— Смотри, не трогай, маленькие, но уже ядовитые, — видя мой порыв, предупредила Хенгельман.
— И это все? — Я как-то недоверчиво оглядел помещение. — Это и есть Гончая Смерти?
— А то! Самая что ни на есть гончая самой что ни на есть смерти, — хохотнула бабуля, потыкав пальчиком в перчатке двух беспомощных, слепых малышей.
Напрасно, я отнесся скептически к мадам некроманту. Помещенные в резервуары с питательным раствором, песики за неделю превратились в здоровенных тварей, в холке не уступающих лошади. Тела напитывались, разбухали, росли и вытягивались. Пока песиков еще не выпускали из сна, под этих красотуль еще строилась тележка. Двухосная, удлиненная, с тентом, прикрывающим две большие бочки. Да, песиков придется возить, ну или по крайней мере подбирать где-то на полпути, так как действовать им предстояло в отдалении от Лисьего, из-за посторонних глаз и ушей, что могли бы донести куда не следует.
— Нет, Альва девочка умная, какое-то время, если что, прикроет, — вещала старушка, повествуя мне о, так сказать, надзирающем органе. — Мы с ней давно уже работаем.
— С бестиаром? — Вскинул я бровь. — Я думал, что зимой это был вынужденный союз по просьбе госпожи Кервье.
— Дорогой, конечно же нет. — Бабушка сменила на посту сиделки куда-то запропастившегося сэра Жеткича. — Чтобы находиться под крылышком короны, мне приходится периодически помогать этим рыцарям, отлавливать те или иные образчики темного искусства, нет-нет да и появляющиеся на этом свете.
— И часто? — Я с трудом, но вновь мог с горем пополам самостоятельно садиться в постели.
— Не очень. — Она взялась за спицы, клятвенно пообещав мне через пару недель повязать на шею шарфик. — В основном это мелочь всякая, кое-что из академии может сбежать, кое-что молодежь бесконтрольная на первых ступенях практики умудряется сотворить. Серьезное редко в последнее время выходит в мир, разве что из Дьесса, из их зверинца сбежит.
— Ба, а какой он этот Дьесс? Вы ведь туда с сестрой когда-то подались, чтобы постичь свое искусство? — Я баюкал в ладонях горячую глиняную пиалу с куриным бульоном.
— М-да уж. — Она прекратила стук спиц, задумчиво окидывая меня взглядом.
Они тогда только-только с сестрой закончили академию, обе по направлению целительства, обе с успехом получив первую степень. Времечко тогда на юге было смутным, какой-то из южных халифатов напал на соседа, тот договорился о помощи с кем-то, а потом привлекли еще кого-то, в общем, жарко было. Хотя на границе джунглей всегда неспокойно, там и без войн своих чудес хватало, рядом со скрытым городом дьесальфов. И хоть земли нашей короны не то что не граничили с ними, но и отделялись как минимум тремя государствами, в магических орденах существовала практика совать молодежь, так сказать, в горячие точки, чтобы пообтесать ее, да чтобы опыта боевого набрались.
Практику они получили замечательную, война дело такое, иной раз медикам не то что выспаться, присесть за день некогда. Но молодость прекрасна и полна сил, а также авантюризма. Две бедовые красотки, молодые горячие солдатики, южные принцы коих по традиции в халифатах хоть попой ешь — не убавится. Все это смешалось под жарким солнцем бирюзовыми волнами теплых морей, перевилось терпкой сладостью лиан и невообразимо прекрасных бутонов растений, которым и названий нет. Давая гремучую смесь коктейлю из страстей и эмоций. Дьесс, в отличие от севера, не так холоден к младшим расам, выпуская в свет своих сыновей и дочерей куда как чаще из-под опеки, посему ничего удивительного, что сестричкам вскружил голову красавец брюнет, сладкоголосый томноглазый эльф Вельдрак Прау Моргер, младший из сыновей клана Моргер, в переводе что-то вроде Желтый Птах. Они даже ссорились и тягали друг дружку за волосы, чем несказанно повеселили дьесальфа.
Но не в этом суть, суть в том, что от эльфов можно нахвататься, не подумайте, не блох, а дурных мыслей и идей в неокрепшие умы. Поганец-то и приоткрыл перед сестричками маленькую дверцу в свой мир и свое искусство магии, навсегда лишая их пути назад в свет. Хотя стоит отдать должное его таланту, учителем он был превосходным, пусть и не хватал сам верхов, но уж как говорится, месье знает толк в извращениях, коих было предостаточно. Эльф оформил, так сказать, визу для двух симпатичных дикарок, ввезя под своим патронажем девушек домой.
