Цена ошибки - любовь - Фрес Константин 2 стр.


— А вдруг бы ты полезла и нашла раньше времени? — виновато улыбаясь, произнес Миша.

— Глупый, — прошептала Саша, обхватив молодого человека обеими руками. — Я же не твоя беспардонная мама…

Прижимаясь щекой к грубой ткани его пальто, Саша чувствовала себя самой счастливой на свете, и ей было абсолютно все равно, что подарок ее затерялся в сумках у какого-то Пахомыча.

— Так я сейчас! — радостно забормотал Миша, осторожно освобождаясь из ее рук. — Сейчас!

И он, как был — в верхней одежде, с сумкой через плечо, — вывалился в коридор, топоча ботинками.

Саша была даже рада, что он ушел. Ей необходимо было время, чтобы побыть одной, обвыкнуться, разложить вещи. Принять ванную — с восторгом Саша обнаружила, что ванна тут была просто огромная, как бассейн, не то, что эти жалкие тесные лоханки. От разнообразия шампуней, масел, ароматов у нее закружилась голова. Не надо ожидать своей очереди, сидя перед скучно бормочущим телевизором, в рваных тапках, халате и с полотенцем на шее, не надо перемывать ванну после сестренки и подтирать пол за матерью. Саше тотчас захотелось сделать пышную пену, влезть в это ароматное облако и уснуть в нем. За приятными хлопотами она совсем потеряла счет времени. Когда она, накинув махровый теплый халат, направилась в ванную, за окном было уж темно, снег падал крупными хлопьями на фонарь под окном, на карниз и ветви сосны. Напевая, едва ли не пританцовывая, Саша погрузилась в горячую ароматную воду. Намокшие светлые русые волосы потемнели, кожа налилась румянцем, и Саша с удовольствием откинула голову на бортик ванной, расслабляясь и закрывая глаза.

Мишка что-то задерживается, внезапно подумала она. Но ведь он же придет, тут же посетила ее следующая мысль, и она тихонько захихикала, как девчонка-девятиклассница, предвкушающая поцелуи под лестницей после дискотеки. Миша придет; и их будет ждать огромная двуспальная кровать, с чистым крахмальным бельем и теплым мягким одеялом. И они, наконец-то, смогу побыть вдвоем так, как им давно хотелось, но никак не получалось…

Саша под водой несмело протянула руку, коснулась своего живота, гладко выбритого лобка. По телу ее прошла горячая дрожь, она закусила губу, нащупав возбужденный бугорок. Господи, сколько его не было, секса-то? Она уже и не помнит. Робкие обжимания у Миши дома даже петтингом назвать было стыдно. А тело просит своего. Пальцы Саши скользнули ниже, меж ног, жадно растирая промежность, девушка вздохнула глубже, второй рукой потирая ягодицы — мягкие, разогретые, распаренные… ее кожа сейчас просто насквозь пропахла ароматическими маслами, вода сделала ее горячей, мышцы — расслабленными, мягкими. Заниматься любовью сейчас было бы так романтично… Именно сейчас девушке хотелось, чтобы чья-то рука — не ее собственная! — гладила ее меж ног, стискивала ее тело. Хотелось, чтобы чьи-то губы ласкали ее всюду, где только возможно. Чтобы чьи-то сильные руки удерживали ее, бьющуюся в экстазе.

Мыло скользнуло по ее руке, груди, провело влажную полосу по животу. Тщательно разглаживая себя, разогретую, мягкой мочалкой, Саша думала о том, что сейчас она очень чистая, ароматная, и можно ее целовать всюду. Смыв с покрасневшей кожи остатки пены, прогнав белые хлопья звенящими струями из ванны, девушка вновь опустилась в теплую воду. Жар словно стек с ее полыхающего тела и теперь сосредоточился в ее животе и девушка, словно невзначай поглаживая себя, вдруг поймала себя на мысли, что было бы неплохо лечь на дно ванны, расставив пошире ноги, опершись ими о борта, поддеть переключатель большим пальцем и устроиться так, чтобы вода тонкой упругой струйкой падала прямо на клитор, тревожа и теребя его… Стало ужасно стыдно от этого желания, но Саша уже решила. В конце концов, ничего в этом такого нет. В конце концов, почему нет. «А еще можно представить, что это и не вода вовсе, — подумала Саша, краснея, словно кто-то мог услышать ее потаенные мысли. — А чей-то язык… а чьи-то руки обнимают мои бедра… И он, этот таинственный незнакомец, очень хочет доставить мне удовольствие и очень настойчив!»

