— Он стал моим инвестором, и это дало ему власть, ведь он был моим единственным источником финансирования. Он держал меня поблизости. Под ногтем. Находясь рядом со мной, он просто терял контроль.
— Зачем ты терпела это?
У нее есть семья, они бы помогли ей.
— Не всегда так было. В начале все было хорошо. Я была счастлива.
Разве насилие не всегда так начинается? В начале всегда хорошо? Иногда людей не засасывает. Им хочется бежать, как из ада, потому что они интуитивно понимают, что может произойти.
— Окончив колледж, я хотела покорить мир. Мартин был старше меня. Успешный. Пользующийся уважением. Красивый. И мой работодатель. Он водил меня в рестораны, ухаживал. Был джентльменом. Не настаивал на сексе. Просто невероятное чувство, когда тобой интересуется зрелый, светский человек.
Он запудрил ей мозги, и она не поняла, какой он есть на самом деле.
Ох, типичная ситуация.
— Все началось с секса. Мне было двадцать два. Я никогда не испытывала ничего подобного. Это был не просто секс, и мне это чертовски нравилось. И он это понимал.
Я не хочу слушать, как она сходила с ума по этому сукиному сыну, который издевался над ней. Это неправильно.
— У нас начался роман. Я использую это слово, потому что на тот момент он еще не развелся со своей чертовой женой. Но я узнала об этом намного позже.
Подонок.
Эта история становится все хуже.
— Он финансировал запуск моего агентства. Это было моей мечтой, поэтому я пошла на это. Но бизнес требовал времени и больших усилий. Мартина раздражало, что его игрушка не может проводить с ним много времени. Вот тогда начались оскорбления. И это только все накаляло. Прошел год физических и моральных издевательств. Я терпела это. А потом я сделала то, что делают все женщины, когда понимают, что все, хватит. Я его бросила.
Наконец-то. Что-то хорошее. Жаль, что ей понадобился год, чтобы образумиться.
— Я рад.
— Но Мартин сделал то, что делают все одержимые, оскорбленные мужчины. Он пришел за мной. А так как он трус, он пришел в офис, когда я была совсем одна.
Ублюдок.
— Хватило одного взгляда на него. Мне все стало понятно. И мне стало страшно.
Монстр.
— Но произошло кое-что, чего Мартин не ожидал, — Аделин поднимает указательный палец. — Первое. Накануне мне установили камеры видеонаблюдения, и он не знал, что она записывает все, что он делает со мной. — Она поднимает средний палец, образуя букву V. — И второе, я выжила.
Мои руки сжимаются. А зубы скрипят. Я весь напрягаюсь.
— Пожалуйста, скажи, что этот ублюдок в тюрьме, и никогда не увидит белого света.
Она вздыхает, и щекой прижимается к плечу.
— История принимает неожиданный поворот. И ты можешь быть обо мне не очень хорошего мнения.
Не понимаю, что это значит.
— Я не выдвинула обвинений против Мартина.
Блядь.
Это сошло ему с рук. Еще одна жертва без голоса. Еще один обидчик остался безнаказанным.
Вообще-то я не удивлен.
— Женщины часто так делают.
Ее глаза сужаются.
— Это не так.
— Просто у вас такой склад ума.
— Ты не прав. Я была его жертвой на протяжении всего года. Но я не хотела становиться жертвой правосудия. Я понимала, что должна отнести видео в полицию, и, вероятно, ему бы выдвинули обвинение в покушении на убийство. Будучи настолько богатым, он бы нанял хорошего адвоката, который снял бы его с крючка. Все. В лучшем случае, его бы осудили. На сколько? Давай будем честными, наверное, не более пяти лет плюс хорошее поведение. Поэтому вместо того, чтобы предъявлять обвинение, я выбрала другой вариант, — она ухмыляется. — Я послала ему копию кассеты и написала записку, в которой говорилось, чего ему будет стоить, если я разошлю копии его деловым партнерам. В СМИ и так далее. Для него это было очень важно. И вот конец истории. Двадцати семи летняя женщина, единственная владелица одной из успешных компаний в Бирмингеме.
Это нужно уложить в голове.
— Ты снова меня поразила. На этот раз масштаб поражения намного больше.
— Не ожидал такого от дочери священника, да?
— Нет, бля.
— Я не делюсь этим с людьми. Если честно, ты один из четырех человек, которые это знают. Мартин и я двое из них.
Довольно рискованно говорить мне о таком. О том, что она сделала, чтобы шантажировать своего обидчика. Это своего рода преступление. Ее могут привлечь к уголовной ответственности и назначить срок.
— Почему я?
Она смотрит на бутылку в руках и делает глубокий вдох. Когда она наконец поднимает глаза, я вижу грусть в ее взгляде.
— Это такой тяжкий груз, порой я чувствую, что задыхаюсь, и мне хочется высказаться. Сегодня именно такой момент.
Я понимаю ее больше, чем она может представить.
— Выпечка — мой защитный механизм. Обычно это срабатывает, и я отвлекаюсь, но сегодня это не помогло.
— Тебе стало лучше?
— Да.
— Тогда, я рад, что ты рассказала.
— Ты думаешь, я ужасный человек? Чудовище?
Она что серьёзно? Как я могу?
Я знаю людей и похуже, и она не одна из них.
— Нет. Ты уцелела, и это главное.
— Морис нашел меня. Я бы так и осталась лежать на том полу, если бы он не вернулся за своей сумкой, — Аделин усмехается. — Я была спасена благодаря сумочке гея.
Она смеётся.
— Благодаря Гуччи.
— Это действительно так. Подделка правда. Он обожает дизайнерские сумочки Шанель, Гуччи, Прадо, Луи Витон.
Морис — герой Аделин. Я не знаю его, но он только что завоевал мое уважение, несмотря на перья и ресницы.
— Так почем сегодня тебе хуже, чем обычно?
— Годовщина. Четыре года, как он оставил меня умирать в офисе.