— Эй, Керем! — раздается у двери мальчишеский голос. Насильник поворачивается на звук. По всей видимости, вошедший в комнату — подросток. Он что-то бросает тому на турецком, от чего насильник, зарычав, отстраняется от меня.
Керем покидает комнату, а я сползаю по стенке на пол, сотрясаясь от беззвучных рыданий. Пытаюсь занемевшими пальцами поправить на себе одежду.
— Не бойся, он не тронет тебя, — раздается над головой. Поднимаю глаза и вжимаюсь в стенку, заметив сидящего рядом со мной на корточках парня лет шестнадцати на вид. Черноволосый, чумазый, смотрит на меня в упор своими карими глазами. Он первый, чье лицо без маски.
— Кроме Хозяина, никто тебя не тронет. — отмечаю, что его русский практически без акцента. В глазах парня нет ни капли злости, и это немного успокаивает.
— Прошу, скажи своему Хозяину, что я хочу поговорить, — умоляю, протянув к нему руки. Голос срывается, заикаюсь. — Скажи, что мой отец имеет много денег, и он отдаст, сколько потребуется, ради моего спасения. Передай, пожалуйста.
Парень хмурится. Оттолкнув меня, поднимается, направляясь к двери.
— Ты — товар, поняла? — обернувшись, произносит холодным тоном. — И не тебе указывать Хозяину, не тебе говорить, что делать. Сиди молча, слушайся его. Когда он решит, сам вызовет тебя. Если поведешь себя глупо, поплатишься. И Керем — это лучшее, что может с тобой произойти.
— Ненавижу вас, как же я вас ненавижу, — плачу, зажимая рукой искривлённый в немом крике рот.
— Прибереги свою злость. Не трать силы понапрасну. Они тебе еще понадобятся. А пока отдыхай, — бросает напоследок и выходит из комнаты, закрывая за собой дверь.
Два дня я провела в заточении. Только мальчишка два раза в сутки приносил еду. Завтрак и ужин. И один раз принес какую-то бесформенную футболку, чтобы я смогла переодеться. Мне было ненавистно что-то принимать от них, все эти подачки. Но платье держалось на «честном слове», ничего другого мне не оставалось, как проглотить гордость и молча надеть футболку.
Он выводил меня в ванную, где я могла помыться и справить нужду. Ванной это было сложно назвать, скорее маленькой комнатушкой с унитазом и ржавым шлангом в стене, вместо душевой.
Лишь благодаря его визитам я могла хоть как-то ориентироваться во времени, ведь даже малейший лучик света не мог проникнуть сквозь плотные завесы на окнах.
В первый день я отказывалась от еды. Не реагировала на его слова, просьбы и угрозы. Мне вообще жить не хотелось. Но после проведенной ночи в этом темной, сырой комнате мне стало так страшно, что наутро, когда он снова пришел меня кормить, все-таки сползла с кровати.
Пока завтракала, Уфук, так звали парня, не спускал с меня своих черных глаз. Я пыталась хоть немного разговорить его, выведать об их планах. Но Уфук сказал, что сегодня вернется Берк и сам мне все расскажет.
Я пыталась подготовиться к встрече с главарем. Придумывала сотню вариантов исхода событий. Перебрала в голове тысячу идей, что я могу предложить ему взамен собственной свободы. Но, как бы ни пыталась храбриться, понимала, что Берк и все его окружение — настоящие животные, уголовники, и реакцию на мои просьбы я предугадать не могла. Мне оставалось только надеяться. На собственную удачу, на отца, на Сергея. Родные уже ищут меня. Я уверена, что папа и жених приложат все усилия ради моего спасения. У них много связей и возможностей, меня не оставят в беде. Главное — продержаться чуть-чуть. И с Ингой все хорошо, я точно знаю. Подругу отпустили, и она уже дома, в безопасности.
К вечеру второго дня снова пришел Уфук. Только в этот раз он явился без еды. Бросил с порога.
— Хозяин ждет тебя. Поднимайся, иди за мной.
Сердце пропустило удар. Вот и настал момент истины.
Игнорируя дрожь волнения, я поднялась с постели, направляясь за парнем. Он вел меня по темному длинному коридору, пока мы не уперлись в высокую дверь из темного дерева.
