Ведьма еле заметно ухмыльнулась.
— Во-первых, погубил меня не ты лично, иначе я бы отомстила, поверь; во-вторых, я не до конца умерла, как видишь; в-третьих, всё твоё нынешнее искусство курам на смех, о чём ты прекрасно осведомлён; в-четвёртых, колдунов с силой ведьмы не бы-ва-ет, — последнее сказала, как припечатала.
— Но почему?! А я кто?
Ведьма укоризненно прищурилась, покачала седой головой, покрытой редкими спутанными волосами, как бы сочувствуя моим умственным данным, как бы величественно сожалея об этом.
— Ты меня плохо слушаешь… объясню проще. Есть Ян, есть Инь. От сотворения мира идут. Свет — тьма, небо — земля, огонь — вода, жар — хлад, мужское — женское, и другие противоположности. Их невозможно смешать, но и не разделить. Всё на земле порождено ими, всё живёт, опираясь на стихии, созданные ими… люди в том числе. Почитай восточную космогонию, гегелевскую диалектику, представление составишь. Возможно, поймёшь, в чём сильно сомневаюсь. Так вот, в женщине всем руководит Инь, в мужчине Ян, и силы чародейские в них, если они вовсе в человеке возникли, строго определённы этими сущностями и никак иначе; Инь и Ян в одном теле вместе встретиться не могут, доказано столетиями, о которых сохранилась память… память ведуний, потому что о ведунах я ничего не знаю. Но ты — мужчина, который может управлять энергией, то есть колдун. Только управляешь ведьмовской силой Инь, а не сущностью Ян, что весь мой опыт переворачивает. Хотела бы тебе помочь, не смогла бы. Сам, давай, разбирайся. А ведьмаков, говорила наставница, всех перебили. Не хотели и не умели они прятаться, в глуши сидеть тихо, не высовываясь, а церковники тогда силу лютую имели… как и сейчас, в целом.
«Бр-р-р», — я помотал головой, пытаясь собрать в кучу кружащиеся и галдящие, словно стая ошалевших ворон мысли. Как получалось мотать, непонятно — тело-то в принципе не определялось.
— Как так? Нихрена не понимаю! Как не можешь? Ты же в животе у меня урчишь…
— Дерьмо у тебя брюхе урчит, придурок… хи-хи, — ведьма в один момент растеряла серьёзность. — Предлагаю за диетой следить. Ну, там, после шести не есть, от жирного отказаться, на пару́ всё жарить… минералочку пей. А хочешь, — скатилась на доверительный шёпот, — составчик тебе подскажу. Заваришь и по сто грамм перед едой. Стул — как часы, потенция — слон позавидует. Как, надо? Пользуйся, пока я добрая. Хотя не, для потенции травку изыму, а то крышу совсем сорвёт, она у тебя и так худая…
— Да хватит уже! Башка как барабан пухнет, а ты… издеваешься.
— Барабан звенит, а пухнет тесто. И я не дразнюсь, а развлекаюсь, ведь ты мой единственный собеседник… жаль, не частый. Редко ты на зов являешься… почему, интересно? — последнее мёртвая старуха спросила на удивление живо.
Я пожал несуществующими плечами.
— Я часто тебя зову, а на меня будто сильный отворот наложен: ты вроде идёшь, стараешься, а приблизиться не можешь. Лежит на мне заговор, не видишь? Что? Ну да, ну да, куда тебе, неучу…
— Так научи! — выкрикнул я, берясь за готовую расколоться голову. И даже почувствовал на несуществующих ушах несуществующие ладони.
— Да как я тебя научу, болезный? Когда ты первую порчу накладывал, я крикнула тебе «не смей», ты не услышал. Тогда я тебе правильный наговор орать стала, но ты всё перевернул, чистую отсебятину нёс и чуть не помер. Потом…
— Какая порча?! — возмутился, по ходу выкрика уже понимая о чём она. Сердце ёкнуло.
— Не делай вид, что не ведаешь, — фыркнула старуха. — Исхудает девка — разве не порча? Но правильно сделал, внушения не хватило бы… а с последним приворотом любопытно вышло… про воду ты понял, а дальше снова отсебятиной занялся. Ритм, интонации сохранил, но слова все, почитай, другие использовал. Они же у тебя как бы сами собой появлялись, правильно?
— Почти… — пробормотал я, не очень соображая. А старуха, видя моё положение, широко оскалилась и продолжила.
