Меня рвануло к двери, затем к выходу на лестницу, затем вниз по ней — в самый низ, где, как я помнил, располагался отряд Стаса. Опять без каких-либо помех. Я торжествующе улыбнулся. Я ведь абсолютно свободен в своих перемещениях, не так ли?
Границы моей свободы обнаружились этажа за два до последнего. В лице двух внештатников — небрежно прислонившихся один к перилам, второй к стенке и плотоядно улыбающихся мне снизу вверх.
— Нарушаем? — с надеждой поинтересовался прислонившийся к стенке.
— Это еще с какой стати? — возмутился я. — Мне сказали, что я могу ходить, куда хочу.
Прислонившийся к перилам небрежно отклеился от них, вразвалочку поднялся ко мне и — одним молниеносным движением — развернул меня на 180 градусов.
— Иди, — великодушно разрешил он мне, чуть подталкивая в спину.
Вот здесь я сразу хочу сказать. Я бы с ними обоими справился без всяких проблем, даже после разнеженной земной жизни, но! Я просто кожей почуял, что они именно этого от меня и ждут — чтобы тут же доложить о моем чрезмерно энергичном общении и таки запереть меня в этой квартироподобной клетке.
Я рванул вверх по лестнице. На один пролет.
— А может, еще погоняем? — бросил я им через плечо с широкой улыбкой. — Или вы только по прямому приказу руководства тренируетесь? — Они переглянулись в явном раздражении. — Впрочем, нет, куда вам до хранителя, — сокрушенно добавил я, и уже всерьез ринулся наверх.
Они догнали меня через три этажа. Я чуть посторонился, давая им вырваться вперед, резко развернулся и помчался вниз. О, вот это другое дело — когда перед тобой понятная цель и в спину никто не тычет!
Им удалось перехватить меня всего за один этаж до заветной двери в подразделение Стаса. Обидно, подумал я, опять помянув не злым тихим словом земной комфорт. Грубо оттолкнув меня, внештатники резко затормозили на две ступеньки ниже, и развернулись ко мне лицом, выдвинув челюсти и раздувая ноздри.
— Молодцы! — искренне похвалил их я. — Удлиняем дистанцию? Или уже устали? — участливо поинтересовался я. — Ну, тогда отдыхайте — я вот только разогреваться начал.
На этот раз я первым добрался до своего этажа. На чистом самоуважении. Которое тут же послало вопящие от перегрузки ноги дальше вверх.
— Куда? — рявкнуло мне в спину.
— К начальству! — На большее у меня дыхания не хватило. А сил — больше, чем еще на два этажа. Где они мне снова путь преградили — тоже отдуваясь, с удовольствием отметил я.
Одобрительно хлопнув ближайшего ко мне по плечу, я тут же помчался вниз — не дожидаясь его реакции и уговаривая самоуважение продержаться еще совсем чуть-чуть.
На своем этаже я метнулся прямо к входной двери и резко открыл ее прямо перед носом своих преследователей… но бежавший у перил внештатник успел ухватить за шиворот своего напарника.
— Ну, все, спасибо, я домой! — бросил я, пока они друг от друга не отцепились, и юркнул за дверь.
В тот вечер мне намного лучше думалось лежа. Все мышцы ныли, но я даже радовался этому ощущению — вместе с ним ко мне определенно возвращалась хорошая форма. А что-то… нет, опыт моего общения с Татьяной подсказывал мне, что она мне очень скоро понадобится. Я бы еще побегал — вот скажет Стас, куда, взлечу — никто меня не остановит.
Но прежде чем куда-то взлетать, нужно к Стасу попасть. Что-то снова подсказало мне, что ждать, пока внештатникам надоест вход к нему стеречь, не стоит. Значит, точно есть там что-то, к чему меня всеми силами не подпускают!
Но как же к нему пробраться-то? Я с горечью вспомнил Тошин талант телепортироваться. Вот где справедливость? Почему он только ему достался? Почему нам особые способности неравномерно раздают — даже в пределах одного подразделения? Равноправие где, я спрашиваю?
Минуточку. Неравноправие — это даже хорошо. Если я прыжки с места на место так и не освоил, то инвертироваться почти мгновенно научился. И практика в невидимость переходить по десять раз в день, пока Татьяна меня человеком не сделала, у меня была — дай Всевышний каждому хранителю. Или мы в невидимость только на земле можем переходить?
Я чуть было не попробовал, прямо на том диване, но вовремя спохватился. За мной же наблюдают — нечего чуть ли не единственный козырь раскрывать. Можно в ванной проверить, там даже при нашем круглосуточном освещении темно — ничего они не увидят. Я, правда, тоже.
Ага. Я перевернулся набок, одновременно вытащив мобильный из джинсов, свесил руку с ним с дивана и незаметно забросил под него телефон.