Он первого прикосновения воды Саша ахнула, вся подавшись вперед, дыхание ее сбилось, бедра задрожали и напряглись почти до боли. Удовольствие было слишком сильным, и Саша выгнулась, подставляя под бьющую струю горящую жаждой дырочку. Так ощущения были не настолько острыми и интенсивными, и Саша, устраиваясь на дне ванны, несмело развела сомкнувшиеся было колени, переводя дух.

Вода лилась, тревожа ее, мягко пульсируя, наполняя ее удовольствием. Саша постанывала, поглаживая острые соски, стараясь вспомнить — как это, ласкающие ее мужские руки? — разводя ноги шире, двигаясь навстречу воде. Это походило на неглубокие, частые мягкие проникновения, осторожные и нежные, но ей хотелось удовольствия горячее и немедленно, и Саша снова двинула бедрами, подставив под струю клитор. От перемены ощущений она снова вскрикнула, ее колени дрогнули, она едва не закрылась, но все же вынесла острое удовольствие и, постанывая, дрожа, как натянутая струна, извиваясь на дне ванной, в теплой душистой воде, продолжила неторопливые движения бедрами, перемежая острое нестерпимое удовольствие с нежным и осторожным.

Мигнула лампочка, красным угольком загорелась нить накаливания и потухла совсем. Кажется, свет погас во всем номере, но это не напугало Сашу.

«Потом, — пронеслось у нее в голове, — потом позову кого-нибудь…»

Свет словно стер, унес с собой остатки неловкости и стыдливости. В темноте, слыша лишь плеск воды, упругое биение воды о свое тело, Саша словно голову потеряла. Она извивалась, громко постанывая, двигая бедрами все сильнее, перемежая яркое, сильное и спокойное удовольствие. Словно большой упругий язык вылизывал ее промежность, захватывая абсолютно все чувствительные местечки, заставляя ее коленки трястись как в лихорадке и голос — вырываться из ее губ жадным грубым рычанием.

— Развлекаешься тут без меня?

Голос в темноте был хриплым, ломающимся, словно простуженным, и Саша, вскрикнув, оттолкнулась ногами от бортов ванны, села торчком, прикрываясь руками. Стыд-то какой! Наверное, Мишка вернулся, и застал ее… о господи, и подумать стыдно!

— Нет-нет, — поспешно и очень мягко произнес мужчина. — Не надо останавливаться. Мне… очень нравится то, что ты делаешь.

В темноте зашуршала его одежда, кажется, на кафельный пол упала рубашка, звякнула пряжка ремня.

— Да я не хотела, — принялась оправдываться Саша, прижимая ладони к горящим от стыда щекам, но он жестко пресек ее. — Ой, мне так стыдно…

— Я хочу, чтобы ты это делала, — он переступил через борт ванной, его прохладное тело скользнуло ей за спину, ладони сжали ее горячую грудь — так, как она мечтала только что! — массируя и дразня ее острые соски, — и он, целуя ее в подрагивающую шею, чуть куснул мочку ее ушка, шепнул: — Давай попробуем вместе, ммм? Я хочу еще послушать тебя, когда тебе хорошо. Никогда не слышал ничего прекраснее.

— Нет, я не могу! — пискнула Саша, чувствуя, как его рука скользнула у нее между ног и пальцы потеребили набухший, чувствительный клитор. От одного прикосновения к нему Саша вскрикнула, сжала бедра, зажав между ними прохладную мужскую ладонь.

— Только что могла, — хрипло шепнул он, настойчиво двигая пальцами меж ее сжавшихся бедер. Один из его пальцев нашел дырочку, все еще пульсирующую от наслаждения, и настойчиво проник внутрь, так, что Саша не смогла сдержать нежного стона, жалкого и полного удовольствия одновременно. Палец настойчиво и даже жестко ласкал ее внутри, она содрогалась всякий раз, когда он выскальзывал из ее горячего тела и погружался в нее вновь, еще настойчивее, жестче, глубже. — Значит, и вдвоем у нас что-нибудь, да получится. Ммм?

