С тихим хлопком он захлопнул дверь, а Марк тут же открыл свою, чтобы сесть за руль.
— Проследи, чтобы она вошла в общежитие, — услышала я строгое напутствие своего преподавателя.
— Слушаюсь! — издевательски отсалютовал ему Марк, усаживаясь в машину. Клоун.
— И не разговаривай с ней, ты понял меня?! — с тихой угрозой в голосе предупредил его Владимир Александрович.
Тот устало вздохнул, и впервые ответил с раздражением вместо привычных насмешливых ноток в голосе:
— Ладно.
***
Марк сдержал своё обещание и действительно не проронил ни слова за всю поездку, чему я была только рада. Вместо этого он включил музыку погромче, видимо решив в отместку оглушить меня, но если так, то он просчитался. Я и этому была рада. Ритмичные басы дерзкой мелодии агрессивно привлекали к себе внимание, заставляя наслаждаться их низким звучанием, и не позволяя тяжёлым тревожным сомнениям разорвать мою душу в клочья раньше времени.
Я слушала музыку и смотрела в окно на пролетающие мимо машины, на красивые высокие здания, горящие яркими огнями, на рекламные билборды, привлекающие взгляд буйством красок, на людей, спешащих куда-то по тротуарам, несмотря на поздний час.
Куда они идут? Кто они есть? Их так много здесь, и у каждого своя жизнь. Свои проблемы, желания, страхи, стремления… Каждого из них кто-то любит, кто-то ждёт… А кого-то, наоборот, никто не ждёт… Внутри каждого целая вселенная, но я об этом никогда не узнаю. Для меня все они — просто прохожие. Живые декорации к улицам этого огромного малознакомого города, в котором мне предстоит теперь жить.
В котором живет и он… Владимир Александрович. Мой преподаватель физики. Мужчина, которого я так долго считала идеальным, что теперь не так просто было отказаться от этого мнения.
В голове эхом звучали его слова:
“Меня привлекает игра в подчинение”.
Ничего себе, игра. Плечо до сих пор неприятно ныло.
Неосознанно потёрла его рукой, и поморщилась от полученного дискомфорта.
Как далеко он может зайти в своих играх? И смогу ли я вытерпеть подобное ещё раз?
А самое главное, хочу ли я это терпеть?
Машина затормозила у входа в общежитие, вырывая меня из тревожных мыслей.
— Спасибо, — сухо произнесла я.
Марк обернулся и растянул губы в широкой ухмылке, от которой мне стало ещё больше не по себе.
— Пожалуйста, студентка Рая, — сахарным голосом протянул он.
И я поспешила выйти из машины. Чтобы ни одной лишней секунды не находиться в одном пространстве с этим неприятным человеком.
На улице крепчал мороз. Хрустя сапогами по снегу, я быстро добежала до крыльца. Осторожно поднялась по ступенькам, чтобы не поскользнуться, и, приложив усилие, открыла тяжёлую входную дверь. Перед тем как юркнуть в здание, обернулась и увидела, что чёрная машина Марка все ещё стоит у входа, освещая перед собой часть дороги хрустальными фарами.
…
— Ну?! Что?! Рассказывай?!
Стоило мне войти в комнату, как Жаннка тут же подлетела ко мне с обезумевшим от любопытства лицом.
— Да нечего рассказывать, — устало отмахнулась от неё я, стягивая с себя пуховик и сапоги.
— Как это нечего?! — возмутилась подруга, — Где вы были?! Что делали?! Ты чего такая потухшая вообще?! Он что обидел тебя?!
Я подняла на неё бесцветный взгляд. Обидел ли он меня? Хороший вопрос. Я и сама этого не знаю.
— Жанн, правда рассказывать нечего, я устала очень, давай спать? — попыталась отделаться я от неё.
Но не тут-то было. Подружка преградила мне дорогу, воинственно уперев руки в бока, и нахмурила брови так, что они сошлись на переносице.
— Если ты думаешь, что можешь так легко прокатить меня, после того как я не пожалела для твоего свидания своей любимой юбки, то ты очень ошибаешься, моя дорогая! — грозно заявила она.
Я вздохнула. Обманывать я никогда не любила, да и не умела, даже когда это было действительно нужно, а говорить ей правду о том, что произошло, было для меня совершенно неприемлемо. И мне ничего не оставалось, как стянуть с себя юбку и протянуть ей со словами:
— Я тебя об этом не просила.
