Девушка благодарно улыбнулась, с радостью пообещала мисс Софии, что увидится с ней на завтрашнем занятии, и направилась к окнам. Едва расставшись с библиотекаршей, она задумалась о необычной, глубоко личной манере этой женщины, обратившейся к ней по уменьшительному имени.
Она как раз вышла из главного читального зала и проходила между высоких изящных стеллажей с книгами, когда что-то темное и жуткое пронеслось у нее над головой. Она взглянула вверх.
«Нет. Только не здесь. Пожалуйста. Пусть у меня останется хотя бы это место».
Тени появлялись и исчезали, но Люс никогда не бывала твердо уверена в том, что они уже ушли и как долго не появятся.
Она не могла сообразить, что происходит сейчас. Что-то изменилось. Испугалась, да, но не ощущала холода. В сущности, она даже слегка разрумянилась. В библиотеке было тепло, но дело даже не в этом тепле.
Ее взгляд упал на Дэниела.
Он смотрел в окно, стоя спиной к ней, опираясь на подставку, на которой белыми буквами значилось «Особое собрание». Рукава потертой кожаной куртки были поддернуты выше локтей, светлые волосы сияли в свете ламп. Он ссутулил плечи. Люс опять потянуло прижаться к его груди. Она тряхнула головой, отбрасывая это желание, и привстала на цыпочки, чтобы лучше его рассмотреть. Она бы не смогла утверждать со всей определенностью, но, похоже, он что-то рисовал.
Пока она наблюдала за еле заметными движениями его тела, ее нутро едва ли не жгло, будто она проглотила что-то горячее. Интересно, откуда, вопреки здравому смыслу, столь дикая уверенность, будто Дэниел рисует именно ее.
Не следует к нему подходить. В конце концов, они даже не знакомы, она ни разу с ним не разговаривала. Все их общение до сих пор свелось лишь к одному грубому жесту и паре грязных взглядов. И тем не менее по какой-то причине ей казалось крайне важным выяснить, что там у него, в блокноте.
А затем ее осенило. Сон, который она видела предыдущей ночью. Кратчайший его миг вдруг вернулся к ней. Во сне стояла глубокая ночь, сырая и стылая, а на ней было надето что-то длинное и струящееся. Она прислонялась к занавешенному окну в незнакомой комнате. Еще там находился мужчина или мальчик. Люс так и не увидела его лица. Он делал наброски к ее портрету в толстом альбоме. Волосы. Шея. Четкий контур профиля. Она стояла за его спиной слишком испуганная и не решалась дать ему понять, что смотрит и слишком заинтригована, чтобы отвернуться.
Люс дернулась вперед, когда что-то ущипнуло ее сзади за плечо, а потом пронеслось над головой. Тень явилась вновь, черная и плотная, словно занавес.
Сердце девушки заколотилось так сильно, что грохот в ушах перекрыл мрачный шелест и звук собственных шагов. Дэниел оторвал взгляд от блокнота и, казалось, посмотрел прямо туда, где нависала тень. Однако, в отличие от Люс, не вздрогнул.
Разумеется, он же не видел тень, а спокойно смотрел куда-то за окно.
Жар внутри разгорался все сильнее. Люс казалось, будто она стоит уже настолько близко к парню, что он может почувствовать волну тепла от ее кожи.
Тихо, насколько было возможно, она попробовала заглянуть ему в блокнот через плечо. На краткий миг разум увидел карандашный набросок изгиба ее собственной шеи. Но потом она моргнула, и когда взгляд вновь вернулся к блокноту, только и оставалось, что сглотнуть.
Это оказался пейзаж. Дэниел рисовал вид из окна на кладбище в почти безукоризненных подробностях. Люс никогда не видела ничего, что настолько бы опечалило ее.
И сама не понимала, почему. Ну не безумие ли ожидать, что ее причудливая догадка окажется верной? Это уж слишком, даже для нее. У Дэниела нет причин рисовать ее. И она это знает, так же как и то, что у него не было причин демонстрировать ей утром неприличный жест. Но он ведь сделал это.
– Что ты здесь делаешь?
Дэниел закрыл блокнот и серьезно смотрел на нее. Полные губы сжались в черточку, серые глаза, казалось, потускнели. Тем не менее он не выглядел сердитым – скорее, обессилевшим.