У него были очень сильные руки. Саша поняла это, когда он поднял ее и устроил у себя на коленях, прижав ее горячей спиной к своему прохладному животу. Его ладони скользнули по ее бедрам, пальцы крепко сжались на горячей плоти под ее коленями и он слегка насильно развел ее ноги в разные стороны. Саша завозилась, сгорая от стыда, попытавшись освободиться, все еще думая, что это всего лишь шутка, но он не позволил ей свести колени вместе. Его пальцы были жесткими, они даже причинили боль, впившись в нежную кожу девушки, и Саша внезапно ощутила еще один прилив горячего возбуждения, ожегшего ей живот. Она чувствовала себя абсолютно беспомощной, раскрытой, всецело в его власти.

— Мне так нравится, как ты стесняешься, — прошептал он горячо, покрывая ее дрожащую щеку поцелуями и подтягивая ее колени к ее груди, делая ее совершенно открытой и абсолютно доступной. Сердце у Саши готово было выпрыгнуть от смеси стыда и возбуждения, она крепко закусывал губы, вся дрожа в его сильных руках, чувствуя, как льющаяся струя воды чуть задевая ее бедро. Она знала, что сейчас произойдет, боялась и невольно желала этого.

— Кричи, — тихо выдохнул мужчина ей в ухо, и подставил ее раскрытое тело под бьющую струю воды, крепче сжав пальцы под ее коленями.

Он угадал; упругая струя, вибрируя, теребя, ударила прямо в клитор, и Саша вся напряглась, едва не подпрыгнув на его коленях и зарычав. Вода упруго теребила ее клитор, не давая ни мгновения передышки. Две, три, четыре секунды — столько острого, невозможного удовольствия она вынесла бы сама, прежде чем волна оргазма накрыла ее и заставила забиться, но его сильные руки держали ее, содрогающуюся, в том же положении, и удовольствие превратилось в пытку, выгибающую тело, сводящую мышцы в судороге. Стоны, переходящие в крик, заметались меж кафельных стен, щекоча нервы.

— Все, все! — кричала Саша, выгибаясь, содрогаясь, пытаясь вырваться из удерживающих ее рук, вцепляясь руками в края ванны так, что пальцам стало больно, чувствуя, как острое удовольствие словно отточенным ножом терзает ее тело. — Не могу больше, не могу!

Но ее мучитель словно не слышал, упорно удерживая ее бьющееся тело так, чтобы пытка не прекращалась, и девушка заходилась в стонах, спротивляясь его силе.

— Сможешь продержаться, пока я считаю до десяти? Тогда отпущу, — шепнул он, вынимая ее содрогающееся тело из-под струи. — Да? Нет? Или будем делать это о-о-очень долго?

От него пахло шампанским.

«Мишка, паразит, набрался и возомнил себя черт пойми кем!» — мелькнуло в голове Саши, но он снова опасно поднес ее к воде — струя пролилась, лаская и щекоча сжавшийся анус, и Саша выкрикнула, абсолютно не заботясь о том, какая тут звукоизоляция:

— Да, да, хорошо, хорошо!

— Молодец, девочка, — произнес мужчина и аккуратно пододвинул ее под упругую теплую струю.

От острого, невыносимого удовольствия, почти перешедшего грань страдания, Саша вся напряглась, дрожа в удерживающих ее руках, чувствуя, как жгучий оргазм снова выламывает ее тело, заставляет извиваться и кричать, задыхаясь, как бы она не сопротивлялась.

— Еще, еще, девочка моя, — шептал мужчина ей на ухо, и она кричала еще, расставляя ноги еще шире, стараясь хоть как-то увернуться из-под терзающей ее струи. — Еще не все. Терпи… Семь, восемь… Я хочу, чтоб ты еще разок кончила… Ты чудесно кончаешь.