Жаннка растерялась, явно не ожидая подобного ответа.
— Рай, ты чего? — с обидой глядя на меня, спросила она, — Я же вижу, что что-то случилось! Почему ты не хочешь поделиться со мной?
— Просто я не хочу ничего рассказывать, — ответила я, едва сдерживая нарастающее раздражение, — Неужели так трудно это понять?
В глазах подруги моментально отразилась обида.
— Как знаешь, — холодно произнесла она, и, бросив юбку на стул, забралась в свою постель.
Я стянула с себя её кофту и аккуратно положила на стул рядом с юбкой. Чувство вины перед Жаннкой уже давило на грудь нестерпимым грузом. Безумно хотелось подойти, обнять её, и извиниться за свою грубость. Но страх, что она станет вновь выпытывать подробности моего свидания, превышал угрызения совести, и я, забив на макияж, переоделась в пижаму и легла в кровать.
Только о том, чтобы уснуть, не было и речи. Плечо ныло все сильнее. И от обиды за эту несправедливо причинённую боль хотелось плакать.
Меня никто и никогда раньше не бил. Мама могла дать подзатыльник в сердцах, но не более того. Самую большую боль в своей жизни я испытала в третьем классе, когда неудачно свалилась с козла на уроке физкультуры и зашибла руку. Тогда я мужественно терпела эту боль, не проронив и слезинки. Но это была случайность. Неприятность. Никто не причинял мне боль намеренно.
Подчинение. Что он подразумевал под этим? Я должна буду ему подчиняться, а если ослушаюсь, он будет делать мне больно?
Надо было расспросить его обо всем подробнее. Но я, что неудивительно, даже не подумала об этом.
Странные, непонятные, пугающие своей неизвестностью отношения. В фильме про пресловутые пятьдесят оттенков все выглядело довольно романтично, но он сказал, что в жизни все по-другому. Насколько по-другому?
Но как бы там ни было в жизни, все равно, все это казалось таким… неправильным. Я всегда представляла себе любовь и отношения совершенно иначе. Для меня любовь — это ласка, нежность, бережное отношение, забота друг о друге… Но никак не побои. И он знает о моих представлениях, и не хочет обманывать мои надежды.
“У тебя все может быть по-другому”
Да, может быть. Могло быть. Но меня угораздило влюбиться именно в него.
Полюблю ли я когда-нибудь кого-нибудь так же, как его? До дрожи, до замирания сердца, до остановки дыхания?
Одно лишь воспоминание о том, как он касается меня своими руками и губами, заставляло покрываться мурашками все мое тело… Одна лишь мысль о том, что больше этого может никогда не произойти, вызывала панический страх и боль. Почти ощутимую боль в области сердца.
Что лучше, боль физическая или душевная? Вот, ноет плечо. А я почти не замечаю из-за того, как ноет в груди.
Но самое страшное было даже не это. Он ясно дал понять, что я нужна ему лишь для того, чтобы развлечься. Поиграть в его игры, “повстречаться”. И это было, наверное, ещё более унизительным, чем вывернутая рука и болезненный удар по попе. Любовь, семья, дети — его не интересовало все это, и строить иллюзии, что когда-нибудь он переменит своё мнение, с моей стороны, наверное, было бы глупо.
Как долго продлится это его “повстречаться”? И что будет со мной, когда мы “повстречаемся”?
Нет, это слишком. Я так не могу. Я просто перестану себя уважать, если добровольно соглашусь стать чьим-то временным развлечением. Пусть даже такого мужчины, как он.
И пусть моё сердце болит, разламываясь на части. Рано или поздно заживёт. Я сильная. Я выдержу.
Уснуть этой ночью мне так и не удалось. К утру боль в суставе вывернутой им руки усилилась, причиняя серьёзный дискомфорт, и я окончательно решила, что не пойду к нему сегодня после четвёртой пары.
И мы сделаем вид будто ничего не было.
А если будет совсем тяжко видеть его на лекциях, переведусь в другой ВУЗ. Даже если потеряю стипендию, ничего, смогу устроиться в какой-нибудь бар и подрабатывать официанткой. Многие студенты так делают, и пока ещё никто не умер.
***
Будильник безжалостно трезвонил, заставляя меня поднять тяжёлые и опухшие после бессонной ночи веки.