– Я хотела взять книгу из особого собрания, – подрагивающим голосом ответила она.
Но, оглядевшись, быстро поняла собственную ошибку. Особое собрание оказалось частью библиотеки, отведенной под художественную выставку о гражданской войне. Они с Дэниелом стояли в крошечной галерее, образованной бронзовыми бюстами героев войны и стеклянными шкафами, заполненными старыми долговыми обязательствами и картами конфедерации. Единственный уголок библиотеки, где не было ни одной книги.
– Что ж, удачи тебе в этом, – пожелал Дэниел, вновь раскрывая блокнот, будто заранее прощался.
От смущения Люс лишилась дара речи и предпочла бы сбежать. Но, вот беда, поблизости все еще таились тени, а рядом с Дэниелом ей почему-то было спокойнее. Это бессмысленно. Можно подумать, он мог что-то сделать, чтобы защитить ее от них.
Люс застыла, словно прикипев к тому месту, где стояла. Дэниел снова поднял на нее взгляд и вздохнул.
– Позволь поинтересоваться, любишь ли ты, когда к тебе подкрадываются?
Люс подумала о тенях и о том, как они прямо сейчас с ней поступают, и отрицательно замотала головой.
– Ладно. Так вот, я тоже.
Он прочистил горло и выразительно уставился на нее, явно намекая на то, что она тут лишняя.
Возможно, ей удастся объясниться: дескать, слегка закружилась голова и ей просто необходимо на минутку присесть.
– Послушай, можно мне… – начала было Люс. Дэниел подхватил блокнот и поднялся.
– Я пришел сюда, чтобы побыть в одиночестве. Если ты не собираешься уходить, уйду я.
Он запихнул блокнот в рюкзак. Проходя мимо, задел ее плечом. Даже при столь кратком прикосновении, даже сквозь слои надетой на обоих одежды, Люс кольнуло словно электричеством.
На миг Дэниел тоже замер. Потом они обернулись друг на друга. Люс открыла рот. Но, прежде чем успела заговорить, парень круто развернулся и поспешно направился к двери. Она увидела, как тени роятся у него над головой, кружатся, а потом вылетают в ночь сквозь окно.
Люс содрогнулась от холодка, оставшегося после них, и еще долго стояла в галерее особого собрания, ощупывая плечо там, где его коснулся Дэниел, ощущая, как спадает пылавший внутри нее жар.
Глава 4. Кладбищенские работы
Ах, вторник. Вафельный день. Сколько Люс себя помнила, летние вторники означали свежий кофе, полные до краев мисочки с малиной и взбитыми сливками и нескончаемую стопку хрустких золотисто-коричневых вафель. Даже этим летом, когда родители стали держаться так, словно слегка побаивались ее, на вафельный день тем не менее можно было положиться. Утром во вторник она, находясь в постели, могла перевернуться на другой бок и, прежде чем осознать что-то еще, безотчетно понять, какой сегодня день.
Люс принюхалась, медленно приходя в чувство, повторила с несколько большим тщанием. Нет, запаха теста не было, равно как и никакого другого, помимо кислой нотки отслаивающейся краски. Она потерла глаза, отгоняя сон, оглядела свою тесную спаленку. Та выглядела словно снимок «до» в телешоу, посвященном обновлению домов. Люс припомнился долгий кошмар, представлявший собой понедельник. Отказ от мобильного телефона, котлетный инцидент и сверкающие глаза Молли в столовой, Дэниел, отмахнувшийся от нее в библиотеке. Девушка представления не имела, почему он такой злой.
Она села, выглядывая из окна. Было еще темно. Солнце даже не выглянуло из-за горизонта. Она никогда не просыпалась так рано. Если вдуматься, она сомневалась, сможет ли припомнить хоть один виденный ею рассвет. Сказать по правде, что-то в любовании рассветами всегда вызывало у нее тревогу. А именно – мгновения ожиданий перед тем, как покажется солнце, сидение в темноте и разглядывание неба поверх кромки деревьев. Лучшее время для теней.