Следующие несколько минут полного бездействия дались мне очень нелегко. Наконец, я не спеша встал, потянулся, небрежно хлопнул тебя по карману джинсов, замер, старательно хмурясь — и начал хлопать себя по всем карманам, нервно оглядываясь сторонам. Я даже обежал гостиную пару раз, заглядывая во все углы. Затем я хлопнул себя по лбу, опустился на четвереньки и заглянул под диван. Издав громкий возглас облегчения, я пошарил под ним рукой, потом другой, потом горестно вздохнул и полез под него сам.
Святые отцы-архангелы, как я на земле когда-то под такой мебелью помещался? Ничего, это ненадолго. Надеюсь. Закрыв на всякий случай глаза, я сосредоточился и мысленно твердо заявил себе, что мне чрезвычайно нужно перейти в невидимость. С первого раза. И немедленно.
На немедленно я решил отвести секунд десять. Открыв глаза, я ничего не увидел. В смысле, кроме пола. И ножек дивана. И светлой полоски манящего простора за ними. Ну вот — я же знал, что мой закон надобности меня не подведет! Вот такое неравноправие меня вполне устраивает. Невидимые и все еще ноющие ноги радостно согласились со мной и по своему собственному усмотрению двинулись к свободе. Куда? Растерять всю маскировку из-за отсутствия терпения на какие-то десять секунд?
Терпеть пришлось не десять секунд, а все тридцать. В видимость я вернулся только с третьего раза. Вот нечего отвлекать меня было, сообщил я ногам, и вывинтился, кряхтя, из прокрустова ложа своего эксперимента.
Затем мне пришлось терпеть намного дольше. Находись я в своей настоящей квартире, я бы соорудил под покрывалом… из одежды, хотя бы… некое подобие меня и, перейдя в невидимость, тут же помчался бы к Стасу. Но в этом ее подобии у меня ничего, кроме подушек, под руками не было. Которые уж никак меня формой не напоминали. Как я надеялся. Даже после многолетнего образа жизни на земле.
Пришлось ждать до утра. Скажем, я взял себе за правило день с пробежки начинать. Разумеется, для восстановления физической формы. Разумеется, вниз по лестнице. Разумеется, до поста все тех же внештатников.
— Привет! — радостно воскликнул я, не останавливаясь — пританцовывая на пару ступенек выше их, как и положено хорошему спортсмену во время тренировки. — Вы сегодня со мной или перетрудились вчера?
Не отвечая, они мрачно смотрели на меня с одинаковым выражением голодного волка, наблюдающего за полетом недоступного гордого орла.
— Ну, как хотите! — пожал я плечами, легко развернулся и воспарил вверх по лестнице, стараясь ступать как можно тише.
Через два этажа я остановился, мгновенно инвертировался, перешел в невидимость и уже совершенно беззвучно и осторожно пошел вниз.
Добравшись до внештатников, я остановился наверху последнего пролета, наблюдая за ними. Они явно прислушивались, время от времени переглядываясь. Наконец, один из них резко мотнул головой вверх, второй кивнул и, тоже почти беззвучно, пошел наверх. Я вжался в угол площадки. Почует он меня или нет?
Разумеется, он меня не почуял. Зато я почуял совершенно невообразимый восторг. И искушение кубарем скатиться мимо второго внештатника прямо к входу на этаж Стаса. Вот не хватало еще выдать себя движением воздуха, твердо сказал я неуместным эмоциям, и осторожно, даже дыхание затаив, бочком и на цыпочках спустился мимо него один пролет, затем еще один, третий… и вот она наконец-то, заветная дверь в хранилище ответов на все мои вопросы!
Дверь была закрыта. Наглухо. Совершенно. Ручку я сразу нажал. Я даже за нее дверь пару раз на себя дернул. Изо всех сил. Внештатники все равно снизу никакого подвоха не ожидают. Я заглянул в замочную скважину. Я воззвал к закону надобности, трижды. В последний раз я, по-моему, уже мысленно орал. Затем я снова взывал к нему, то дергая дверь на себя, то бросаясь на нее.
Наконец, я сел на последнюю ступеньку перед этой неприступной дверью и начал думать. Судя по всему, то ли Стас, то ли кто-то другой наложил на эту дверь дополнительную защиту — от моих особых способностей. Ну-ну, посмотрим, как она устоит перед земными приемами.
Я быстро провел мысленную инвентаризацию всего, что находилось в их пародии на мой земной дом. Ага, в кухне на ящиках ручки были. Если одну такую вырвать, заточить ее как следует и потом в замке поковыряться… А как затачивать? Ну, зачем я на земле стены обоями обклеил, которые они здесь скопировали? Впрочем, в ванной можно — там, кстати, и темно, пусть попытаются разглядеть, что я делаю. Другой вопрос — сколько же мне на это времени понадобится…
Обреченно вздохнув, я поднялся и медленно, но уже особо не таясь, пошел наверх. Мне уже было все равно, вернулся ли второй внештатник на свой пост и как я буду между ними протискиваться. У меня даже мелькнула мысль материализоваться на пролете под ними и спросить, вежливо, даже участливо, не соскучились ли они по мне…
Внизу явственно раздался щелчок замка. Я замер на месте — с поднятой ногой, но умудрившись повернуть голову назад. Нет, не почудилось. Дверь резко открылась, и из нее вышел… судя по внушающему опаску виду, сотрудник Стаса, за которым виднелось еще двое.
