Сильные руки обвились вокруг моих запястий, потянули их, я сопротивлялась, сопротивлялась, но они были неумолимы и продолжали тянуть, пока мои руки не оторвались от лица. Мои глаза распахнулись, зрение затуманилось от слез. И сквозь туман, два напряженных серых глаза медленно сфокусировались, и тогда они были всем, что я видела, всем, что я могла видеть, все, что имело значение.
Такой спокойный. Клинический. Холодный.
Как раз то, что мне нужно. Это был прохладный поток против этого наполненного ужасом ада. Блаженно бесчувственный. Я смотрела ему в глаза, смотрела долго, и он позволил мне, пока я не вдохнула первый глоток кислорода в легкие.
Я снова могла дышать,и лицо моего мужа сфокусировалось, его прищуренные глаза все знали. Опустив взгляд на его подбородок, я потянула его за запястья. Он отпустил меня, и я положила руки на колени. Мои голые колени. Он тоже был совершенно голый, стоя на коленях напротив меня. Должно быть, он притянул меня в сидячее положение во время приступа паники.
Вот оно. Он знал, что со мной что-то не так. Я прижала ноги к груди и сглотнула. Я хотела, чтобы он убил меня сейчас. Я часто желала смерти после того, как дядя сломил меня.
— Что с тобой случилось? — его голос был бесстрастен.
Я хотела солгать, но лгала слишком долго. И у меня было чувство, что он знает.
— Мне было тринадцать, — сказала я, но больше ничего не смогла сказать. Меня снова затрясло, и он положил руку мне на плечо. На этот раз я не вздрогнула. Прикосновение было слишком клиническим, чтобы вызвать ужас.
— Кто-то изнасиловал тебя.
От этого слова я почувствовала себя маленькой, грязной и никчемной. Я кивнула.
— Твой отец?
Я покачала головой. К тому времени он был уже мертв и никогда бы этого не сделал. Он знал, что я погибну. Он бил меня и кричал на меня, но он никогда не касался меня так. Может быть, такое и случилось, если бы Лука не убил его.
— Значит, кто-то из твоей большой семьи. Такие девушки, как ты, защищены. Должно быть, это был кто-то из твоих родственников.
Я кивнула.
— Кто это был? — твердо спросил он. — Твой дядя, который тебя вырастил?
Я облизнула губы.
— Мой другой дядя.
— Как долго?
Я подняла четыре пальца.
— Четыре года?
Я покачала головой.
— Четыре раза?
Всего четыре ночи, но с тех пор каждый день. С того времени.
— Мне снится это каждую ночь, — выдавила я. Это признание было приятным. Я все равно была обречена. Я решила свою судьбу. Ничто больше не имело значения.
Я не осмеливалась поднять глаза, чтобы увидеть его отвращение, его гнев на то, что ему дали кого-то испорченного.
— Ты знаешь, — тихо сказала я. — Добрый человек избавил бы меня от унижения встретиться лицом к лицу с моей семьей, жить в позоре и просто убить меня.
— Добрый человек мог бы, — тихо сказал он.
Я подняла глаза, смирившись. Страшная улыбка заиграла на лице Нино. Она не доходила ему до глаз.
— Но я найду человека, который сделал это с тобой, и заставлю его почувствовать тот же ужас, что и ты той ночью, и боль, непохожую на все, что он считал возможным. И в конце концов, когда он будет умолять об этом долгое время и когда он потеряет надежду, я подарю ему смерть.
У меня перехватило дыхание. Я уставилась на него. Я ничего не могла поделать. Он был спокоен, но в глубине его глаз было что-то темное и опасное. Не на меня. И я не смела надеяться, что это правда.
— И что ты со мной сделаешь? Я не та, что была обещана. Я не девственница.
Он посмотрел на меня так, словно я сказала какую-то глупость.
— Мне все равно, девственница ты или нет. Это маленький кусочек плоти, который совершенно бесполезен. Но я знаю, какое значение он имеет для многих людей, даже для тебя.
— Тогда почему ты злишься, если это не потому, что кто-то украл то, что ты хотел для себя?
— Потому что кто-то украл то, что ты не хотела отдавать, — пробормотал он.
Я отвернулась, потому что глупые слезы навернулись мне на глаза. Я не понимала ни его реакции, ни его самого. До меня доходили слухи о Вегасе, о том, как там обращаются с девушками, которые не платят долги или чем-то недоволен Римо Фальконе.
Я указала на простыни.
— Это традиция. Моя семья ожидает увидеть кровь. — я сглотнула. — Если ты возьмешь меня силой, я истеку кровью?
Он кивнул с бесстрастным выражением лица.
— Для тебя прошли годы, и ты занималась сексом всего несколько раз, так что если я применю достаточно силы, ты наверняка истечешь кровью. Твои вагинальные мышцы очень напряжены от страха, и ты разорвешься, когда я полностью войду в тебя.
Мой желудок сжался. Он говорил как врач, объясняющий физические последствия своих действий. Мои губы боролись за слова, которые хотела сказать рациональность.
— Тогда сделай так, чтобы моя семья и Фамилья получили кровь, которую они ожидают.
Он наклонился вперед, его красивое, холодное лицо было так близко, что я могла видеть темные точки в его серых глазах.
— Они получат кровь, не волнуйся.
Я кивнула и хотела лечь на спину, но он встал с кровати и надел трусы. Замешательство наполнило меня.
— Я думала, ты...
Он надел брюки и застегнул ремень. Он ничего не сказал, пока снова не надел черный свадебный костюм и не пристегнул ножи.
— Я найду человека, который изнасиловал тебя и зарежу его как свинью на этих простынях. Как ты думаешь, этой крови хватит для твоей семьи?
Я задохнулась, соскользнула с кровати, прижимая одеяло к своей наготе.
— Это означает войну. Лука убьет нас всех.
Нино ничего не ответил, но подошел ближе. Я напряглась, но не отступила. Он поднял руку, и я вздрогнула. Меня не били уже много лет, с тех пор как мой отец, а позже дядя Дюрант, но мое тело все еще ожидало этого.
— Я тебя не ударю. — я открыла глаза и уставилась на его белую рубашку. Он положил палец мне на подбородок и поднял мой взгляд. Его холодное лицо смотрело на меня, почти с любопытством, как будто я была чем-то, что он должен был понять. — Ты хочешь, чтобы твой дядя жил?
— Нет, — призналась я.
И это решило все наши судьбы.
НИНО
Я опустил руку, подошел к столу, взял мобильник и поднес его к уху. Римо снял трубку после второго гудка.
— Разве ты не должен быть занят?
— Мне нужно, чтобы ты пришел.
— Полагаю, это не потому, что ты хочешь, чтобы я помог тебе трахнуть твою жену.
— Нет, дело не в этом.