— Думаешь, почему ты к женскому рукоблудию вдруг интерес заимел? Раньше, вспомни, ни о чём подобном не мыслил, о себе лишь мечтал; как самому побыстрей бы на сучку вскочить. А потому так случилось, что силу бабскую потянуло брать, она для нас, для ведьм, подходит; а самому с собой развлекаться бесполезно, в твоём-то теле. Женщина — суть земля родящая, а чтобы семя принять, да взрастить, сила нужна. Вот и вскрывается лоно бабское для принятия жизни будущей с выбросом чистой Инь — будто почва трескается, зерно вглубь ожидая. То же и при обмане происходит, от блуда ручного, без мужицкого орошения. Разве что энергии возникает меньше. Поэтому мы, ведьмы, ненасытные, до вас, кобелей, жадные — море силы из собственного удовольствия черпаем… понятно? Оргии с девками любим устраивать, ясно зачем? Вы, парни, также свой Ян расходуете, только нам, ведьмам, от того толку нет — не собрать и не использовать… хотя тебе помогает.
— Неправильная ты ведьмочка, Петруша… хи-хи. И сущность свою, мужскую, в наговоры вплетал, а так нельзя. Не должны были у тебя заклятья получаться, ан нет… ты, случаем, не из этих, которые светло-синие? Хи-хи… бельё матушкино в детстве не тянуло примерить? Ха-ха-ха… — закатилась в голос, — или до сих пор тянет? Ха-ха-ха…
«Да пошла ты. И не гомик я совсем, как те колдуны… если твоим словам верить», — ругнулся мысленно и терпеливо переждал приступ старухиного веселья, боясь спугнуть зачатки откровенности.
Ждать пришлось долго. Ведьма сыпала намёками, подколками, язвительными замечаниями и сама над ними ржала. Я молчал. Наконец, успокоилась.
— Петенька сладкий мой, послушай совета от глубоко мёртвой, убиенной тобой ведьмы. Сделай себе амулет и носи постоянно, пусть он силу женскую вбирает непрерывно. Когда по капле, а когда и потоком. С тобой в доме две кобылицы живут, почему их не доишь?
— Это же мама и сестра, как можно?! — я не на шутку возмутился.
Голос ведьмы вдруг загремел. Загремел до боли в несуществующих перепонках.
— Можно! Ты больше не человек, запомни! Мораль, этика, грех, стыд, любая нравственность — больше не твоё! Ты выше, ты сильнее, ты — власть! Пей её, если не хочешь зачахнуть, наслаждайся, не сдерживайся! — Далее децибелы снизились и зазвучали спокойнее. — Ты почему остановился, гадёныш? Влюбился? Не твоё это, забудь. Не тупи, иначе потеряешь всё — сила уйдёт. Как пришла со мной, так и уйдём вместе и ты, распробовавший вкус, последуешь за нами. Повесишься. Или утопишься, застрелишься. А может другая ведьма сожрёт — я не единственная, живых ещё много осталось. Мы — твари ревнивые, соперниц лишь вынужденно терпим.
— Сколько вас? — оглушённый в буквальном и переносном смысле, очнулся я только услышав упоминание о ведьмах. Даже о возможной любви весть пропустил.
— Ведать не ведаю. Государства отдельного не держим, дочерей имеет далеко не каждая, и не каждая берёт воспитанницу. Я, например, не хотела на воспитание отвлекаться и две ведуньи, которых лично знала, тоже одиноки были. Но обольщаться не надо: хоть и редеет наше племя, на тебя хватит. Мы уже тысячу лет исходим, а всё не изойдём никак. Тихо сидим, внимания не привлекаем, живём долго. Глаза отводим, дома скрываем, забытьё сеем, бумаги нужные справляем, деньги имеем — найти нас непросто. Зато мы, если надо… да разорви меня кикимора, какая я дура! — старуха в досаде схватилась за голову. Вдруг затараторила скороговоркой. — Тебе надо в мой дом съездить, обыскать весь с чердака до подвала тщательно…
— Зачем?
— Запамятовала, где что, давно не пользовалась. Книги, бумаги, пергамент, зелья, алтарь, амулеты. Греби всё блестящее, старое и необычное, тайник в подполье обязательно вычисти. Восточное окно, первое от входа, первая половица от стены, постучи указательным пальцем три раза и на каждый удар приговаривай: «Кот-Баюн пришёл, мышь в подполье нашёл». Затворится сам… в дом дверь должна была остаться открытой.
Неожиданно скороговорка прервалась. Пошамкав сморщенными губами, ведьма медленно и весомо развернула поручение.
— Забрать — это, конечно, хорошо и полезно. Но главная твоя задача — убедиться, что всё на месте, что сестрички, — слово сочилось презрением, — ещё не почуяли… аккуратней там, без следов. Будто я съехала куда…
— А если…
— А если, будем думать дальше. Как спать ляжешь, сам стремись ко мне и не бойся, пугать боле не буду. Урок окончен, просыпайся.