Что представлял собой последний город темных эльфов? Смесь восхищения и преклонения, судя по рассказу Хенгельман. Гигантский подземный лабиринт, причем, если кто-то подумал пещер, то напрасно. Ни о какой дикости речи не идет. Мрамор, золото и мириады огней. Утонченная грация ажурных мостов и переходов, подвесные хрустальные лифты, бисер кристально-чистых водопадов, витрины, арки, архитектура, достойная восхищения, и заоблачная технология. Ну да кое-что вроде эскалаторов и метро я, естественно, узнал, стала понятна прыть бабули в обращении с санузлами, введенными мною в Лисьем. Комфорта им хватало, для гостей в городе был предусмотрен свой квартальчик, в котором они прожили ни много ни мало чуть больше четырех лет, прежде чем господин Птах не переключил свое внимание на другие забавные игрушки, поменяв поднадоевших и повзрослевших сестричек на какую-то гномку, которой вскружил голову в одной из своих командировок по планете.
Нравы там и вправду более чем свободные, причем не всегда эта свобода была полноценной. Господа некроманты практиковали жертвы разумных, это у них была дань то ли жречеству, ведь эльфы были не лишены религии, то ли научным экспериментам.
— Жуткое и в то же время прекрасное место, Ульрих. — Бабуля пригладила рукой шерстяное безобразие незаконченного шарфа на коленях. — Жаль, что для этого места мы навсегда останемся чужаками.
— А потом что? — Я сам себе напомнил шкодного ребенка, превратившегося в «почемучку».
— А потом беда. — Она невесело улыбнулась. — Нельзя пропасть на четыре года, не отплатив короне долг, а потом объявиться, в надежде, что мир примет тебя с распростертыми объятиями.
Они не решились вернуться домой, справедливо опасаясь бывших собратьев гильдейцев магического цеха. И как показала практика, не напрасно. Хоть в халифатах юга народ более привычен к специфике темного искусства, там даже нет запрета на практику, но слухи быстро поползли о двух талантливых смутьянках, а уже вслед за слухами вереницей потянулись маршалы бестиаров из наказующего звена.
— Ладно, это все дела минувших дней. — Она вздрогнула, собираясь с мыслями. — Гончие уже готовы к выходу, что еще планируешь?
— Гончих с вампирами отправлю на участок между Дальней и Речной, пусть там на севере меж лесов и полей гоняют водоплавающих. — Я тоже переключился на дела насущные, не желая через силу вытягивать прошлое бабули. — Мы же должны остаться здесь и всеми правдами и неправдами найти и обезглавить эту водяную гидру, лишив их единственного, но такого существенного плюса, как собственный маг.
— Легко сказать, Улич, но сложно сделать. — Хенгельман была серьезна. — Мои тварюшки могут потягаться с магом, но, увы, не я сама, мое искусство — это работа чужими руками. Думаю, гончие не помеха аттестованному магу. Естественно, я могу еще наклепать слуг, куда более действенных, но как бы земли твои на сто верст окрест не превратились в один большой могильник.
— Думаю, больше не нужно. — Я покачал головой. — Мы и так своими наскоками порядочно задаем им жару, ну а когда им перекроют доступ выше Речной, так вообще несладко станет. Скорей всего, уже после первых опустошительных атак маг, если он не полный дурак, выйдет на арену помахать кулаками, иначе мы уничтожим, в конце концов, их полностью, либо же отбросим назад на юг.
— Ты все-таки рассчитываешь на Доу? — Бабуля видела письмо, отправляемое мной в столицу.
— Больше не на кого. — Я пожал плечами. — Разве что ты еще подбросишь пару идеек.
— Есть идейка. — Она задумчиво уставилась куда-то в сторону. — Есть такая штука, черный металл некроманта, гадость несусветная. Даже для меня. Из него делаются жертвенные серпы для темных жрецов культистов у дьесальфов.
— Плюсы, минусы? — попросил я подробностей.
— Из плюсов, подобный металл рассеивает все известные энергоконтуры любых заклинаний, ну а минус — убивает все живое, чего только ни коснется, невзирая на чины и звания, и, как ты говоришь, заслуги перед отечеством. — Улыбка пробежалась по ее лицу. — Не в перчатке, не через тряпочку, никак и ничем нельзя прикоснуться к нему.