Люс, тоскуя по дому, издала одинокий вздох, отчего лишь еще больше затосковала, проникшись одиночеством. И что теперь с собой делать целых три часа между рассветом и первым уроком? Рассвет. Почему это слово так звенит у нее в ушах? Ох, гадство. Ей полагается отрабатывать наказание.
Она выбралась из постели, споткнувшись о сумку, по-прежнему не распакованную, выдернула очередной унылый черный свитер из стопки унылых черных свитеров. Натянула вчерашние черные джинсы, поморщилась, заметив в зеркале, в каком беспорядке пребывают волосы после сна, и на ходу попыталась расчесать их пальцами.
Она уже задыхалась, когда добралась до замысловато украшенных кованых ворот кладбища, доходящих ей до пояса. Ее душили все заполонившая вонь скунсовой капусты[3] и невыносимое одиночество. А где все остальные? Или их понятие о рассвете чем-то отличается от ее? Она покосилась на наручные часы. Уже шесть пятнадцать.
Ей велели просто явиться на кладбище. Люс была совершенно уверена, что это единственный вход. Стоя в воротах, где зернистый асфальт парковки уступал место ухабистой, заросшей сорняками земле, девушка заметила одинокий одуванчик, и ей пришло на ум, что еще несколько лет назад она бы сразу набросилась на него, загадала желание и подула. Но желания нынешней Люс казались слишком тяжелыми для чего-то настолько воздушного.
Кладбище от парковки отделяли хрупкие воротца. Довольно-таки занимательно для школы с таким количеством колючей проволоки повсюду. Люс провела ладонью по воротам, прослеживая пальцами замысловатый цветочный узор. Должно быть, они простояли здесь со времен гражданской войны, о которых говорила Арриана, а на кладбище хоронили павших солдат. Когда примыкающая к нему школа не служила домом для неуправляемых психов. Когда все это место было не столь заросшим и тенистым.
Странное дело, территория школы была плоской, как лист бумаги, зато кладбище имело вогнутую форму, напоминающую чашу. Отсюда виднелись все его обширные склоны, усеянные рядами простых надгробных камней, словно стадион зрителями.
Тем не менее по мере приближения к центру ровные проходы в нижней точке кладбища превращались в лабиринт резных памятников побольше, мраморных статуй и мавзолеев, возможно, принадлежащих офицерам конфедерации или состоятельным солдатам. Вблизи они вполне могли оказаться красивыми. Но отсюда казалось, будто один их вес увлекает кладбище вниз, как если бы все это место затягивало в водосток.
Шаги за спиной.
Люс поспешно обернулась к коренастой, одетой в черное фигуре, появившейся из-за дерева. Пенн! Она едва удержалась от порыва броситься к девушке на шею, поскольку еще никогда так не радовалась при виде кого-то, хотя казалось невероятным, что Пенн могла заработать взыскание.
– Ты не опаздываешь? – та остановилась в нескольких футах от Люс и в сочувственном удивлении покачала головой.
– Я тут уже десять минут стою. Может, это ты опаздываешь?
Пенн ухмыльнулась.
– Вот уж нет, я просто рано встаю. Никогда не зарабатывала наказаний.
Она пожала плечами и поправила фиолетовые очки на носу.
– А вот ты получила вместе с еще пятью несчастными, которые, вероятно, с каждой минутой злятся все больше, дожидаясь тебя у обелиска.
Она привстала на цыпочки и показала на огромное каменное сооружение за спиной Люс, поднимающееся из самой глубокой части кладбища. Прищурившись, ей едва удалось различить несколько черных фигурок, собравшихся там.
– Мне сказали, встречаемся на кладбище, – принялась оправдываться Люс, уже чувствуя себя подавленно. – Никто не объяснил, куда идти.
– Я тебе говорю, к обелиску. А теперь спускайся, – посоветовала Пенн. – Ты не заведешь много друзей, если будешь расстраивать их планы на утро больше, чем уже успела.
Люс сглотнула. Отчасти хотелось попросить Пенн показать дорогу. Отсюда кладбище казалось сущим лабиринтом, и она побаивалась там заблудиться.
Внезапно ее вновь посетило тревожное чувство, говорящее ей, как далеко она от дома. Люс знала, что дальше будет только хуже. Медля, она похрустела суставами пальцев.
– Люс, ты все еще здесь.