Глава 7
Выведать у мамы, куда она меня к ведьме возила удалось только под гипнозом. В сознательном состоянии она лишь хлопала глазками и переспрашивала: «А зачем тебе? Да не помню я, и ты забудь!». Полузаброшенный посёлок Нелюбино, левая объездная улица, крайний дом, за которым через пустырь старая водонапорная башня, насквозь ржавая. Автобусом добираться не вариант, а мама машину продала, когда я заболел; пришлось звонить Любе.
Учительница ответила тогда, когда вызов должен был вот-вот прекратиться.
— Алло, Петя? Я на работе, занята, — сказала раздражённо. — Перезвони позже.
— Давай сейчас, ну, пожалуйста… — быстро проговорил я
— Это у тебя каникулы, а у меня работу никто не отменял, — отбрила неожиданно. — Ладно, сама перезвоню… — и бросила трубку.
Облом так облом! Сердце неприятно заныло: это что же, все мои установки медным тазом накрылись?! А если Борин приворот тоже? Ждал, как на иголках.
— Что ты хотел? — спросила ворчливо, спустя два часа.
— Да ладно тебе, чего злишься? Не чужие, чай, люди, — сказал я примирительно, с намёком. Недовольно посопев в трубку, с очевидной вещью она вынуждена была согласиться.
— Да, Петя, достали все, извини… ты по делу? А то домой собираюсь, убежать быстрей из этого дурдома хочу… всем всё надо, каждый что-то требует, угрожает…
— Эй! Я на светлой стороне силы, Люба, я ни при чём! Ну-ка, быстро сказала, что меня любишь, немедленно! — произнёс приказным тоном и замер.
— Умеешь ты насмешить, Петя, — ответила грустно, обломав мои установки ещё раз. — Мы две недели назад всё выяснили… или я не права?
— Права, Люба, ты всегда права, — горестно вздохнул я. — Пойду поплачу… а если серьёзно, как у тебя дела с Борей?
Люба замялась. Она явно решала, стоит ли со мной откровенничать или нет. Решилась. Тем более, что виновник-то больших и малых изменений в её жизни — я.
— Понимаешь, в чём дело… вроде всё хорошо. С другой стороны, я помню, что это приворот. Он предложил жить вмести, захотел уйти из семьи. Не пообещал, как раньше было, а твёрдо сказал, уверенно так — только кивни, исполнит. Но я запретила. Не хочу рушить жизнь насильно, да и своё счастье на чужом горе не построю… он меня слушает, как истину в последней инстанции, будто я для него богиня. Благодаря тебе. Ты на самом деле колдун или как?
— Я не колдун, а так, кое-что получается. Думал, как нам выкрутиться из той ситуации, а видишь, как вышло… сам не ожидал. Но рад, что у вас всё нормально, искренне рад. И не ревную нисколько.
— Ревновать меня? Ты не с дуба случаем рухнул? Это сначала я себя винила, за то, что мальчика совратила, а потом всё сопоставила. Ты изначально всё спланировал, ты изнасиловал меня, а не наоборот! Своими приворотами дурацкими.
— Стоп, Люба, остановись! Да, это я воздействовал, признаю. Но без твоей воли ничего бы не вышло. Тут как в магните, нужны два полюса. И разве плохо было, а?
Люба иронично усмехнулась.
— Магнит и не намагниченное железо притянуть может. Подбирай сравнения корректней, ученик… не сержусь я на тебя, успокойся, Мессинг несовершеннолетний. Всё нормально было…
— Вот и отлично! Камень с души упал. Спасибо, что простила, Люба. Мне тоже понравилось, даже более чем. Я и представить себе не мог, что учительница может быть такой красивой и сексуальной. Я влюбился в тебя ещё больше, а мечтал аж с пятого класса. Как в раю побывал! И Боря твой впечатление нисколько не испортил. И это, — я не дал вставить слово, — просьба есть, Любочка.
— А вот Любочкой меня звать не надо! Хватит с тебя Любы, нахал малолетний. Люби, бога ради, но помни… — её голос был полон довольства, которое она неудачно старалась скрыть.
— Да, ты меня не любишь, — перебил я, — помню, уважаю. Просьба другая, вопрос жизни и смерти… — и подождал.
— Задавай уже, не тяни интригу.
— Мне за город надо съездить, кровь из носу, чем скорее, тем лучше, сегодня — завтра. Попроси, пожалуйста, Борю свозить меня, туда и обратно, в Нелюбино. Очень надо!
— В Нелюбино? Зачем?
— Секретик… дело там у меня, серьёзно. Повидаться кое-с-кем, взять кое-что. Утром привезти, вечером забрать. Надо, Люб, больше не к кому обратиться.