— Все, не могу больше, — рычала она сквозь зубы, кончая. — Не могу! Не могу-у-у…

Ее позвоночник извивался сам по себе, словно жил своей жизнью, она не могла его усмирить. Острое удовольствие словно разрывало ее на кусочки, она билась и извивалась в руках, удерживающих ее и безжалостно подставляющих ее беззащитное тело под струю воды, крича и багровея от напряжения. Она пробовала совладать с собой, но тогда ее напряженные бедра ее начинали дрожать так, что было видно даже в темноте, и от нового оргазма она орала еще громче, содрогаясь и извиваясь на коленях мужчины. Он отпустил одну ее ногу и его пальцы вошли в ее тело жестко, даже грубо, словно нанизывая ее на удерживающий стержень, проникли глубоко, настойчиво. Саша закричала от наслаждения, насаживаясь сильными толчками на его руку, извиваясь и кончая, ощущая жадные, сильные и частые сокращения своего лона на его пальцах, жестко ласкающих ее изнутри. Он притянул ее к себе, закрывая ее рот жадным поцелуем и продолжая настойчивые толчки в ее теле. И она, отвечая ему со всей страстью, бесстыдно двигала бедрами, насаживаясь на его руку, своими руками направляя его пальцы поглубже в свое тело, доводя себя до невыносмых ощущений, продлевая удовольствие настолько, насколько это возможно, содрогаясь в его обьятьях.

— Да ты мертвого поднимешь, детка… Это было…

Она жадно дышала, словно воздуха в комнате совсем не осталось, и каждую новую порцию острого, сводящего удовольствия принимала с ужасом и наслаждением. Мишка, этот негодяй, словно набрался храбрости, выпив со своим Пахомычем, и разгадал ее потаенные фантазии. Вот о таком сладком насилии она и мечтала, о сильных пальцах, удерживающих ее ноги, об удовольствии через край, чрезмерном, диком, невыносимом. Чтобы хотел доставить… и был очень настойчив…

Саша жалобно и беспомощно постанывала, когда он, наконец, прижал ее к себе, содрогающуюся от любого прикосновения и снова поцеловал, жадно, страстно, нетерпеливо, лаская ее губы языком, проникая в ее рот и доводя по поскуливаний, до новой волны возбуждения, от которой она стискивала колени, стараясь хоть как-то заглушить бессовестное желание, рождающееся в низу живота и растекающееся по телу сладкой истомой, заставляя намокать ее и без того мокрое лоно.

— Умница моя, — посмеиваясь в темноте, произнес ее мучитель, вынимая ее из-под воды. Саша, тяжело дыша, откинулась на его плечо, ее судорожно сжатые пальцы расслабились, выпустили края ванны. — Как ты меня порадовала… это было чудесно!

Лежа без сил на его разогревшемся теле, Саша чувствовала, что он уже возбужден, да иначе и быть не могло. Его вобуждение ощущалось во всем — в участившемся шумном дыхании, в бешенном ритме, которое выбивало его сердце, в легкой дрожи пальцев, любовно разглаживающих ее ароматную кожу, в жадных поцелуях, в том, как он сжимал, тискал ее мягкие бедра.

— Я убью тебя, — пролепетала она заплетающимся языком, чувствуя, как рука мужчины ласкает ее грудь с остро торчащим сосками, ее подрагивающий живот и бессовестно раскрытые мокрые бедра, припухшие от возбуждения половые губы, как его пальцы снова и снова входят в ее горячее мокрое лоно, ловя последние, самые мекие спазмы ее удовольствия, наслаждаясь ощущением ее откровенного удовлетворения.

— Потом, — прошептал он со смешком, поднимаясь и увлекая ее за собой. — В постель? У меня подарок для тебя, помнишь? Я же обещал.

"О господи, — подумала Саша. — Я уже кончила раз десять, а мне еще трахаться с этим парнем…"

— Нет-нет-нет! — протестующе простонала она.

От интонации, с которой он произнес это слово — «подарок», — ее в жар бросило, но он уже шагал к постели, сжимая ее в руках так легко, словно она была пушинкой.

— Да-да-да, — произнес он, смеясь. — Ты же хотела этого, да? Ну, хотела же, признайся!

