с этим вообще проблем никогда не было. На работе ночевала и дневала, вследствие чего плавания при формировании бюджета прекратились после тотального контроля по выверке тарифных соглашений, внутригрупповых и межсегментарных операций и… да дохрена всего. Холдинг курировался, так скажем, контрольной… группой. Моя резвость и плоды моих трудов заинтересовали их и мне предложили перейти финансистом и вести финанализ по инвестированию в одном банке. Тот самый охуенный мужик и предложил. Не на последней позиции там был, поэтому работал зверски, естественно, ему некогда было завоевывать меня, все такую выебистую. У него времени не было, а вот у Андрея, доросшего до замглавы отдела и получившего к тому моменту мастера спорта по покорению строптивых куриц вроде меня, со временем легче было. Собственно, когда герой моего романа взял выходной и готов был немного поиграть по моим правилам, я уже с лозунгом Татьяны из Онегина принадлежала Дрюне. Пи-и-издец, я дура… но когда чуть поумнела, у героя моего несостоявшегося романа уже другая страсть была, да и не одна. Не совпали мы с ним в биоритмах. Так что, Женька, — усмехнулась Шеметова протянув свой бокал и стукнув о мой, — быть всей такой мадамой непреступной, это заебись, безусловно. В книгах и фильмах, в спокойной и размеренной жизни тоже, а когда не знаешь, что завтра будет и почувствовала, что рядом твой человек, то не отпускай, чтобы потом, значится, не было больно за бесцельно прожитые годы. — Она улыбнулась с задором и иронией, а вот глаза выдали. Это был тот самый случай, когда спустя пласты времени все равно помнишь. И жалеешь о том пресловутом, что лучше сделать и жалеть, чем не сделать. Я деликатно отвела взгляд, а она, отпив и недолго помолчав, заключила, — да и другие мои ухажеры не сильно отставали, а выбрала я вот это вот гавно. Почему? Потому что дура. — С искренним сожалением выдала Данка и, печально кивнув сама себе, сделала щедрый глоток. Выглядело это крайне комично.
— Так он тебя долгой осадой взял? — не сдержавшись, прыснула я.
— И красивой, честно говорю. — Заверила она снова рассмеявшуюся меня. — Да и сам по себе он ебнутый, конечно, но далеко не дурак. Дрюня умных и выебистых баб любит, но у него с ними длительно не получалось, потому что они умные, а мы с ним, блять, на тот момент были просто созданы друг для друга! Слава богу, я способна на эволюционирование. В общем, пала я под чары этого сукана, он тоже не остался равнодушен, хули, я же умная, но дура. Не в том, в чем надо умная, на сим и погорела. Дрюню в позиции топ-манагера отправили царствовать филиалами в этот мухосранск. Он меня с работы уволил и на правах мужа посадил у плиты в золотой клетке. Несколько месяцев я уверяла себя, что я счастливая жена, но это же не религия, тут на одной вере далеко не уедешь. Открыла магазин этот, поначалу интересно было, занималась. Тут Андрей с восклицаниями, что, мол, ты же замужем, вот и сиди за мужем, вот тебе светские тусовки-салоны-курорты, ты взамен обхаживай всего такого любящего меня, мы же семья и вообще я мужик-мужик, как сказал, так и будет. Это сейчас звучит глупо, а на самом деле в уши вкручивать он действительно умеет, как и вести себя нормально, если ему припрет, говорю же, не дурак… не совсем. Да и мне магазин этот вскоре опостылел, ну, не мое это, я обратно хочу, на ту работу, но меня туда уже не возьмут, птичка улетела, место сгорело, и вообще… — Данка поджала губы, с досадой глядя в стол, а в глазах такая тоска по былому, что сердце екнуло, напомнив мне, как периодически меня посещают скверные мысли, которые я с трудом отгоняю. И вот в глазах наверняка такая же тень в эти моменты. — Через некоторое время розовые очки, которыми я смотрела на мужа как-то косо сидеть начали, Дрюня для этого старался, наивно уверенный, что любовь дурочки, ее тупость и терпение будут вечными. По себе мерил, наверное.
