Я надеялась, что хоть маме своей представлять меня будет Рома, но он куда-то ушёл и с концами.
— Здравствуйте. Я мама Ромина, Марина Николаевна. А мне отец сказал, я даже не поверила. — милая женщина ласково улыбнулась и прошла на кухню, спросив оттуда, что готовить на обед.
Время на больших настенных часах как раз было двенадцать.
— Я хочу окрошку! — звонко и оглушительно закричала Ксюша, лишая меня слуха на несколько секунд.
И Марина Николаевна тут же дала мне миску, отправив в теплицу за огурцами для окрошки, примерно объяснив, куда нужно идти. Но дойти до огуречника не представилось возможным. Как только я спустилась с крылечка и завернула за угол дома, нарвалась на Рому. Он стоял у большого стола ко мне спиной, замерял и делал на лаге какие-то отметки строительным карандашом. Меня так и не заметил, а я притулилась спиной к бревенчатой стене дома, без всякой воли сделать от неё хоть шаг в сторону.
На Роме была накинута простая клетчатая рубашка из фланели, чтоб спина и плечи не обгорели под палящим солнцем, какие-то затасканные рабочие брюки со светоотражающей лентой понизу и не завязанные берцы на ногах, повидавшие виды, все в цементе. А голову венчала белая бандана из куска старой футболки. Не знаю, что со мной случилось, но тело трепетно отозвалось на весь этот рабочий образ, в животе приятно заныло от недвусмысленного желания стать ближе. Я облизнула пересохшие от жары губы, вместе с тем и осознала, что между мной и Ромой были только поцелуи и только вчера. Вместе с этим осознанием появилось и желание поскорей это исправить. Рома, очевидно, своей вчерашней решительностью сделал шаг навстречу, а сегодняшним своим бездействием в этом плане ждёт от меня ответных шагов. А я ж тупой Кролик, и никак ему не ответила, как-то было не до поцелуев, а сейчас острая нехватка Роминого языка в моём организме сказалась резко и с жёсткими побочными в виде желания чего-то большего. Ох. К чему стеснение, я б ему отдалась прям на этом столе, и ведь от этих мыслей я даже не покраснела.
— Кира! Ну ты чего тут встала? Теплица там! Потом на своего прынца налюбуешься. — раздалось у меня над головой.
Марина Николаевна выглянула из окна, меня пожурила и для Ромы заодно обнаружила. Он тут же оглянулся, и лицо у него с удивлённого медленно сменилось на довольное.
— Я сейчас Марина Николаевна. — хохотнув под смеющимся взглядом прынца, посеменила по вымощенной речным камнем дорожке.
— Ну надо же, огурцы. — удивленно шептала сама себе под нос, срывая маленькие пузатые огурчики — бочонки, укладывая их в миску, параллельно пытаясь усмирить своё разбушевавшееся либидо.
У меня этот овощ вырастить нормально никак не получалось, в моей теплице они ещё не плодоносили, а после того как я их бросила на произвол судьбы, наверняка совсем загнулись. Ника огородом если и займётся, то это из-под палки мужниной. Но Сергею это тоже явно неинтересно.
Вот эти мысли о брошенной даче и сестре с её мужем, хорошо поспособствовали для устранения не вовремя нахлынувшего сексуального желания. Хорошо, но не надолго. Как только вышла из теплицы с полной миской огурчиков, в поле моего зрения тут же попал Рома. Всё желание вернулось уже с троицей и стало мучительно-болезненным.
Скрылась в доме от этого похотливого безобразия, рождающегося во мне при виде Ромы. Вызвалась помочь Марине Николаевне, и она с радостью согласилась, дабы выведать у меня за готовкой окрошки, подробности нашего с Ромой знакомства и планов насчёт свадьбы. Выложила ей за нарезкой огурцов в большую кастрюлю, Ромину версию, рассказанную Славе с Ритой, и назвала желаемую Ромой дату, умолчала только о том, что знакомы мы с Ромой без году недели даже не будет. Правда, об этом Марина Николаевна и не спрашивала, врать не пришлось, но с Ромой стоит обсудить этот момент.
— Ну и правильно, нечего тянуть. Ты-то ещё молоденькая, а вот Рома уже не мальчик. С детками тоже не затягивайте. Я если, по правде сказать, и на Ксюшу то решилась, потому как поняла, что от Ромки внуков нескоро увижу. Его то я рано родила, в восемнадцать почти, а маленьких понянчить страсть как хотелось. Ну вот, как в воду глядела. Скоро Ксюшу замуж выдавать, а он только сподобился. — возмутилась Марина Николаевна, но вроде ответами моими осталась довольна, да и советы дала вполне ожидаемые и дружелюбные.
— Кира, чаю мне сделай, пожалуйста. — на пороге кухни неожиданно возник Рома, притулился к косяку дверному плечом и без рубашки уже гад, я аж подавилась слюной.
— Чаю? — переспросила откашлявшись.
