Алтея медленно попятилась назад, стремясь заслонить собой Кальвию. Элика зажмурилась, приготовившись к мучительной боли, впрочем, ее выдержки, несмотря на ужас, хватило, чтобы выставить скованные руки вперед, словно в жесте защиты, и проговорить ровным голосом:
– Не смей. Они ни в чем не виноваты. Бей лучше меня.
Воин не ответил. Лишь окинул долгим, каким-то печальным взглядом приглянувшуюся ему атланку, закрывшую своим телом юную подругу, и медленно направился к выходу из повозки, что-то прокричав остальным воинам. Движение прекратилось.
Элика без сил опустилась на дощатый пол. Ее трясло. То ли от страха перед неминуемой после всего экзекуцией, то ли от отчаяния вследствие рухнувших планов, неизвестно. Время словно остановилось. Она видела перед собой лишь швы отшлифованных досок, так плотно пригнанных друг к другу, слышала топот и голоса вокруг, в любой момент ожидая обжигающего удара кнута. Когда чья-то рука легла ей на плечо, девушка вырвалась, выплеснув в крике всю свою боль от неудавшегося побега и предстоящих карательных мер. Голос долетел до ее сознания, словно сквозь воду.
– Тише, успокойся, это я. Все хорошо. Дайте ей пить!
Холодная ключевая вода полилась прямо в горло, девушка закашлялась, все еще вырываясь из рук Домиция Лентула. На смену ужасу пришло странное оцепенение и опустошение.
– Натяните мой шатер, стоянка полмеры масла! – крикнул полководец воинам. Больше он не сказал ни слова, просто сидел рядом на полу, прижимая к себе притихшую под новым ударом судьбы принцессу и, казалось, не обращая внимания на плачущую Кальвию и с опаской наблюдающую за ним Алтею. Когда он осторожно поднял девушку на ноги, Элика покорно пошла к выходу из повозки, поддерживаемая только его сильными руками. Воины притихли, провожая их взглядами. В наспех собранном походном шатре Домиций помог ей устроиться на сваленных прямо на землю шкурах. Элика ощутила усталость.
– Ты и вправду убила бы меня? – тихо спросил он, когда дыхание Элики немного выровнялась. – Можешь не отвечать. Не хочу знать. Вот только что мне теперь с тобой делать?
Ей было все равно. Даже если он собственноручно отстегает ее плетью. Свобода была столь близка, но враг ловко обыграл ее. Каждое их слово было ему известно. Как они могли предаться такой беспечности? Пока они строили четкие и успешные планы побега, солдат их подслушивал. Скорее всего, с самого начала, а они ни на миг не заподозрили его присутствия.
– Ты не сказала им, что ты принцесса? —Домиций сел рядом, протягивая кубок с полюбившимся ей вином. Элика устало мотнула головой.
– Зачем?
– Это очень хорошо.
Его удовлетворенный тон прогнал оцепенение, уступив место любопытству.
– Хорошо? Что ты хочешь этим сказать?
– Не все сразу. Не думал, что это скажу, но ты будешь великолепной правительницей. Ты готова умереть за свой народ, я прав?
Смысл его слов не укладывался у Элики в голове. Слишком быстро все произошло. Похищение, появившаяся надежда, которую только что так жестоко отобрали. Еще и непонятный подтекст в словах похитителя…
– Убьешь меня на их глазах, дабы показать, как я люблю свой народ? – Элика горько рассмеялась. – А я согласна! Твой принц меня не получит.
– Успокойся, выпей вина, – Домиций сжал ее пальцы. – На самом деле я хочу поговорить о твоей покорности. И о том, что такие сюрпризы мне в дальнейшем не нужны. Путь не близкий, и сопряжен с опасностью, как ты понимаешь. Трудно будет отвлекаться еще и на твое сопротивление.
– А чего тебе не сиделось в Кассиопее? Сидел бы в своей казарме и не ныл о тяготах пути! Кто вас заставлял уезжать из Атланты с проблемой в моем лице? Покорность будешь требовать от рабов!
Он слушал. Элика осмелела. Допив вино, она небрежно швырнула кубок на пол.
– Я знаю, что ты хотел мне показать. Только я скорее умру под этим кнутом, чем позволю покорно привезти себя в руки твоему варвару!
– Да приди в себя… – почти с отчаянием сказал Домиций. – Я не враг и всего лишь хочу тебе помочь. Ты попадешь в беду, если поведешь себя с Кассием так, как сейчас со мной. Он не потерпит твоей дерзости, и если ты вызовешь его гнев, боюсь, даже я не смогу тебя спасти. Никто не станет тебе помогать. Я не заставляю тебя покориться. Хотя бы изобрази послушание. Только от тебя зависит, кем ты войдешь во дворец ? царственной гостьей или строптивой рабыней. И поверь, быть его рабыней самая тяжелая участь. Не искушай судьбу.
– Рабыней не стану. Ему придется убить меня. И знай, я сбегу при первой возможности, и перережу тебе глотку, если понадобится! Ни тебе, ни ему не добиться от меня покорности!
Домиций омыл водой из кувшина кубок, который принцесса так неосмотрительно бросила на землю, и вновь наполнил его вином. Молчание повисло в воздухе. Когда же он, наконец, заговорил, Элика едва поняла смысл услышанного.
– А если, принцесса, я дам тебе стимул стать покорной? Что скажешь?
