— Это я могу, — закивала она истово, явно обрадовавшись. — Вы даже не вспомните про меня ни разу.
«Вот уж вряд ли», — подумал я, а вслух сказал:
— Можешь звать меня здесь по имени, Кириллом.
— Разве я не должна называть вас Мастер или Хозяин?
— Во время игр — да. Ты пока не потянешь стопроцентную вовлеченность. Ты и в принципе не потянешь даже полноценную сцену. Можешь попробовать, но за каждую ошибку перед Мастером тебя ждет наказание. Ты готова к этому?
Я тут же представил, как прижигаю ладонью кожу на ее задице, а она считает удары.
«Один. Спасибо, Мастер».
— Н-наказание? — снова начала заикаться Дарина, вырывая меня из грез.
— А ты как хотела?
На миг мне показалось, что она сейчас расплачется, но девочка лишь продолжала есть, кивая.
— Я поняла, — промямлила она.
Поняла? Уже хорошо.
— Далее. У тебя будут обязанности. Это не пансион «Все включено». Плюс, тебе нужно будет следить за своим внешним видом. Этот кудрявый кустик, конечно, забавный, но с ним придётся распрощаться.
Надо будет Лизе ее сдать на денек, она знает толк в этих женских штучках и в курсе моих предпочтений.
Вообще меня куда-то понесло в частности. Надо о глобальном пообщаться, но с чего начать? Пожалуй, с осмотра врача и контрацепции. Это можно вообще не обсуждать, а ставить перед фактом.
— Какие обязанности? — спросила Дарина, сбивая меня с мыслей. И уточнила ядовито: — Варить кофе, готовить завтрак, вытирать пыль, мыть хозяину ноги?
— Еще слово в таком тоне и мытье ног покажется тебе лучшей перспективой, — рявкнул я. — Не забывайся. Ты здесь для моего удовольствия. Я делаю поблажки, учитывая твою неопытность. Будь благодарна. Если бы последняя цена осталась за Антоном, ты бы провела этот вечер в распорках с такими причудливыми предметами во всех возможных отверстиях, что даже мне представить страшно. Так что доедай творожок, детка, чисти зубки и ложись баиньки. Завтра в шесть утра подъем. К шести тридцати должен быть готов кофе и завтрак. Доброй ночи.
Я направился к двери, но остановился. Забыл сказать самое главное.
— Решишь удрать — пожалеешь. Ищейки Вадика вряд ли вернут тебя девственницей,
— я изобразил пальцами воздушные кавычки на последнем слове. — Живой бы вернули.
Я поднялся к себе и принял душ. Собирался лечь, но передумал. Спустился снова. Свет в кухне не горел. В ее комнате — тоже. Я нашел сумку Дарины у двери, порылся, достал мобильный. Не стала его забирать, сразу пошла к себе. Послушная. Или слишком уставшая. У самого уже глаза закрывались, но из окна видел, что во флигеле горит свет. Набрал Колю.
— Не спишь? Зайду?
— Без проблем, откликнулся он бодро.
Через две минуты я сдавал ему телефон и паспорт Дарины.
— До утра справятся твои ребята?
— Обижаете, — самодовольно фыркнул Николай.
Я хлопнул его по плечу и пошагал обратно в дом. Едва вошел, меня как магнитом потянуло к спальне Дарины. Хотел убедиться, что она спит.
Она не спала. Из-за закрытой двери слышались сдавленные всхлипы. Плачет. Что ж… это нормальная реакция. Может быть, после этой истерики из нее выйдет оставшаяся дурь и дерзость. Лучшее для девочки сейчас — смирение.
Глава 5. Утро
Дарина
Как только Салманов вышел, и его шаги стихли, я выбросила мерзкий творог в мусорную корзину. Что за гадость! Как он это ест? Лучше лечь спать голодной, чем давиться этой дрянью. К тому же, едва он начал рявкать, аппетит у меня пропал начисто. Я вспомнила, что он не просто мужчина, который доставил мне невероятное удовольствие, но в первую очередь мой хозяин. Эти правила, вроде бы и не сложные, но все равно дикость какая-то. Я не могу заговорить с ним, даже смотреть на него вне кухни не имею права. Должна слушаться и исполнять какие-то непонятные обязанности. Завтрак ему готовить. Потрясающе.
Однако вспомнив его слова про Антона и предметы во всех отверстиях, я тут же стала уговариваться себя. Мне повезло. Подумаешь, завтрак и депиляция. Я продалась, и это действительно глупости, мелочи. Нужно привыкать жить по- новому.