Постучав в нее три раза, замер, а я вместе с ним. Сердце стучало так громко, что отдавалось в ушах. Меня начало тошнить от ожидания и нервного напряжения. Хотелось кинуться на этого мальчишку и бежать, куда глядят глаза. Но я не могла! Не знаю, где нахожусь, и сколько человек еще в доме. Ничего, черт побери, не знаю. И это бессилие еще страшнее, чем мои надзиратели.
Только когда с той стороны раздался громкий мужской голос, по всей видимости, разрешающий нам войти, Уфук открыл дверь.
Повернувшись ко мне, немного потеснился, освобождая путь.
— Иди, — произнес тихим, абсолютно лишенным эмоций голосом.
Старалась скрыть эмоции как можно глубже, нацепить броню. Прекрасно осознавала, что сейчас в этой комнате для меня не будет ничего хорошего, но я постараюсь выжать максимум для себя. Я дочь своего отца! И какое-то отребье не станет нам диктовать свои условия и запугивать. Набрав воздуха в грудь, прошла внутрь. Стоило переступить порог, дверь тут же закрылась, отрезав все пути отступления.
В комнате царила полутьма. Первое, что бросилось в глаза — окна. Они точно так же, как и в моей темнице, были замурованы.
— Проходи, садись, — раздался низкий мужской голос откуда-то сбоку. Повернувшись на звук, я увидела его, восседающего в массивном кресле.
Мне не хотелось никуда садиться. Более того, в комнате, будучи наедине с этим животным, я чувствовала себя крайне напряженно, понимая, что нахожусь в опасности. Но рисковать я не могла. Нужно было подыграть ему. Изобразив на лице смирение, я прошествовала к двуспальной высокой кровати и присела на край матраса, положив на колени связанные руки. А внутри все ходуном ходило. Тварь! Мразь! Ненавижу! Мне хотелось закричать, снять с него маску и расцарапать лицо в кровь, на ошметки. Убить собственными руками.
Он молчал. Просто продолжал сидеть в кресле, прожигая меня черными глазами. Его взгляд жег мою кожу так сильно, что сидеть неподвижно было невероятно тяжело. Хотелось вскочить, стряхнуть с себя все это и спрятаться от него как можно дальше.
С каждой прошедшей минутой напряженной тишины мне становится все более не по себе. Берк — настоящее исчадие ада. Восседает передо мной, будто демон, высасывающий из меня одним только взглядом все жизненные силы.
Я чувствую, как липкий страх подбирается ко мне своими мерзкими отвратительными когтистыми лапами. Ползет вверх, проникая под кожу, раздирая мясо до костей, вглубь, в самое нутро, к сердцу. Я ежусь, частая дрожь пробирает тело. Такое чувство, будто сейчас он читает каждую мою мысль, каждую эмоцию и наслаждается тем, что загнал меня в угол.
— Скучала по мне, Марианна? — вдруг раздается его хриплый голос. Вздрогнув от испуга, прикрываю глаза, мысленно собираясь с силами. Я не должна показывать ему своей слабости. Не дождется.
— Не бойся, я не обижу тебя, — протягивает лениво и добавляет с ухмылкой, — если будешь хорошей девочкой. — Распахнув глаза, впиваюсь в него взглядом. Так я и поверила тебя, насильник. Держи карман шире.
— У меня к вам предложение, — произношу громко, желая звучать уверенно.
В ответ раздается смешок.
— Ты думаешь, мне будет это интересно? — его голос полон веселья.
— Мой отец. Он даст вам намного больше, чем предложили заказчики! Прошу вас, позвоните ему и обо всем договоритесь!
Снова смех. Отвратительный, надменный. Поднявшись с кресла, он приближается не спеша. Останавливается в нескольких сантиметрах, тянется рукой к лицу.
— Ты очень красивая, Марианна. Ты ведь это знаешь? — спрашивает, внимательно рассматривая меня. Подцепив пальцем выбившуюся прядь волос, убирает за ухо. А я, словно загипнотизированная, сижу неподвижно, смотрю в его глаза. И мне страшно от того, что я вижу в них. Похоть. Нет, я и раньше ловила на себе такие взгляды. И Сережа так на меня смотрит. Но взгляд Берка. Там внутри чернота, полное безумие и сумасшествие, которое затягивает тебя глубже и глубже.
Снова пробирает мелкая дрожь, и волосы на теле становятся дыбом. Но я не собираюсь делать ему приятно, не покажу своего испуга.
— Не могу сказать о вас то же самое. Не видела лица, — произношу, нагло глядя в его глаза.
