Заал сидел у стены, его тело было истощенным. Смочив губку в миске, я вернула ее к животу и осторожно вытерла очевидные доказательства его освобождения.
Затем, взяв полотенце, я вытерла его. Мое сердце все еще не успокоилось, и я не могла смотреть ему в лицо. Но, чувствуя, что он смотрит, я не удержалась и подняла глаза. Заал изучал меня, наблюдая, как я вытираю его недавно вымытую кожу. Мой пульс начал учащаться, и тепло распространялось в моей груди. Он был… прекрасен. Заал был самым удивительным человеком, которого я когда-либо видела.
Я боролась со своей реакцией. Неожиданно Заал потянулся вперед и взял меня за руку. Я замерла, когда он начал осматривать мою ладонь, мое запястье, а затем каждый палец. Я нахмурилась, удивляясь тому, что он нашел такого захватывающего. Затем он потянул меня к себе ближе. Я повиновалась. Какой у меня был выбор? Я была очарована и полностью втянута в то, что хотел от меня Заал.
Мои колени были почти на одном уровне с его раздвинутыми бедрами. Так близко, я чувствовала сильный жар от его груди. Я могла видеть блеск пота на груди, вызванный его освобождением.
Заал сжал мою руку, затем поднес ее к лицу. Я глубоко вздохнула, когда моя ладонь соединилась с его грубой щетиной. Глаза Заала метнулись к моим, как будто они как-то пытались заговорить со мной.
Я наклонила голову в сторону, мой длинный белокурый хвостик перекинулся через плечо и упал ему на грудь. Глаза Заала сверкнули, губы приоткрылись, затем он снова посмотрел на меня.
Он держал мою руку неподвижно у своей щеки. Когда он все-таки отодвинул ее обратно, то взял четыре моих пальца и начал проводить ими по своей щеке. Он повторял движение снова и снова, мои пальцы касались его небритой кожи. Его глаза, казалось, умоляли мои, но о чем?
Отчаянное выражение его лица было настолько серьезным и несчастным, что мне пришлось бороться за дыхание. В этот момент я увидела мужчину перед собой. Не убийцу Джахуа, не наследника Коставы, а дух человека, которым он был без яда от наркотиков. Каким-то образом это прорывалось наружу, хотя он казался не более чем уродом, монстром, созданным в садистских руках озлобленного, извращенного тирана.
Заал снова дернул меня за руку, привлекая мое внимание. Его голова склонилась, словно он уговаривал меня понять его. Я так сильно хотела узнать, что он имел в виду.
Я хотела, чтобы он заговорил. Господи, я хотела, чтобы он говорил.
Потом я на мгновение задумалась, может ли он говорить. Лишь одному Господу Богу известно, что Леван Джахуа делал с телом Заала эти годы. Мой живот сжался. Может быть, он даже забрал способность Заала говорить. Может быть, он забрал его голос.
Заал снова начал двигать пальцами по своей щеке, по лбу и по затылку, и я снова сосредоточилась на этом странном действии.
Его глаза посмотрели на миску. И меня осенило. Я поняла, чего хотел Заал. Он хотел, чтобы я протерла его лицо.
— Твое лицо? — спросила я. Он замер, услышав, как я говорю. — Ты хочешь, чтобы я вымыла твое лицо?
Его красивые, лишенные надежды глаза на мгновение закрылись. Он говорил «да».
Вытирая слезу, которая вырвалась из моих глаз, я вытащила свою руку и подошла к миске. Я залезла в сумку, которую собрала, и достала салфетку для лица. Увидев бутылку воды позади Заала, я использовала остатки воды, чтобы смочить ткань, добавив мыло. Заал наблюдал за мной все время. Его ранее строгие глаза смягчились. И почти добрый взгляд в его глазах на фоне грубых, пугающих черт лица поразил меня.
Я вернулась к тому положению, в котором находилась раньше. И кое-что я заметила впервые. Грудь Заала быстро поднималась и опускалась по мере приближения к нему. Я что-то пробуждала в нем. Я была поражена им, и не могла поверить, насколько сильно он меня тронул.
