— А я вообще как про "Ос" услыхал, — поделился один из летунов, — ну, думаю…
— Да-а, — авторитетно протянул Василий. — Там до старухи с косой не фары были — миллиметры.
— Давненько они на нашем огороде не водились, "Осы"-то.
— Дай бог, и не будут. П..ц стопроцентный, суки мелкие.
— Не сто, как видишь.
— В рубашке парень родился.
— И Сглаза распечатали, сечёшь?
С удивлением я заметил, как мой внушительный механик вдруг ссутулился, словно становясь меньше ростом, и сдвинулся за моё плечо.
— Ладно, — махнул рукой врач. — Черт с вами. Гуляйте сегодня. Но завтра с утра жду на тесты, ясно? Чтоб как штык.
Я кивнул.
— Р-расступись! — раздалось зычно, и появился неслышно подошедший комбат. Смерил меня довольным, как у сытого кота, взглядом.
— Что скажете, док? — первым делом поинтересовался он у врача.
— Завтра он никуда не летит! — агрессивно заявил медик. — В любом случае. А так… Насколько я могу судить до тестов — в порядке.
— Ну, молодец, — одобрительно выпятил подбородок майор. — Ну, орёл. Хвалю. Вот чтоб всегда так. — Он склонил голову набок, посмотрел на меня оценивающе. — Док, ты свой спецзапас ещё не весь выжр… хм… израсходовал?
Врач оскорблённо поджал губы.
— Выдай-ка герою дозу. В медицинских целях.
— Насчёт медицинских я бы поспорил. Ему…
— Самое то. И все тесты будут… как у часовщика.
— Все кругом медики! — пожаловался доктор, порылся в чемоданчике, и небольшой флакон с прозрачным содержимым перекочевал в мой карман.
— Разводить, — предупредил врач. — Это вам девяносто шесть процентов, а не хухры-мухры. В крайнем случае — запивать. Впрочем, разберётесь.
— И чтобы завтра — как огурчик, — удовлетворённо кивнул комбат, по-хозяйски положив руку на плечо досадливо поморщившегося эскулапа.
— То, что доктор прописал, — негромко прокомментировал отошедший на пару шагов, но всё слышавший Василий.
А когда начальство удалилось, добавил вполголоса:
— Думаешь, эти тесты для чего? Думаешь, если там что не так, тебя от полётов отстранят? Фиг. Наколют всякой дрянью и будешь летать, пока совсем не сковырнёшься. Таблеток разве что доппаёк выдадут. Ещё если ты "охотник" — в "утки" переведут. Вот и все. Док хоть и кочевряжится, но он у Бати в кармане, оттого и пьёт. И в отчёт пойдут все цифры нормальные, не сомневайся. Так-то.
4
Спирт я честно разделил с "охотниками" — прямо тут, у леталки, когда остальные разошлись. Кто-то подсуетился с кружкой, кто-то — с флягой. Пить мне совсем не хотелось. Но меня все ещё слегка покачивало, и я решил — пусть лучше считают, что от спирта.
Механик уже копошился возле леталки, обнюхивал крыло, прежде стройной изящной линией заведённое назад, а нынче покорёженное и бесформенное. В дележе выпивки он не участвовал, да и не претендовал. Когда спирт кончился и "охотники" разбрелись, я подошёл к нему.
— Очунял малость? — спросил он, не оборачиваясь.
— Нормально. Как машина?
— Ну, как. Весь борт на замену, а так ничего. Работки подсуропил мне.
Механик обернулся, вытирая руки какой-то маслянистой тряпкой. Пояснил:
— Я не против работы. Лучше леталки чинить, чем…
И он замялся, не договорив, махнул рукой, торопливо отведя глаза. Пробурчал себе под нос:
— Док расщедрился нынче. А у меня для тебя тоже кое-что припасено.
— Без толку, — сказал я. — Не берет меня сегодня, да и не хочу. Перевод продукта.
— Как знаешь.
— Зовут тебя как?
— Тарасом мать называла.
— Слушай, Тарас. Я спросить хочу, только ты не обижайся, если что…
Механик с тоской поглядел на вскрытый борт леталки. В какой-то момент мне показалось — сейчас он нырнёт туда, как в омут, с головой. Нет, остался на месте. Проворчал недовольно:
— Ну и не мнись, спрашивай, чего там. Да понял я уже. Про сглаз прояснить хочешь, да? Так я тебе скажу — враки это. Глаз у меня нормальный, как у всех. А что не везло малость… — Тарас пожевал губу, опустив глаза к земле, мотнул головой. — Ну, пусть даже и не малость. Все равно. Это — повод такое прозвище человеку давать?
— Так тебя прозвали Сглазом? — брякнул я. — За что?
Тарас прищурился подозрительно.
— А то тебе не рассказали.
— Нет. Ничего не слышал, честно.
— Ну…
Механик накрутил на палец длинный ус, уныло обвёл взглядом площадку.
— Ты точно выпить не хочешь?
— Пошли, — кивнул я, сдаваясь. — Компанию поддержу.
— Вот это дело. — Оживился Тарас.
В закутке ангара, выгороженном штабелями массивных оцинкованных ящиков, стоял въевшийся, наверное, навсегда запах смазки и разогретого металла. Тарас быстро разлил по кружкам спирт, чисто символически плеснул туда же воды, выложил два ломтя чёрного, как мазут, хлеба и розовую луковицу, подвинул соль в щербатой солонке.
— Ну, будем.
— Будем, — согласился я.
Спирт, вонючий и едкий, едва не встал комом в горле, меня аж на слезу прошибло. Механик таких затруднений не испытывал. Он привычно макал комки хлеба в солонку, но молчал, прятал глаза, и я спросил, чтобы завязать разговор:
— А что случилось с Булкой?
— Это не мой был летун.
— Да я не про то.
— Ну, что… Ай, не бери ты в голову.
— Расскажи.
— Булка… Ну, Булка долго здесь продержался. Неплохим, говорят, пилотом был. А потом подранили его… Вроде как тебя сегодня. Тоже крыло снесли.