— Как же жрецы тогда держат эти серпы? — Тут уже я улыбнулся. — Или они их делают, а потом только вокруг ходят?
— Да нет, золото блокирует металл. Рукоятка из золота вполне безопасна, правда весома, можно и другие металлы или даже древесину использовать, только тут нужно знать и высчитывать точное отдаление от этой бяки. — Интересненький получается материальчик.
— Без жертв? — Я с прищуром посмотрел на бабушку. — Изготовление, надеюсь, не требует чего-то запредельного?
— Без жертв, но с разрушениями. — Бабуля развела руками. — Мне придется вытянуть из земли кладбища, всю некротическую энергию, заключив ее в железо. Должно хорошенечко так тряхануть, наверняка плиты, надгробия пополам пойдут, может, кого из гроба земля выплюнет, всякое бывает.
— Ого. — Я задумался, прикидывая перспективы. — Такое незаметно не пройдет.
— Ну, может, ты что-нибудь придумаешь? — Она похлопала меня по коленке. — Ты же мастер в подобных делах, сынок.
— Придумаю, ба, постараюсь, — хмыкнул я.
И придумал.
Не знаю, хорошо или плохо, но народ точно повеселил, по крайней мере уж прекрасную половину жителей моих земель точно. Где самое большое кладбище у меня? В Касприве, вернее рядышком с ним, все же в городской черте нежилые кварталы здесь не додумались городить. Посему через три дня приготовлений бабуля дала команду начинать представление. А я что? Я и начал, как умел.
Говорить, думаю, не стоит, что народ в принципе за последнее время свыкся с причудами молодого хозяина, правда в этот раз, похоже, я переплюнул сам себя.
Утро в Касприве, помимо теплого солнышка, внезапно порадовало жителей грандиозным парадом. Под предводительством бессменного Гарича в город вошло три сотни солдат, рассасываясь малыми группами по пятьдесят человек на квартал, созывая весь честной народ на главную площадь перед магистратом, где горластый вестовой соизволил накричать на всю эту толпу, доводя всем и каждому мою, пусть и не царскую, но вполне весомую волю.
— Слушайте! Слушайте! И не говорите потом, что не слышали! — Да, текст писал я. — В тяжелое время для нашей родины, когда погань водяная стучится к нам в дома, забираясь на кухни!
— Что случилось?!
— Что происходит?!
— Да что же это такое-то?!
— Мы должны объединиться, встав плечом к плечу! — Хороший вестовой, с жаром так вещает, даже ножку отставил, мне из окошка магистратуры хорошо было его видно.
— Зачем нас собрали?
— Что затеял барон?
— Долго нам еще тут торчать?
— Враг не дремлет! — Ну, может, посапывает, но для хорошей речи, по-моему, прекрасный лозунг. — Все вы, честные граждане Касприва, верноподданные люди фон Рингмара, призваны в этот час, чтобы оказать посильную помощь своему господину в этом нелегком ратном деле с басурманами!
— С кем-кем?
— В каком деле?
— Опять, что ли, долг будут увеличивать?
— Улич, что бы ты ни затеял, знай, я уже против. — Бабуля испуганно выглядывала у меня из-за плеча. — Чувствует мое старое сердце, скрутишь ты сейчас непомерно опупительную дулю.
— Так-с! Сохраняем спокойствие! — Я поерзал в своем кресле на колесиках. — Тебе нужно было освободить кладбище, и чтобы никто не путался под ногами? Так вперед, за дело, народ неделю еще не оклемается после меня.
— Ну, как знаешь, сынок. — Бабуля покачала головой, поднимая заплечный рюкзак с вязанкой золотых арбалетных болтов, лишь наконечник каждого из которых разительно отличался тусклостью и серостью добротной кованой стали. — Я тогда пошла?
— Давай-давай, ба, дел у тебя невпроворот, у заднего двора будет стоять тележка, там две фигурки в плащах до пяток, это помощники тебе, думаю, с ними сама разберешься. — Я вновь вернулся к действию на улице. — Постарайся там не наследить, думаю, наш сэр Арнольд чуток опосля обязательно всунет туда нос.
— Не учи курицу, яйцо! — цыкнула бабуля, покидая меня.
