Но в ту ночь ее очень беспокоила Ирина. Лори ощущала тянущее чувство вины после того раза, как психанула из-за вызова в полицию. Дурацкий вызов в полицию. Прошел уже месяц, и за этот месяц они отдалились друг от друга так сильно, словно вообще никогда не дружили. Или она просто была слишком занята своим романом с Димой?
А еще тот странный разговор словно вышиб ее подругу из колеи — она понятия не имела, что вечно спокойная Ира может так эмоционально реагировать на чужие проблемы. Ей показалось, что она достала ее своими проблемами, что Ира просто не хочет ее больше видеть. А самое обидное, что все дело, как оказалось, выеденного яйца не стоило — чертов Тимофей все же никого не убивал. Конечно, не убивал. С какой стати он стал бы это делать?
В первый момент, когда Лори услышала от полицейского о подозрениях в убийстве, у нее зашаталась земля под ногами. Она без малейшего сомнения прикрыла бывшего любовника в полиции, и сделала бы это снова — но думать о том, что из-за этого Тимофей все же пошел в разнос и убил другую девушку, было просто невыносимо. Прежде, чем она догадалась погуглить новости и разобраться в сути дела, у нее в голове три раза перевернулось все, что можно: что, если она ошиблась, и он на самом деле сумасшедший? Что, если она поспособствовала преступлению? Что, если это она сама подтолкнула его к этому?
Вся истерика продлилась буквально пару часов — уже вечером, к свиданию с Димой, она полностью вернулась в себя, и на следующий день совершенно спокойно справилась с походом в полицию. И даже внезапная встреча с бывшим любовником не сильно выбила из колеи. Но все-таки: что произошло с Ириной?
Ее внезапный нервный срыв, который Ира отказалась объяснять, до сих пор оставался загадкой. Все, что Лори успела понять за несколько следующих дней — это то, что подруга внезапно заледенела и, кажется, поссорилась со своим таинственным бойфрендом. А сегодня даже поругалась с Ником и нарвалась на публичную сцену, что позволяло сказать точно: с Ирой что-то не так. Все старожилы клуба знали, что она всегда ругается с Ником, когда идет в разнос, словно это каким-то образом успокаивало ее.
— Мне надо спуститься, — предупредила Лори Диму, который, выйдя из душа, явно нацелился снова плюхнуться в постель.
— Хорошо, — согласился он, с явным удовольствием укладываясь рядом. — Я могу даже подождать тебя здесь. Ты же ненадолго?
— Поговорю с Ирой, — не стала скрывать Лори и натянула на себя балахон. Скользнув по ней рассеянным и очень довольным после секса взглядом, Ник кивнул ей на свою сумку:
— Возьми ошейник. Не хочу, чтобы к тебе приставали всякие щенки.
— Да, мой господин, — чарующе улыбнулась Лори. — А если это будут не щенки, можно снять? Скажем, мастер Дав?
Дима изменился в лице прежде, чем успел понять, что она подкалывает его. Он даже приподнялся на локте, но затем совладал с собой и усмехнулся:
— Если ты не вернешься через полчаса, то я, вероятно, захочу пригласить мастера Дава в нашу с тобой публичную сцену. Пара громких оргазмов на барной стойке — на это намекаешь, да, солнышко?
— Эммм… знаете, мой господин, если подумать, то оргазмы в привате меня вполне устраивают, — улыбнулась Лори.
— Прекрасно. Тогда держи мой ошейник на месте, ладно?
— Ага, — согласилась она и вышла из комнаты, все еще улыбаясь. Ей нравилось представлять оргазмы на барной стойке с мастерами-мужчинами. Она уже делала это раньше с Ирой. И однажды будет снова к этому готова — быть в центре внимания, быть всеми желанной. Не было ничего слаще, чем это… не считая, конечно, тайного ванильного секса со своим домом.
Спускаясь по лестнице, Лори поняла, что искать подругу долго на этот раз не придется — та стояла прямо там, внизу — и, судя по взгляду, ждала именно ее.
— Есть время поговорить? — выдохнула Ирина, даже не дождавшись, пока она сойдет с нижней ступени.
— Да, я тоже хотела, — обрадовалась Лори.
— Только, если можно, не здесь, — сказала Ира, когда они приблизились друг к другу и указала глазами на людей вокруг, которые постоянно скользили по ним любопытными взглядами. — Как насчет клиники?
— Хорошо, — кивнула Лори. Ее сердце подпрыгнуло. Ира хотела поговорить "совсем" наедине, а значит, разговор будет долгий и откровенный. Такой, в котором она давно нуждалась.