А то вдруг мне послышалось, я же Кролик-то тупой, а от желания, внезапно добивающего меня, совсем соображать не могу.
Жара же на улице, какой чай? Может, он водички просит налить ему?
— Чай лучший напиток в жару. От жажды хорошо помогает, только без сахара. — уточнил Рома, облизнув при этом губы.
Да что ж такое?! Я ж с ним в машине вот недавно ехала, да я даже спала с ним на одной кровати и такого не было, а сейчас словно бешенство матки со мной случилось.
— Эм. Где у вас заварка, Марина Николаевна? — спросила Ромину маму, нервно потирая шею, в этот момент осознавая, что просто меня всю трясёт и зуд от желания по всему телу расходится, а что с этим делать, я, вообще, не представляю.
— Там всё, вон заварка, чайник только вскипел. — Марина Николаевна указала мне в сторону стола ножом в руке, я туда и пошла быстренько, стараясь не смотреть в Ромину сторону.
Пока заваривала Роме, а заодно и себе чай, прикидывала в уме, сколько мне ещё по времени мучиться. Когда мы с Ромой окажемся наедине? Возвращения в город с таким внезапным и диким желанием я точно не дождусь.
А за столом, когда обед был в самом разгаре, я сидела на длинной резной лавке рядом с Ромой. Коленка моя касалась его ноги и просто горела от такого вполне невинного, обыденного прикосновения. В голове то и дело вспыхивали возможные между мной и Ромой откровенные сцены, от которых я терялась ещё больше, напрочь выпадая из разговора, и кое-как пихая в себя еду.
— Кирочка, тебе нездоровится? Что-то ты раскраснелась вся. — внезапно спросила Марина Николаевна, хорошо, хоть это я уловила сразу.
— Да так, жарко, и в машине укачало, видимо. — соврала я, может быть и краснея, но я и так уже была красная как отваренный рак, так что было уже всё равно.
Во мне лишь затеплилась надежда, что меня пристроят добродушные Ромины родители в тихонький уголок, я там пострадаю немного в одиночестве, а может, и вовсе меня отпустит это внезапное наваждение.
— Рома уведи Киру на второй этаж, там прохладно. Да сам тоже отдохни, устал поди с дороги-то, чего ты в эти полы вцепился? Я сам постелю. — сказал Ромин папа.
— А котята? — надув губы, спросила Ксюша, глядя на Рому с обидой.
— Ксюш, котят я вечером сниму. Нам с Кирой выберешь одного? — с улыбкой спросил Рома, приобняв меня, притянул к себе.
О нет! Только не это! Я только сосредоточилась на разговоре, когда впереди замаячила комнатка в одиночестве. Мне уже становилось физически плохо оттого, что желание есть, да ещё и в избытке, а удовлетворения этого желания никак не предвидится.
— Они ж маленькие, слепые ещё. — возмутилась Марина Николаевна.
— Ну так Ксюше оставим на ответственное хранение, она нам в день свадьбы подарит. А сестрёнка? Как тебе такой вариант? — Рома мигом вернул ребёнку хорошее расположение духа, Ксюша довольная таким предложением от брата, заулыбалась.
— Мне подходит. — с огромной долей кокетства ответила она Роме и всё рассмеялись в том числе и я.
После разрешения вопроса с котятами, Рома повёл меня на второй этаж. В комнате действительно было прохладно, теневая сторона, солнце не прогревало комнату больше, чем градусов на девятнадцать — двадцать. Большего об этой комнате я сказать не могу, потому как она тут же словно растворилась, когда Рома притянул меня к себе и наши губы соприкоснулись во всепоглощающем поцелуе.
7
Я уже непросто отвечала Роме на поцелуй, и непросто проявляла инициативу. В меня словно бес вселился, я жадно набросилась на него, едва его грубоватый от курева язык скользнул по моим губам. От него пахло потом, табаком и деревом, и я сходила с ума от этого по-настоящему мужицкого запаха. Теряла связь с реальностью, как маньячка вдыхала и вдыхала аромат его тела, а моё тело желало безумия, я не имела сил и желания ему противиться. Даже факт того, что мы как бы ни одни в доме Роминых родителей меня не сдерживал.
Как только я потянулась к молнии на его брюках, он резко перехватил мои руки, и подняв их над моей головой, прижал к стене. Удерживал своей рукой мои руки, медленно проводя носом по щеке, свободной рукой Рома провёл по моему животу, задрав футболку, и поднял на меня свой взгляд.
Он тяжело дышал, как и я, но у него были силы сопротивляться своему желанию и медлить, а у меня не было сил противостоять ему, чтоб получить прямо сейчас то, чего я безумно хотела.
— Предохраняться не стану. — охрипшим голосом сказал Рома, блуждая пальцами по моему животу, не отводя при этом от меня своих удивительно спокойных светлых глаз.