Я прошла к себе в комнату, упала на кровать, как была в трусах и рубашке. Моя сумка с вещами осталась у двери, а идти за ней совсем не хотелось. Нарваться на Салманова в гостиной? Не сегодня. Обязательно что-нибудь сделаю не так. Мне хватит впечатлений. Разве что мобильный? А кому звонить? Женька в СИЗО. Надеюсь, адвокат договорится со всеми, и брата выпустят в ближайшее время.
Вспомнив аукцион, противных дядек в зале, чужие руки на своем теле, которые, правда, не причиняли боли… Пока не причиняли. И я должна буду постичь кучу всего, чтобы не злить своего хозяина. От страха, безвыходности и жалости к себе я разрыдалась. Оплакав незавидную участь, я прошла в ванную, где была нераспакованная зубная щетка и паста. Почистила зубы, умылась, расчесала волосы пальцами, вернулась в комнату. На тумбочке у кровати стояли электронные часы. Я потыкала, завела будильник на шесть, легла. Вопреки переживаниям, сон тут же взял верх, и я отключилась. Но вскакивала каждые полчаса. Снилось, что проспала, и Салманов наказывает меня, замахиваясь плеткой семихвосткой, как у Карабаса Барабаса.
Я услышала свист, и вся сжалась, готовясь к жжению на коже и глубоким рубцам…. Но тут запищал будильник. Вскочив в сотый раз за эту ночь, я натянула джинсы и рванула на кухню. Он ведь не говорил, чтобы я готовила в трусах, но и сумку забирать не разрешал. Памятуя свои сны и угрожающий тон Салманова, решила не рисковать.
Завтрак.
Что вот ему готовить? Яйца? Кашу? Что он привык есть утром? Я должна мысли читать? Кофе! Точно помню, что это было в списке. Кофемашиной я пользоваться умела. У нас в салоне стояла похожая. Нехитрая наука. Минута и кухня стала наполняться бодрящим ароматом. Кроме того я нашла ответ на свой вопрос. Пока исткала кофейные зерна, наткнулась на лист бумаги, который был прикреплен магнитами к холодильнику.
Я едва не перекрестилась. Там было расписано меню на всю неделю. По граммам. И еще какие-то цифры, значение которых я даже не пыталась разгадать. Сегодня воскресение. Овсянка и миндаль. Каша с орехами? Серьезно? Извращенец.
Но делать нечего. Пошарив по шкафам и холодильнику, я нашла хлопья, молоко, соль, сахар, пресловутые орехи. Измерила все на кухонных весах, которые стояли тут же рядом с кофе машиной. Сварив кашу, я раздавила орехи молоточком для мяса и отправила их в кастрюльку. На часах 6:29. Кто молодец? Дарина. Страх плетки отступил. Я присела за стол, сложила руки, стала ждать, как покорная слуга, коей я и являлась теперь.
Салманов явился тут же. Пунктуальный, сволочь.
— Доброе утро, — поприветствовал он беспечно и буднично.
Я невольно окинула его взглядом. Шорты, кроссовки, голый торс. Предательская дрожь заставила передернуть плечами, потому что я мгновенно вспомнила, как прижималась к этой широкой груди и желала впечататься в него сильнее, чтобы чувствовать жар кожи и твердые мышцы. Кровь прилила к щекам, и я опустила голову, чтобы спрятать румянец.
— Д-доброе, — промямлила, проклиная свое волнение и заикание.
— Завтрак? — напомнил Салманов, и я вскочила, чтобы наложить в тарелку, которую он сам достал из шкафа. — Кофе?
Кирилл поставил на столешницу и чашку, а сам сел за стол.
Я налила кофе, поставила перед ним тарелку. Салманов заломил бровь и спросил:
— Что это?
— Овсянка, сэр, — не сдержалась я. Разве не видно? Что за дурацкие вопросы.
Не говоря ни слова, не попробовав даже, он встал и вывалил содержимое в ведро. Я замерла, но это полбеды. Кирилл, не стесняясь, вытащил из мусора мой вчерашний недоеденный творог.
— Что это? — повторил он.
— Что это? — повторил он.
— Я… Я не хотела, — попыталась объяснить я.
— Чего ты не хотела? — рыкнул он.
— Доедать.
— А я разве спрашивал, хочешь ты или нет?
Я подумала, что вопрос риторический, и не стала отвечать. Ошиблась.
— Дарина, я задал вопрос. Повторяю. Я спрашивал тебя вчера, хочешь ли ты творог?
— Нет, — одними губами прошамкала я.
— Громче.
— Нет, — едва совладав с голосом, повторила я.