Да уж, сэр Арнольд стал невыносим. А это что? А это куда? А вы знаете, что согласно пункту положения, памятуя об указе и постановлении, это низ-зя, а это противозаконно? Ай-яй-яй, господин барон, как вам не стыдно, а ну-ка прекратите мучить бедных рыболюдей, они ни в чем не виноваты. Угу, прямо сейчас все брошу и положу свои зубы на полочку, прощая всех и вся, вот, кстати, и он стоит, легок на помине, чуть в сторонке от вестового рядом с главой города. Надо же, уже успел и с ним связи наладить? Быстро работает, да не под того копает!
— Слушайте, жители Рингмара! — Вестовой широко раскинул руки. — Проклятым рыбунам помогает предатель и полюбовник рыбьей королевы!
— Чей-чей?
— Кто-кто?
— Кто там с кем?
— Да, честные жители славного Касприва, вы не ослышались! На услужении рыбьей королевы, а также у нее в мужьях ходит такой же человек, как и вы! — Надо поощрить парня — красиво горланит.
— Ух ты!
— Это же надо!
— А как это у них получается?
— Это он отворил створки ворот в наши земли! — Вестовой изгалялся, пытаясь напустить страху. — Это он, поганец, продал нас рыболюдям! Это из-за него гибнут наши честные жители и пропадают дети на реке! Из-за него вы не можете спуститься к реке без сопровождения солдат!
— У-у-у, тварь!
— Казнить его!
— Так я не понял, как они стыкуются?
— Должны ли мы простить подобное? Можно ли оправдать виновного? Должен ли подлец понести наказание? — Вестовой обводил каждого взглядом.
— Казнить!
— Повесить мерзавца!
— Да как же он русалку-то, того-этого?
— Сегодня же гвардейцы барона оцепили весь город, чтобы выловить негодяя! — стал переходить к сути вестник. — Нам доподлинно известно, что это мужик, покрытый татуировкой в виде чешуи!
— Ура!
— Ловите гада!
— А на каком месте татуировка?
— И вы, честные граждане, станете помощниками в этом нелегком деле! — Мой глашатай изобразил позу «Мать Родина зовет». — Все ли готовы прийти на помощь поимки супостата и доказать это не словом, а делом?!
— Да!
— Вперед!
— На каком месте татуировка?
— Тогда наш милостивец барон из своих запасов выделяет для всех горожан бесплатное вино! — По взмаху руки к площади стали подкатывать телеги, а также на всех крупных перекрестках и улочках одновременно стали открываться винные бочки. — Но это не все!
— Что еще?
— Работать нужно?
— За вино платить?
— Сегодня объявляется всеобщий розыск полюбовника водяной королевы! — Он немного выдержал паузу, накаляя атмосферу. — Всем мужикам в городе до самого захода солнца ходить голышом, чтобы солдаты сразу видели, есть ли на нем татуировка! А коли не будет выполнен наказ, то разрешается вязать и бить супостата, раздевать его или тащить к страже для соответствующего наказания!
— ..! ..! — Да, народ мог ожидать что угодно от барона, ну не знаю, увеличение поборов, травлю псами детей, отрубание ног встречным путникам, в конце концов кого-нибудь бы на кол посадил бы, велика новость, но не такого же! Это же немыслимо!
— Что он сказал?
— Вы это слышали?
— Ну, хоть бухнем на халяву, мужики.
— Вы с ума сошли?! — Дверь в комнату, из окошка которой я разглядывал площадь, чуть ли не с петель слетела, пропуская внутрь многоуважаемого защитника с городским главой на пару. — Вы совсем, что ли, потеряли связь с реальностью?! Вы хоть что-то еще в состоянии осмыслить, кроме своей глупой мести?
Глупой? Я задумчиво барабанил пальцами по креслу, пока сэр Арнольд метался по комнате, осыпая меня обвинениями в слабоумии. И месть ли это? Да, не стоит кривить морду лица, говоря о возмездии, справедливости, что всенепременно когда-нибудь восторжествует. Это месть, бяка, кака, глупое чувство, сжигающее тебя изнутри, но это месть, как ни крути и ни играй словами, пытаясь обелить свои действия. Как там было — око за око в Ветхом Завете, предтечи заповедей о всеобщей любви? Да, так и было, так есть и так будет, все из-за любви, кого-то к кому-то, пусть даже не как в моем конкретном случае, а допустим, в любви к деньгам или тучному стаду баранов. Не забирайте у людей любимое, не нужно, уж слишком тонка эта грань между человечностью и тем, когда уже не прощают. Очень тонка и размыта.