И вот — на тебе. Наклейка.
— Данные мы вам записали, — мулат кивнул на папку в руках комиссара. — Там пять флешек, на всякий случай. Своих мы проверили всех. От микроботов поставили электромагнитную завесу… И все равно — точно как у вас, там, в цитадели культуры. Возможно, вы сможете найти что-то, что всех их объединяет.
Рыжий поморщился, сделавшись неприятно похожим на крысу. Промолчал.
Мулат подошел к выходу, вставил ключ-карту, открыл дверь — тоже толстую, огнестойкую, дымонепроницаемую. Подождал, пока все выйдут. Кивнул в объектив камеры слежения, вышел последним и повел гостей через коридоры, лифты, внутренние посты контроля — в административный блок.
Подписав акты передачи данных, отметив командировочные удостоверения, заполнив еще некоторое количество форм и бланков, заокеанские гости уже самостоятельно направились на служебную стоянку. Над землей центр биохимии выглядел нестрашно. Ряд одноэтажных домиков, за ними несколько округлых ангаров из гофрированного алюминия. Асфальтовые дорожки, четкие желтые линии разметки. По ним туда-сюда снуют роботы-челноки. Разве что будок охраны несколько больше, чем в обычном университетском кампусе или там в обыкновенной фирме, на которой работают с промышленной химией либо с опасными механизмами.
Предъявив удостоверения последний раз, комиссар со спутником вышли за невесомые решетчатые воротца, и возле них тотчас остановился первый же свободный челнок в сине-белой раскраске авиакомпании “Негев”.
— Они везде…
— Они вас преследуют, — хмыкнул комиссар, влезая в пластиковую машинку. Лежер нырнул на соседнее сиденье, воткнул кредитную карту в счетчик, дождался зеленого сигнала и велел:
— Аэропорт.
Компьютер челнока помигал зелеными светодиодами, закрыл дверцы и двинул машинку нечеловечески-плавно.
— Шеф, это третья лаборатория только на этой неделе.
— И?
Услышав интерес в голосе, Лежер продолжил:
— Первая — физика плазмы, холодный термояд. Помните?
— Еще бы.
— Затем пеносталь. И вот биохимия.
— Биохимия на прошлой неделе, где мыло и краски.
— А, помню. Там, помнится, очень доходчиво рассказали, почему все кремы надо покупать исключительно в тюбиках, ни в коем случае не в банках.
— Ну вот. А это не биохимия. Это биологическое оружие. И что?
— До меня только сейчас дошло, какая чертова прорва умников роет землю в поисках философского камня. Взять, например, энергетику. Есть эти бородатые черти с холодным термоядом. Есть предложения получать энергию прямо на орбите и передавать ее вниз лучом. Я даже длину волны почему-то запомнил. Два, запятая, сорок пять гигагерца — на этой частоте атмосферное поглощение минимально. Затем — просто посветить на землю орбитальным зеркалом. Причем вовсе необязательно на фотопанели, достаточно взять обычный водонагреватель. А знаете, шеф, что меня впечатлило больше всего?
Де Бриак сделал вопросительное выражение лица. Лежер кивнул:
— Еще до первой мировой войны какой-то бош предлагал в Сахаре поставить эти вот металлические водонагреватели, свет на них концентрировать параболическими зеркалами из обычной полированной нержавейки. Пар гнать в обычнейшие паровые турбины, а на них генераторы Вестингауза. Никакого хайтека, сложной химии, деградирующих фотоэлементов, хрупкого стекла… По его расчетам, электричества хватило бы на половину Европы. Ну, на тогдашнее потребление. А отработанным паром собирались поливать зелень. То есть, еще и сократить пустыню.
Комиссар кивнул:
— Много навыдумывали таких прожектов. Перекрыть Гибралтар дамбой и получать с нее ток. Коммунисты обсуждали поворот сибирских рек. Кеннеди, когда искал меры противодействия русским успехам в космосе, говорил об опреснении океанов. Но я вас перебил — что из всего этого вы хотели вывести?
— Что мы могли бы иметь цивилизацию стимпанка еще до Первой Мировой. Собственно, эта война и прихлопнула проект. А как вы сказали, дамба поперек Гибралтара?