Взяв ткань, я прижала ее к его щеке. Прислонившись, я почувствовала его теплое дыхание на моем лице. Я видела, как вены на его шее вздувались при каждом мягком надавливании, которое я делала. Удалив грязь и кровь с его лица, я обнаружила некоторые особенности его внешности. Его кожа была гладкой, а ресницы такими темными; это было почти так, как будто его верхнее веко было подведено карандашом. Эффект от этого идеально обрамлял его нефритовые глаза. Нефритовые глаза, которые никогда не отрывались от моих. Нефритовые глаза, что при ближайшем рассмотрении, полностью украли мою душу. Цвет был захватывающим, его радужные оболочки были ярко-зелеными, без коричневых пятен, только самые чистые и красивые цвета, подчеркивающие его грузинские черты.
Но то, что удерживало и волновало меня, было чем-то совершенно несущественным. Три маленьких метки красоты, три мелких родинки, расположившиеся сбоку от его левого глаза. Они заставили его казаться человеком, а не животным, жестоким диким монстром, которым он был сделан. Эти три родинки обещали мне, что здесь сидит человек. Под шрамами, мышцами и татуировками был спрятан угнетенный и потерянный человек.
Я умыла лицо Заала. Даже когда он был чистым, я не хотела переставать касаться его лица. Я не хотела прекращать проводить руками по его высоким скулам, по его широкому лбу и по его сильной челюсти. Было очевидно, что он жаждал моего прикосновения так же сильно, как мне нравилось прикасаться к нему. Когда я двинулась, чтобы убрать руку, Заал поднял руку и положил ее на мою.
Моя ладонь была прижата к его щеке.
Мы дышали в унисон.
Не было ни слов, ни звуков, только моя кожа к его.
Вскоре глаза Заала закрылись. По мелким вдохам, которые он делал, я поняла, что скоро он заснет. Его тело было истощено, в результате рассеивания любого сильного наркотика, который тек по его венам.
И все же его рука не сдвинулась с моей. Голова Заала была наклонена так же, как будто он опирался на мое прикосновение.
Мое сердце пропустило несколько ударов. Я не могла перенести чувств, пробежавших по моему телу. Я не могла принять то, что в присутствии Заала заставляло меня чувствовать. Как будто что-то, что я должна была держать в страхе, пробиралось на поверхность.
Убедившись, что он спит, я осторожно убрала руку с его лица. Внезапная волна пустоты прошла сквозь меня. Подняв мочалку, я сунула ее обратно в сумку. Затем я подтянула его спортивные штаны, насколько смогла.
Заал не шевелился.
Отойдя, я уставилась на оставшегося наследника клана Костава. Любая ненависть, которую я затаила, исчезла.
Смущенная и более чем обеспокоенная сегодняшними событиями, я подняла миску и свою сумку и направилась к лестнице. Я старалась не оглядываться назад, но мое сердце физически болело при мысли о том, чтобы оставить его здесь, в этом адском подвале, без света, чтобы утешить его, без меня, чтобы прижать ладонь к его щеке и помочь ему расслабиться.
Не в силах остановить приступ вины, пронзивший мою грудь, я заставила себя подняться по лестнице и открыть дверь. Я помчалась в ванную, вылила грязную воду и направилась на кухню, чтобы запереть ключ в сейфе. Но когда я вошла в комнату, Савин и Илья уставились на меня, оба выглядели разочарованными. Я взглянула на монитор наблюдения за подвалом рядом с ними, на экране которого ничего не было, только белый шум. Я покачала головой от их гнева.
Илья двинулся вперед, словно собираясь что-то сказать, но я подняла руку.
— Не надо, — приказала я жестким голосом. — Я иду в свою комнату.
Повернувшись на каблуках, я побежала вверх по лестнице в свою спальню. Через несколько секунд я была в душе, мой разум топил меня в воспоминаниях о том, что только что произошло.
Я представляла, как глаза Заала смягчаются, когда я его очищаю. Его рука скользила моими пальцами по лицу, молча умоляя меня умыть его. А потом он засыпает, прижимая мою ладонь к своей щеке; засыпая, полностью доверяя мне, незнакомке.