— Ну хоть отдохнуть дай…

Глава 3. Ян

— В топку все…

Ян устало пустился на удобное сидение в салоне автомобиля, захлопнул за собой дверцу.

— Поехали, Толя.

Устал жутко. Новый год, называется… все самое важное пришлось доделывать в последний момент, договор чуть не полетел к чертям, перепроверяли и подписывали буквально на коленке. Торопливые поздравления, глоток шампанского и конфета вместо закуски — поганая, надо отметить, конфета, какой скупердяй купил этого коричневого пластилина в нарядной обертке?! А с утра, в этом аврале, маковой росинки во рту не было. Шампанское сразу ударило в голову, разлилось тяжелой усталостью по плечам. И еще разрывающийся от звонков мобильник… Ян снова устало поморщился, глотнул ледяного шампанского прямо из горлышка, сплюнул приставший к губам мелкий кусочек золотой фольги и прикрыл глаза, выключая сотовый. Вкус праздника, с-сука…

Лилька истериковала прямо с утра, как только он сказал ей, что ехать ей придется не с ним, на персональном автомобиле с шофером и понтами, а вместе со всеми, на автобусе. И добираться самой, ножками, ножками… Какое-то неприятное чувство по отношению к пассии царапнуло Яна. Ишь ты, королева… Как быстро привыкла к хорошему, как махом научилась выпрашивать подарки! Голубую норку, роскошную шубку, он подарил ей немного раньше, но о ней она толковала едва ли не с октября месяца, всячески намекая, как к лицу ей будет светлый блестящий мех.

С собой в качестве неожиданного сюрприза Ян вез две коробочки (все-таки явиться совсем без подарка на Новый год было бы неприлично). Одну с серебряными украшениями, с цепочкой и подвеской из крупного голубого топаза. Прозрачный камень был словно скусно ограненный лепесток застышего пламени в изящной оправе… Лилька начала зудеть и намекать, что хотела бы "что-нибудь, что подошло бы к ее глазам и к голубому меху". Ян поморщился, понимая, что по сути его подарок даже сюрпризом не будет. Лилька сама его выбрала, рассмотрела со всех строн, даже знает сколько он стоит и сколько карат камень, черт… Ян лишь выступил в роли кошелька.

Вторая коробка была с маскарадной маской. Экслюзив. Ручная работа. Штучный экземпляр. Черная бархатная полумаска с блестяшками, со страусовыми перьями. Тоже ее выбор. Позавчера ее рассматривал весь отдел программистов, где Лилька хныкала, что ей такая "прелесть" не по карману, а так хочется…

Черт знает, зачем Ян позвонил в этот магазин и купил ее. Черт знает зачем он все это делал. Наверное, и правда влюбился? Наедине с ним Лилька становилась совсем другой. Не озорной и не бессовестной. Она смотрела в его глаза так кротко и восторженно, что кровь закипала, и его имя звучало в ее устах музыкально — Ян, Ян…

Но сегодняшняя истерика была каким-то странным, отрезвляющим откровением. Он словно проснулся, как будто вышел из оцепенения, и реальность показалась ему вульгарной, отталкивающей, а Лилька — жадной и расчетливой, этакой хладнокровной… кладоискательницей, хм. Вот и орет, боясь потерять свой "кошелек"… Нет, не думать, не думать об этом! Ян понимал, что сам себя накручивает, позволяет раздражению вылиться в совершенно определенном русле, и это, скорее всего, приведет к ссоре, а может, и к разрыву, и он потом пожалеет о том, что был несдержан… но пожалеет ли?..

И ведь вроде не глупая же девочка, все прекрасно понимает. Ну, какие любовницы, какие интрижки? Когда, мать твою, если все время на виду, вместе?! Никогда не было у нее такого, ни упреков, ни слов, ни сгоряча выдвинутых обвинений, а тут ее словно подменили. Как с цепи сорвалась. То ли не доверяла, действительно думала, что у него другая — уж больно внезапно он объявил о внезапно нарисовавшихся делах, — то ли ломала роль, изображая впавшую в уныние влюбленную. От этой мысли Ян морщился как от зубной боли, устало потирал сведенные на переносице темные брови, и напиться со злости хотелось все больше.

Назад Дальше