— Тоже фантастика. С одной стороны, постоянное испарение Средиземного моря дает необходимый перепад уровней воды. С другой — мощность получилась не такая уж большая. Примерно как два энергоблока Шомона.
— О да, комиссар. Те самые блоки с наклейками.
Комиссар выругался и сказал уже спокойно:
— Если мы никак не можем отделаться от мыслей по задаче, давайте задачей и займемся. Докладывайте, что за группировка “Red Sakura”.
— Не группировка. Молодежное движение.
— Филиалы по всему миру, символика, наклейки эти чертовы! — де Бриак рубанул воздух ладонью. — Фестивали, взаимный обмен гостями, вписка, “золотые мосты”. В основе какой-то культовый роман или фильм…
— Аниме.
— Да хоть балет на льду! Это у всех одинаково. Кто платит? Кто их содержит?
— Палантир еще не отработал.
Тут комиссар возразить не смог. Если нейросеть четвертого департамента еще не достроила целостную картину связей между миллионами точек по всему земному шару, то и выводы никакие сделать нельзя. Вернее, выводы-то сделать можно. Только без понимания финансовых потоков цена этим обобщениям — полтора сантима.
— Тогда расскажите, какие идеи? Впрочем, стойте. Попробую дать прогноз. Экология, свободная любовь, христианский коммунизм, прекрасный новый мир, романтика дальних трасс… Что я не назвал?
Лежер подвигал тексты на своем планшете:
— Почти все так и есть. С упором на экологию. Причем реальным. От них всегда массы волонтеров на экологических проектах. Причем далеко не все — шумные, с хорошим PR. Имеется нечто такое… Незнаменитое. Например, уход за лежачими больными. Обеспечение безопасности во время эпидемий. Тяжело, противно, риск заражения и грязной, крайне мучительной, смерти. Никакого рок-н-ролла.
— Эпидемий?
Де Бриак отработанным движением выдернул из кармана коммуникатор, набрал номер центра биохимии, покинутого только что. На вызов ответил мулат:
— Господин комиссар?
— Пожалуйста, месье, сделайте мне списки всех ваших волонтеров. Вообще всех. Уборщиков, мальчиков-доставщиков пиццы, и так далее.
— Но мы проверяли…
— Бог мой!
— Окей, господин комиссар. Если вы полагаете, что мы могли что-то упустить… Списки вы получите, как только я окажусь возле терминала.
Де Бриак выключил и убрал аппарат. Лежер продолжил:
— В их проектах есть что-то общее. Просто я пока не могу понять, что. И палантир пока не сшил концы. Возможно, по набору мест, где появились наклейки, что-то прояснится.
— Есть ли у них конкуренты? Объявленный враг? Ну как: наци против антифа, к примеру?
— Есть, комиссар. Именно наци. “Белые волки”, арийская раса. Я про них докладывал на той неделе. Этих-то понятно, кто финансирует.
— Ага…
— Вы думаете, что вишневых могут содержать противники наци?
— Этот ход напрашивается, — комиссар повертел пальцами. Откинулся на сиденье:
— Нет. Вы правы. Надо ждать, пока отработает палантир. Иначе все это — гадание на кофейной гуще.
Экран челнока показывал, что до аэропорта еще минут сорок. Комиссар вытащил планшет, открыл очередное чтение. Лежер какое-то время наблюдал сквозь тонированные стекла за проносящимися холмами, перелесками, встречными коробчонками с пассажирами и без. Проворчал:
— Я вот пробовал по вашему примеру читать… Знаете, помогает.
— Да ну?
— Ну да. Вот, недалеко ходить, в той лаборатории, где с плазмой долбятся, пытаются на встречных пучках получить условия для реакции синтеза, я имел уже не настолько дебильное лицо, как обычно. Скажите, шеф, а вы как-то выбираете книги для чтения, или все подряд гребете?
Де Бриак вздохнул, отложил планшет, поправил ремень.
— Все авторы по-разному пишут. Кто сериал, кто детектив. А нет бы так, чтобы детектив, космическая опера, нуар-постапокалипсис…
— Это мрачно. Сразу после надо забойный постапокалипсис-боевик, чтобы развеяться.