Скользнув взглядом по Ирине, она невольно заметила, что та похудела, даже осунулась. И оделась странно для вечера клуба: какой-то неопределенный темно-серый балахон до пят, почти непрозрачный — ни домина, ни саба. Словно дежурила какой-то несексуальной тенью вместо того, чтобы играть. Вся прическа — низкий конский хвост. Весь макияж — пара мазков помады и немного туши. Лицо бледное — депрессия заметна невооруженным глазом. Лори внезапно стало стыдно, что она так надолго оставила подругу без поддержки.
— Я не играю, — объяснила Ира без эмоций, заметив ее изучающий и слегка встревоженный взгляд. Она шла по коридору походкой солдата — механической, безучастной, жесткой. Лори вдруг поняла, что зря радовалась желанию Иры пооткровенничать: вряд ли разговор предстоял приятный. Она даже невольно обернулась назад, словно хотела сбежать обратно в теплый клуб. Этой ночью ей хотелось играть до утра, выпить пару сладких коктейлей, подразнить Макса и других мастеров, шокировать новичков какой-нибудь дурацкой публичной сценой.
Вместо этого она идет за Ирой в клинику, откуда веет холодом и запахом лекарств. Но сбегать она, конечно же, не будет. Потому что Ира много помогала ей в свое время, и теперь определенно настала ее очередь.
Пройдя коридор, соединяющий помещения, до конца, Ира открыла железную дверь, надавила на нее плечом и впустила Лори внутрь. Тщательно заперев дверь за ними, она повернулась, сделала пару шагов и открыла еще одну дверь, которая вела в самый ближайший кабинет. Лори приподняла брови:
— Что это за комната? Я здесь еще не была. Ты переехала?
— Нет. Это кухня. И ты здесь была, — по-прежнему без эмоций возразила Ира, проходя вперед.
— Но обычно мы сидели у тебя в кабинете. Я и не помню, когда в последний раз…
Лори внезапно осеклась, когда поняла, что слишком много болтает — Ира нервировала ее своей холодностью.
Осмотревшись в крошечной кухонке, она сердито схватила чайник, изучила его и, убедившись, что внутри достаточно воды, щелкнула кнопкой.
— Да что с тобой? — вырвалось у Лори, когда она обернулась и обнаружила, что подруга с прежним бесстрастным унынием стоит посредине кухни и, кажется, даже забыла, зачем привела ее сюда.
Тогда Ира внезапно встрепенулась, посмотрела на нее, и от этого мрачного взгляда Лори даже пробрала дрожь.
— Я хочу знать все о твоих отношениях с Тимофеем, — сухо сказала она. Лори вздрогнула.
— С фига ли? — от неожиданности грубовато отреагировала она — любимой фразой Димы, которая была в ходу, когда он с кем-то ругался по работе. Ее глаза сузились, изучая Ирину. На щеках той выступили еле заметные красные пятна — она всегда легко краснела. Но глаз не отвела. Драматизма паузе добавил нарастающий шум чайника за спиной Лори.
— Потому что мы с Тимофеем были близки, — сказала Ирина, слегка повысив голос, чтобы перекричать чайник. — И я прекратила отношения с ним после того, как ты произнесла его имя. Застыв от замешательства, Лори секунду пялилась на Иру, словно это могло помочь осознать ее слова, а затем медленно зажмурилась и почувствовала себя так, словно через ее ноги, приросшие к полу, утекают все живительные силы. В ее голове одновременно с этим рушился лабиринт недоумения по поводу поведения Ирины, который продолжал строиться весь прошедший месяц. И наступила полная ясность относительно того, что произошло. О, черт. О, черт. О, черт.
Громко щелкнула кнопка закипевшего чайника. Лори снова вздрогнула и открыла глаза:
— Хорошо. Хорошо, я расскажу тебе.
Ирина.
Она влюблялась в своей жизни не впервые, она знала, как это бывает. Но почему же каждый раз было так больно? И почему с каждым разом — все больнее, хотя, казалось бы — опыт. Должно же быть легче. Почему все устроено так, что с каждым разом ты влюбляешься все сильнее? Тимофей так взбесил ее своим откровенным нежеланием защищаться, что она продержалась на этой злости… целую неделю. Она забыла, что влюблена в него, на целых семь дней. Или шесть.
Она бешено злилась. Не столько на то, что он сделал с Лори тогда в прошлом. Лишь на то, что ему, казалось, было все равно, что она подумает. Он без колебаний признал свою вину и даже не попытался получить ее понимание, не попытался как-то объяснить. Неужели ему действительно было все равно? Неужели он пришел в клуб лишь для того, чтобы вот так порвать с ней? Он не защищался совсем, но даже преступники в суде защищаются. Даже убийцы пытаются найти себе оправдания.
Его безразличие приводило в ярость.