Я занервничала и вопреки логике и здравому смыслу, ещё больше завелась от этих слов, от его пальцев на моём животе, и подалась вперёд в попытке коснуться вновь Роминых губ. Я хотела его здесь и сейчас, а не решать вопрос демографии. Рома словно почувствовал это и не давал мне то, чего я так хочу. Не прекращая смотреть мне в глаза, повёл свою руку с живота ниже, задав серьёзный вопрос, именно в тот момент, когда я неспособна здраво мыслить.
— Ты согласна Кира? — спросил так сексуально, меня даже буквы, которые он произносил, заводили.
А он, ждал ответа уже заведя руку под резинку спортивных бридж, задев лишь слегка пальцами влажный от желания хлопок нижнего белья, и шумно выдохнул. В этот момент я бы и родину продала, предала, да что угодно, только бы вновь получить его поцелуй и всё остальное, что полагается в таких случаях, а жалеть я буду потом.
— Ром…если ты так хочешь… — выдала невнятный, скомканный ответ, меньше всего я сейчас хотела говорить.
Роман вернул свою руку обратно на мой живот, погладил ладонью, крепко прижимая её к коже, сладко пытая меня этим.
— Я очень этого хочу. А ты? Если ты против и не готова, то придётся отложить занятие любовью. — он говорил это как змей искуситель, медленно, мучительно намекая на возможность отказа.
Наверное, именно так змей и предлагал скушать райское яблочко.
— Я не против. — едва не закричала, не выдержав этой его пытки, и начала жадно засасывать его губы, которые сумела-таки поймать.
Рома отпустил мои руки и попятил меня к кровати, не прерывая при этом нашего поцелуя. Я была до безобразия настойчивой, ловя на задворках своего сознания понимание, что это не я вовсе, мне такое поведение вовсе не свойственно. Но я продолжала рьяно засовывать язык ему в рот, заводясь ещё больше, топя руки в его волосах, кусая, царапая, превратилась в какое-то дикое животное, переполненное страстью и похотью. Рома ловко стянул с меня бриджи вместе с трусиками, не отрываясь от губ, но резко отстранился после этого. Он был всё ещё в брюках, а я в футболке, и мы, не сговариваясь, одновременно избавились от остатков одежды.
Я лежала обнажённая на кровати, и с благоговейным восхищением рассматривала Рому. Великолепное, атлетическое, идеальное тело. Крепкие плечи, широкая и мускулистая спина, узкие бёдра. Да с него Аполлона лепить можно. Как-то раньше не заостряла на теле мужчины особого внимания, а зря! Рассматривая Рому, я получила эстетический оргазм и сам Рома это понял.
Он самодовольно улыбнулся и опустился на кровать рядом со мной, подтягивая меня под себя, и сразу же закидывая мою ногу себе на бедро. Рома коснулся губами моих губ, но не торопился пускать в ход язык и мне не давал этого сделать, отстраняясь на секунду при моих попытках. Я только простонала ему в рот, когда он скользнул головкой члена по промежности. Он поймал мой стон, накрыл губы поцелуем и тут же вошёл в меня. Плавно, но до упора, сменяя огненное удовольствие полоснувшее нутро в эту секунду, на боль, вызывающую чувство наслаждения.
— Не шевелись Кира, иначе я сейчас кончу…потерпи. — прошептал Рома мне в губы, замерев во мне.
Я неосознанно сжалась от нестерпимого желания продолжить.
— Кира-а-а… — Рома разочарованно протянул моё имя, а я почувствовала, как он изливается во мне.
Я только и смогла прижаться к нему всем телом, обхватив его двумя ногами, шепнула ему на ухо;
— Извини-и-и. — протянула я это хитро, за что была укушена Ромой в качестве небольшого наказания прямиком в шею.
Он, немного отстранившись, прошёлся неспешными поцелуями по ней, и по собственному укусу, лаская нежную и чувствительную кожу языком. От этого меня вело, желание только нарастало и спадать не собиралось. Рома всё ещё был во мне, но не шевелился, хотя был готов на продолжение. Я опять сжалась, получая от этого слабую волну удовольствия. Рома недовольно рыкнул около моего уха, отстранился, освобождая меня, и сел на кровать, разведя мои ноги.
— Сейчас накажу тебя Кира-а-а. — так же хитро передразнил меня, скользя по моему телу жадным, голодным взглядом, от которого я плавилась, а кровь кипела, разнося жар по телу.
Он провёл рукой между моих ног собирая всю влагу и свою сперму, чтоб через секунду размазать это всё по моему животу, лаская другой рукой мой клитор, вводя в меня при этом свои дразнящие пальцы. Это было всё так развратно, пошло и невероятно приятно.
Рома наказал очень своеобразно. Довёл меня до оргазма пальцами, зажав мне при этом рот, тогда, когда я готова была надрывно закричать, сотрясаясь от всепоглощающего удовольствия, разрывающего тело на атомы и дарящего несколько минут стопроцентного рая. Сам Рома с трудом во время моего наказания сдерживался и посему возник вопрос, кого же он наказывал?