Можете мне не верить, но в эту секунду я поблагодарил внештатников. Мысленно. И кратко. За то, что гоняли меня по этим лестницам. Я не скатился, я одним движением слетел к этой двери, вжался в угол, пропустил выходящую троицу и успел проскользнуть внутрь до того, как дверь, снова со щелчком, закрылась. После чего прислонился к ней — ноги не держали.
Зато глаза у меня и за себя, и за них работали, зыркая во все стороны по коридору. Пустому коридору. Отклеившись, наконец, от двери, я ринулся к кабинету Стаса. Ну, если и он еще закрыт..!
Обошлось. Дверь в кабинет Стаса открылась от легчайшего толчка. Похоже, я преодолел-таки последнюю преграду. А, нет — в кабинете никого не было. Значит, он таки на земле. Значит, он таки сам не хотел со мной разговаривать. Интересно, что же это за операцию он проводил, в результате которой мы погибли и он меня теперь так настойчиво избегает? Заперся, внештатников привлек для дополнительной охраны — и решил, что я до правды не докопаюсь? Ну-ну, написание отчетов даже для карателей никто не отменял. А этот отчет — один из последних, должен где-то сверху быть…
Я повернулся, чтобы закрыть предательски распахнутую дверь и вдруг увидел на ней бумажку с корявой надписью: «Буду через 15 минут». Ничего не понимаю — он, что, не на земле? Тем лучше — несанкционированный обыск у карателей как минимум арестом кончится и не домашним. И если повезет. А так — вежливо подожду, и даже из невидимости пока выходить не буду, кто его знает, с кем он вернется. Может, услышу что полезное. Но ответы на свои вопросы я сегодня получу!
Эти пятнадцать минут мне пятнадцатью часами показались — даже мысль мелькнула пару раз, что часы все-таки остановились.
Стас вернулся один. Послышались шаги, резко распахнулась дверь, он сорвал с нее бумажку и грохнул этой дверью так, что у меня в ушах зазвенело. Не понравилось мне все это. А еще больше — выражение его лица. На нем лежала печать страшной усталости — или не менее страшных угрызений совести, этот как посмотреть. А смотреть и гадать у меня больше не было ни малейшего желания.
Я отступил, пропуская его, когда он пошел к своему столу, но тут же материализовался (вот с первого раза вышло!) и негромко кашлянул у него за спиной.
Он мгновенно обернулся, отскочив в повороте в сторону и ухватив стул, с которого посыпались какие-то папки. Я инстинктивно тоже дернулся — в другую сторону, под прикрытие дивана. Несколько мгновений мы — по-моему, в равной степени ошалело — смотрели друг на друга.
— Кретин! — вдруг заорал он. — Ты раньше не мог явиться?
— С какой стати я должен к тебе являться? — мгновенно ощетинился я.
— А с той стати, — ничуть не сбавил он тон, — что мне уже неделю приходится всем твоим врать, что у тебя все в порядке! Да еще и убедительно, чтобы они там бунт не подняли.
— Какой бунт? — от неожиданности опешил я. Вот как-то иначе я себе этот разговор представлял.
— Всеобщий, — уже чуть тише рявкнул он. — Или ты, умник, решил, — язвительно прищурился он, — что хоть кто-то там поверит, что это случайная авария была?
— А вот об этом хотелось бы поподробнее, — медленно произнес я, решив, если уж так сложилось, распутывать этот клубок с самого начала.
— Вот и мне хотелось бы, — добавил он в голос сарказма, — причем с самой первой минуты. Очень мне хотелось бы знать, из-за чего мне пришлось всю вину на себя брать, каяться, голову пеплом посыпать, репутацию — безупречную, между прочим — под удар ставить, пока ты в своих апартаментах отлеживался, в тишине и покое.
Я отлеживался? В тишине и покое?! Я вдруг понял, что хватаю ртом воздух — чтобы хватило на все эпитеты, которые я за земную жизнь наколлекционировал.
— Ну давай-давай, — ядовито процедил он сквозь зубы, — расскажи мне про раскаяние и угрызения совести. Это ты своему начальству можешь что угодно впарить, а мне не надо. Не первый день тебя знаю.
— Еще раз, — выдохнул я, как раз воздуха хватило.
— Ты еще издеваться будешь? — снова взвился он. — Опять погеройствовать захотелось, а расхлебывать снова мне? Ты почему на связь не выходил? — грохнул он кулаком по столу.