Губы мужчины кривит улыбка. Пробегая пальцами по очертаниям скул, он задумчиво произносит.
— Ты же умная девочка, Марианна, сама знаешь, что я не отпущу тебя.
Меня злят его слова. Он издевается надо мной. Наглый, омерзительный преступник!
— Вы уродливы? У вас шрам или бородавка? — не могу сдержать едких ноток в голосе. — Если не собираетесь отпускать, почему не снимете маску?
Я пытаюсь вывести его из себя. Возможно, в пылу гнева он что-то скажет мне о планах в отношении моей бедной души. Но, на удивление, моя дерзость его ничуть не злит. Даже наоборот. Он вдруг начинает смеяться. Громко, заливисто, словно только что я ему анекдот поведала.
— А ты мне нравишься. — после минутного приступа смеха наконец-то произносит он. — Такая непокорная, бесстрашная, — он приседает передо мной на корточки и, склонив голову, внимательно всматривается в мое лицо.
— Раненая птица, которую вот-вот сожрет голодный лев. — произносит задумчиво.
Я понимаю, что он намного хитрее и умнее, чем кажется. Ему плевать на мои слова и уговоры. Мне конец. Как бы я ни сопротивлялась, сколько бы денег ни предлагала ему, моя судьба предрешена. Но для чего меня похищать, если не ради выкупа? Кому понадобилась я? Или отец? Что за тварь может такое организовать?
— Чего вы хотите? — подбородок начинает дрожать от рвущихся рыданий. — Позвоните моему отцу, он даст вам денег, — он расплывается в моих глазах. Сморгнув слезы, пытаюсь прийти в себя.
Ухмыльнувшись, Берк поднимается во весь рост.
— Папочка тебе не поможет, джан. Все теперь зависит только от тебя, Марианна. Мы можем вполне неплохо провести здесь время, — спрятав руки в карманах брюк, пожимает плечами.
Смотрю на мужчину в недоумении, и затем, словно зарница в небе, до меня доходит его намек.
— Если ты думаешь, что я добровольно дамся тебе, то ошибаешься! — рычу сквозь зубы, прожигая его взглядом. — У меня есть парень, которого я люблю! У нас скоро свадьба! — кричу в пылу злости.
Он молчит. Наклонившись, подается ко мне так, что между нашими лицами всего несколько сантиметров пространства. Руки так и чешутся, чтобы сорвать эту чертову маску.
— Даже не думай, что у тебя есть выбор. Он пропал ровно в тот момент, когда я бросил тебя на пол фургона, — шепчет, обдавая кожу дыханием. -
Тебя не вернут отцу, — он замолкает. А его слова прожигают во мне дыру, выжигая сердце, превращая все хорошее в пепел. Становится трудно дышать, слезы застилают глаза. Лучше бы ударил, было бы не так больно. Смотрю на Берка, не мигая. Неужели он ничего не чувствует? Вот так просто играет чужой жизнью, как будто есть такое право. Чувствую себя тараканом под подошвой его туфель.
Отстранившись, продолжает смотреть на меня с высоты своего роста.
— Скорей всего продадут тебя в один из публичных домов. Там любят таких, как ты… сладких, красивых. Будут драть тебя на дешевых простынях потные моряки или рабочие. Жирные, пузатые, лысые, с большими и маленькими вонючими х*ями. Вот тогда будет повод сопротивляться и плакать, — от его слов мороз по коже. Я чувствую, как тошнота подкатывает к горлу от обрисованной Берком картины. Если он говорит правду, я не хочу жить. Не допущу ни за что такого издевательства над собой. Уж лучше выбрать смерть.
Ненавижу его. Пусть душа его горит в аду и всех, кто связан с моим похищением! Сволочь! Я уверена, он наслаждается тем, что загнал меня в ловушку! Нет, я так просто не сдамся. Пусть не рассчитывает, что смог напугать меня своими сказками.
Прикрываю глаза, делая вид, будто я растеряна и разбита. Не впускаю его слова в душу, ментально закрываюсь от них. Воспроизвожу интерьер комнаты в голове, пытаясь зацепиться хоть за что-то. Вдруг появляется кое-какой план. Конечно, в случае провала мне сильно не поздоровится, но у меня не особо-то большой выбор. Лучше подохнуть, пытаясь сделать что-то, чем отдаться на милость этих уродов.