— Почему ты с ним не разведешься? — вновь спросила я, но уже иной интонацией, ибо уже иначе думала о постановочном похищении с поревом.
Данка прицокнула языком и почему-то с весельем посмотрела на меня. Я вопросительно приподняла бровь, но, сообразив, что лезу не в свое дело, торопливо сделала непроницаемое лицо. Шеметова фыркнула.
— Да если бы все так просто было… — негромко пробормотала она, вставая со стула. — Пошли покурим?
И выложила на край стола мобильный из блейзера. Скупой, ничего не значащий жест, когда она откидывала ногтем большого пальца картонную крышку пачки сигарет, проверяя количество пуль никотина. Жест отвлекающий, не дающий акцентировать внимание на том, что она выложила телефон.
Я рассмеялась. Тихо, спуская ноги на прохладный паркет и под несколько замешкавшимся взглядом Шеметовой, выложила на стол свой телефон.
— Условка не за хулиганку и прочую лайт дребедень, да? — невесело улыбнулась она, глядя на мой мобильный, пока я, ухмыльнувшись и кивнув, потягиваясь, разминая затекшие мышцы, направлялась прочь из кухни.
Но поговорить мы не успели. Молча курили на балконе моего четвертого этажа, наблюдая за пьяной трагедией разворачивающейся перед моим подъездом.
Молодой человек, сильно поджарый и сильно навеселе, удерживал рыпающуюся в его объятиях, плачущую девчонку своего возраста. Красочно на быдлоганском вещал о своей любви, то бишь зло, с матами и эмоционально, подавляя ее попытки вырваться и скрыться в ночи. А потом она взяла и сказала, что она его не любит и отказывается выходить за него замуж. А он взял и ударил ее. Схватив за волосы и как-то ловко и высоко подкинув колено, впечатал в него ее лицо.
Рыдания прекратились, вместо этого ее скулеж и падение на асфальт, сжимаясь в позе эмбриона. А он склонился над ней.
— Отошел от нее, — скомандовала я одновременно с Данкиным «эй, тварь», и он поднял довольно смазливое, но изуродованное злостью и выпитым алкоголем лицо к нам, — отошел, блядь. Сейчас мусоров вызовем.
— Вызывай, смелая такая. Шлюху спасать!.. — с безуминкой рассмеялся он, пнув заревевшую белугой девчонку в район шеи.
— Отошел, нахуй! — рявкнула так, что мне казалось, если бы не рука Данки, я бы перевалилась через парапет, когда он, вновь склонившись, стиснул ее плечо, пытаясь поднять на ноги.
— Быстро! — гаркнула Шеметова, дернув меня за локоть и ринувшись к двери, ведущую на пожарную лестницу.
Четыре этажа, восемь лестниц. Я обогнала Данку на шестой. Врезалась плечом в дверь, на мгновение позже ударив ладонью по кнопке, разблокировавшей замок и позволившую мне, и налетевшей на меня по инерции Данке, вывалиться на улицу.
Адреналин и ненависть в крови, а перед подъездом пусто.
Данка побежала вправо, уходя в арку, ведущую во внутренний двор жилого комплекса. Я, сбежав со ступеней, посмотрела в сторону проспекта слева в отдалении. Тут расстояния мало, могли туда…
— Нет во дворе! — голос Данки, стремительно возвращающейся ко мне, застывшей перед подъездом и глядящей в сторону пустынного шоссе. И в тот же момент со стороны дороги раздался отчаянный женский вопль. Громкий, дерущий не перепонки, дерущий нутро тем ужасом, что горел и сгорал там, в том крике.
Ринулись одновременно. На въезде с проспекта на территорию жилого комплекса застыли, каждая высматривая свою сторону.
— Там! — Дернула ледяными пальцами Данку. Дернула в сторону твари, перед которой на коленях стояла ревущая девчонка, с окровавленным лицом, умоляющая отпустить выворачиваемую руку.