Люс попыталась ответить храброй благодарной улыбкой, но была вынуждена удовольствоваться неловкой гримасой. А затем поспешила вниз по склону к центру кладбища.
Солнце все еще не взошло, но заря уже занималась. Эти последние предрассветные мгновения всегда пугали Люс больше всего. Она миновала последний ряд простых надгробий. Некогда они, должно быть, стояли ровно, но в настоящее время обветшали настолько, что большая их часть опрокинулась в ту или другую сторону, так что вместе они выглядели словно россыпь чудовищных костяшек домино.
Она зашлепала черными кедами по грязным лужам, зашуршала листвой. К тому времени, как она миновала простые захоронения и зашагала дальше среди украшенных могил, земля более-менее выровнялась. Люс окончательно потерялась, замедлила шаг, пытаясь перевести дух. Голоса. Если она успокоится, сможет расслышать голоса.
– Еще пять минут, и я ухожу, – заявил какой-то парень.
– Как ни жаль, но ваше мнение не имеет значения, мистер Спаркс, – возразил раздраженный голос, который Люс помнила по вчерашним занятиям.
Мисс Тросс. «Альбатрос». После котлетного инцидента девушка опоздала на ее урок и произвела не лучшее впечатление на строгую шарообразную преподавательницу естественных наук.
– Если только кто-нибудь не желает лишиться социальных привилегий на всю неделю, – среди могил послышались стоны, – мы терпеливо дождемся, когда мисс Прайс удостоит нас своим присутствием, как если бы нам больше нечем было заняться.
– Я здесь, – задыхаясь, объявила Люс, наконец огибая огромную статую херувима.
Мисс Тросс, облаченная, как и вчера, в балахонистое черное платье, стояла, уперев руки в бока. Ее редкие, мышиного цвета волосы облепили череп, а тусклые карие глазки при появлении девушки выразили лишь раздражение. Биология всегда плохо давалась Люс, и пока ей не удалось ничем отличиться на уроках у мисс Тросс.
За спиной у Альбатрос обнаружились Арриана, Молли и Роланд, которые расположились на кольце постаментов, обращенных к огромной статуе ангела посредине. В сравнении с остальными памятниками этот казался новее, белее и величественнее. К рельефному ангельскому бедру прислонился Дэниел.
Люс едва не упустила его из вида.
На нем красовались та же потрепанная черная кожанка и ярко-красный шарф, за который она зацепилась взглядом вчера. Люс обратила внимание на его взлохмаченные светлые волосы, выглядящие так, будто он не пригладил их после сна. Задумалась о том, как выглядит Дэниел. И вспыхнула таким отчаянным румянцем, что к тому времени, как взгляд, наконец, спустился с прически к глазам, чувствовала себя совершенно униженной.
Дэниел гневно воззрился на нее.
– Простите, – выпалила Люс. – Я не знала, где мы должны встретиться. Клянусь.
– Довольно, – оборвала мисс Тросс, чиркнув пальцем поперек горла. – Ты уже потратила вполне достаточно чужого времени. Итак, я уверена, каждый из вас помнит, какой прискорбно неблагоразумный поступок привел его сюда. Можете поразмышлять об этом в течение следующих двух часов за работой. Разбейтесь по парам. Что делать, вы знаете.
Она посмотрела на Люс и тяжело вздохнула.
– Ладно, кто хочет подопечную?
К ужасу девушки, все учащиеся уставились себе под ноги. Однако позднее, после мучительно долгой минуты, из-за угла мавзолея выступил пятый из них.
– Я. Кэм.
Черная футболка с треугольным вырезом туго обтягивала его широкие плечи. Он почти на фут возвышался над Роландом, отпрянувшим, когда Кэм протиснулся мимо него и направился к Люс, не отрывая от нее взгляда. Он шел вперед, двигаясь плавно и уверенно, настолько же непринужденно ощущая себя в этом наряде исправительной школы, насколько неуютно было Люс. Она хотела опустить глаза, смущаясь оттого, как Кэм уставился на нее. Но ее будто заворожило, и ей не удалось отвести взгляд.
Пока между ними не встала Арриана.
– Отвали, – заявила она. – Я вызвалась первой.
– Неправда, – возразил Кэм.