Ведь это он поступил как последний предатель, лжец, подлец. Он ведь знал, что Лори — это та самая Лори. Представить, что случилось фантастическое совпадение, что такое редкое имя может быть еще у кого-то в их узком БДСМ-мирке? Ха. Конечно, он знал. Но не сказал ей, не попытался даже объяснить.
Думал ли он, что она никогда не узнает? Смешно. Ира ясно дала понять, что они с Лори — близкие подруги. Но он предпочел и дальше жечь костер на бензоколонке, спокойно ожидая, пока все рванет… потому что ему было все равно? Или потому, что он хотел посмотреть, как именно это рванет?
Ответ на эти вопросы был лишь один: он — подонок. И не только потому, что когда-то допустил страшную ошибку и довел Лори до больничной койки. А еще и потому, что лгал ей… лгал ей каждым взглядом, каждым словом, каждым намеком о своих чувствах. Позволил ей привыкнуть к нему, влюбиться, прирасти сердцем, кожей. Расчетливо кормил ее с руки, наслаждаясь властью, победой над ее чувствами, но ничего не чувствовал в ответ.
Да, она нашла десятки причин злиться на него.
А потом наступило отрезвление. Семь дней спустя она проснулась среди ночи и заплакала как ребенок. Во сне он кормил ее клубникой, и проснуться, чтобы вспомнить все, было ужасно, чудовищно. Она любила его. Ловушка захлопнулась.
На следующий день после этого она снова пришла в клуб в попытке развеяться. Но в клубе был Макс, полный желания поговорить о своем друге. Поразительно — он больше на него не злился.
Впрочем, не так уж поразительно, решила она после некоторых размышлений — Ира не впервые в жизни наблюдала абсолютно беспринципную мужскую солидарность. Непонятно, что может ее разрушить. Разве что убийство? И то вряд ли. Возможно, если бы Тимофей убил ее, Макс мог бы навещать его в тюрьме или писать письма, типа: "Ну ты там держись, старик, и особенно себя не кори — с кем не бывает?".
Одно она знала точно: ей совершенно неинтересно было в это втягиваться — она не мужчина. Едва услышав имя "Тимофей" в одном предложении со словом "простить", она дернулась и высказала сразу многое — таким злобным, ядовитым тоном, что самой стало нехорошо.
— Я не мать Тереза, — закончила ледяным тоном Ира. — Я никому никогда не смогу простить такую спину, как у Лори. Передай ему, чтобы катился к чертям.
Макс выдал в ответ взгляд, который частенько посылал в сторону самых глупых новеньких саб. Ира разозлилась еще больше и сразу уехала. С тех пор она в клубе не появлялась.
Когда прошел месяц, она поняла, что так больше не может. Каким-то образом "Сабспейс" и его обитатели заняли в ее жизни слишком много места — она не могла обрубить всех разом. Ей нужна была хотя бы Лори.
И она поняла, что должна приехать, чтобы открыто поговорить с подругой. Попросить ее о взаимной поддержке. Как еще она сможет выкарабкаться из этой безумной влюбленности? Последние годы они всегда вылезали из всех дурацких чувств и проблем вместе.
Как только все главное было сказано, ей стало легче — как Ира и ждала. Но чего она не ждала — так это того, что Лори улыбнется. Она ждала отвращения или ужаса, слез или паники, гнева на нее — за то, что скрывала. Но никак не нежной, немного фальшивой улыбки вкупе с мягким упреком:
— Ну почему же ты мне сразу не сказала?
— А если бы сказала, то что?
Ира непонимающе изучала лицо подруги, и ее ноздри раздулись. По нему было видно, что Лори испытывает какие-то чувства, которые пытается скрыть. Вздохнув, она как-то странно съежилась в своем полупрозрачном балахоне и снова попыталась улыбнуться, но это вышло еще фальшивее, чем до того.
— Холодно, — пожаловалась фальшивая насквозь Лори.
— Я принесу тебе халат, — предложила Ира, не двигаясь с места и не сводя с нее глаз.
— Не надо, — сказала Лори, выдала третью вымученную улыбку подряд и повернулась к чайнику. Пока она доставала кружку, наливала в нее кипяток и заваривала пакетик, Ира не могла отвести глаз от шрамов, отлично видных под прозрачной тканью — Лори больше не скрывала спину в клубе.
Она вспомнила, как это было раньше их "великой тайной" — всего каких-нибудь три месяца назад и хмыкнула. А еще раньше, года за два до этого, Лори реагировала паникой на любые вопросы, любые поползновения посочувствовать ей, обсудить это, даже если речь шла о табу. А потом коротко рассказала ей, что произошло, но из этого невозможно было ничего понять, кроме того, что и так понятно: ее дом слетел с катушек и натворил дел.