Я провела руками по щекам. Я чувствовала себя обеспокоенной. Потому что я чувствовала. Я чувствовала что-то к нему, моему врагу. Жар пронесся по моему телу, когда я вспомнила, как он поглаживал свой член, вспомнила, как его рука направляла меня, чтобы заставить его возбудиться, его затрудненное дыхание и выражение чистого удовольствия, которое распространилось по его лицу, когда он выпустил семя на живот.
Не в силах сдержать стон от воспоминаний, я скользнула рукой по мыльному телу туда, где больше всего нуждалась в нем. Пальцы пробежали по клитору, и я закричала, настолько сильно мне нужно было освободиться. Только воспоминания о его стоне и грохочущем рычании подвели меня к краю. Моя спина прижалась к стене, когда я все быстрее и быстрее погружала пальцы, стоны вырвались изо рта. Затем, когда я представила, как он смотрит мне в глаза, когда его челюсти сжались, он взревел и кончил белыми струями спермы на оливковую кожу живота. Я закричала, когда чистое удовольствие пронзило меня. Мое тело изогнулось от силы того, насколько сильно я кончила, задыхаясь после этого.
Стоя под сильными брызгами воды, я смывала влажность, покрывающую внутренную поверхность бедер. Я выпрыгнула, вытираясь полотенцем.
Когда я легла на кровать, волна стыда охватила меня. Я зажмурилась, чувствуя себя так, словно предала свою кровь. Что бы сказал мой отец, если бы узнал, что я только что сделала с врагом?
Но как бы я ни отчаивалась, я не могла сожалеть о Заале.
Я хотела его.
Но я знала, что не смогу снова спуститься туда. Я был обязана своей семье.
Через десять минут я вытерла волосы и заползла в кровать. Я просто хотела свернуться калачиком и на время забыть обо всем.
Как только я прижалась щекой к ладони в поисках сна, воспоминания о Заале, делающем то же самое, вызвали потребность в моем теле, потребность в нем.
Подняв руку к ноутбуку на комоде, я открыла его и обнаружила, что мои охранники снова подключили систему наблюдения. Я впала в унылый сон, наблюдая, как теперь чистый Заал глубоко спит.
Его обычно пронизанное болью лицо сейчас выражало только спокойствие.
Глава 8
Талия
Я не выходила из спальни весь день. На самом деле, я даже не покидала свою кровать. Я заставляла себя держаться подальше от подвала. Я заставляла себя оставаться запертой, нах*й, и точка. Я заставляла себя бороться со своим инстинктом оказаться рядом с Заалом.
Я ворочалась всю ночь напролет. Воспоминания о моей бабушке заменили сны, наполняя меня чувством вины. Воспоминания о том, как она гладила меня по волосам, когда я засыпала в детстве, рассказывала мне, как встретила свою настоящую любовь…
— Я была всего лишь ребенком, Талия. Но один взгляд на твоего дедушку, и это случилось. Я была уверена, что он — вторая половина моей души.
— Это произошло? — прошептала я с благоговением.
Бабушка улыбнулась.
— Произошло. Все дело было в его глазах. У него были самые добрые карие глаза. — Бабушка усмехнулась. — Конечно, я знала, кем он был. Он был Толстым, каждый русский знал Братву Волкова, но я помню, как смотрела в эти глаза и понимала, что он не был таким жестоким, как его жизнь.
Я смотрела, как глаза бабушки наполнились слезами, и мой живот сжался. Она очень скучала по моему дедушке. Я могла видеть мучительную боль в ее глазах.
— Бабушка? — прошептала я, и она притянула меня ближе к себе.
— Твой дедушка был моей жизнью, Талия, — сказала она грустным голосом, — и однажды мужчина войдет в твою жизнь, и ты, без сомнения, узнаешь, что он твой. Я не могу этого объяснить, но что-то сломается внутри вас, и с того дня ты станешь его, а он — твоим.
Я улыбнулась у груди моей бабушки и повторила:
— Я буду его, а он будет моим.
— Хороший русский мальчик. Человек с нашим образом жизни. Человек, которого одобрит ваш папа, будет принят Братвой, чтобы пополнить их ряды. Человек, которым ваша семья будет гордиться, как своим сыном.