Страшные картины одна за другой пролетели перед глазами Элики. Кнут. Оковы. Может, даже насилие… Его благие методы кончились. Предательская дрожь снова сковала принцессу. Они не оставят ей выбора. Либо она признает себя побежденной, сама, добровольно, либо ее просто сломают. Пусть. Она выдержит… Наверное… Страх сковал ее тело, и она в отчаянном жесте обхватила свои колени, словно стремясь сжаться и спрятаться от этого жестокого окружения…
Домиций заметил перемену в ее поведении. На миг ему стало смешно. Неужели она решила, что он под пыткой превратит ее в покорное животное? Но чему удивляться, именно такими она их и видит. Жестокими и беспощадными варварами.
– Не бойся, – Он вновь сел подле нее. – Ты неправильно меня поняла. Тебе еще интересна участь твоих подруг?
– Не трогай их, прошу, – Элика сглотнула. – Я просто не прощу тебе, если ты отдашь их своим солдатам или накажешь за то, что придумала я. Это твое условие? Моя покорность взамен на то, что их не тронут?
– Выпей, – он поднес кубок к ее губам, позволив сделать несколько глотков. Поразительно, но от его близости словно веяло спокойствием и умиротворенностью. Как будто он был единственным человеком, от которого зависела ее безопасность и благополучие. Он снова сжал ее пальцы, словно вытягивая страх и безысходность одним своим прикосновением. Элика едва сдержала безотчетный порыв спрятаться на его груди и прогнать прочь все мрачные мысли.
– Девочка моя… – от ласкового тона у нее защипало в горле, и она судорожно вздохнула. – Я принял решение. Слово за тобой. Если ты поклянешься мне сейчас в своей покорности, в том, что не сделаешь попытки сбежать или напасть на меня или моих людей… В первую очередь, я тебе обещаю, что буду оберегать тебя в Кассиопее, насколько хватит моих сил и влияния, и не допущу, чтобы с тобой случилось плохое. А во-вторых…
Элика встретила его взгляд. Он тепло улыбнулся.
– А во-вторых, как только я заручусь твоим согласием, обе атланки обретут свободу и отправятся домой. Я дам им лошадей и провизию. Ты просто попросишь их о молчании. Тебе они в этом не откажут.
Принцесса ошеломленно охнула. Домиций кивнул, подтверждая, что это вовсе не игра воображения.
– Не ожидала от меня такого? Их свобода в твоих руках. Подумай. Не столь высокая цена за твое послушание, так ведь?
– Ты не обманешь? – дрожащим голосом прошептала Элика.
– Нет. Клянусь Эдером. Сама посуди, они были собственностью работорговцев из черных земель. Но теперь оба наемника казнены. Зная, как ты к ним привязана, тебе не удалось меня обмануть, когда ты для отвода глаз говорила о них пренебрежительно, я не вижу смысла держать этих девочек подле себя. Ты хотела помочь им бежать даже не ради себя самой. Они часть твоего народа, королевой которого ты когда-то станешь, тебе невыносима была мысль, что будут страдать женщины твоей империи. Поверь, в других обстоятельствах я бы голову сложил к ногам столь великолепной королевы.
– Отпусти их, —Элика зажмурилась. Вот и все. Решение принято. Она выстоит. Но сердце ее больше не будет болеть за подруг по несчастью. За дочерей Атланты. За ее подданных. Даже если ей удастся сбежать, Алтея и Кальвия к тому моменту будут в безопасности. Если же нет, она соберет все силы, чтобы выжить в Кассиопее, выстоять против варвара с ледяными глазами, чего бы ей это не стоило, дабы вернуться обратно не побежденной.
– Я согласна, Домиций Лентул. Но прошу, сделай это прямо сейчас. До рассвета.
– Конечно, принцесса. Пойдем со мной. Очень хорошо, что ты не раскрыла им правду о себе. Если бы это случилось, я бы не смог их отпустить.
Они вышли в ночную тьму приграничного леса. Воины, гревшиеся у костра, как по команде вскочили, узрев своего командира. Элика сразу заметила обеих девушек. Кальвия спала, Алтея же, словно оберегая младшую подругу, сидела рядом, обхватив колени. За ними пристально следил воин, плененный красотой старшей атланки
– Зарт, – почти торжественно заявил Домиций. – Сними с пленниц оковы. Край, седлай двух салантийских кобыл и положи в седельную сумку мяса и воды. Поторапливайтесь! – прикрикнул на растерявшихся воинов. Пока один неловко разрывал ослабленные ножом наручи на руках девушек, двое других засуетились возле щиплющих траву коней. Элика отрешенно наблюдала за происходящим, теребя в пальцах пояс золотистого платья. Только вздрогнула от тоски, когда цепи со звоном слетели с рук Алтеи, упав к ногам. Кальвия проснулась уже свободной. Слезы подступили к глазам принцессы, когда Домиций Лентул громко объявил обеим атланкам, что они свободны и могут возвращаться домой. Она видела все: радость на лицах своих подруг, разочарование в глазах двух воинов, проникшихся к ним симпатией, торжественную и довольную уверенность предводителя… Очнулась лишь на миг, когда свободные теперь девушки подошли к ней, обнимая и наперебой благодаря за великодушие.
– Как же ты, воительница?.. – грустно спросила Алтея. Элика сглотнула подступившие слезы и натянуто улыбнулась.
– Не беспокойтесь обо мне. Я жила сама по себе в империи. Никто и не вспомнит, искать тоже некому… Да и мне давно хотелось узреть роскошную Кассиопею. Воля Антала, встретимся снова!
Девушки обнялись, и вскоре, не скрывая своей радости, вскочили на предоставленных им лошадей. Элика отвернулась. Смотреть, как уезжают получившие свободу совсем недавно такие же бесправные невольницы, было выше ее сил. Вот и все. Что могла, она сделала. Теперь осталось лишь сдержать свое обещание и свыкнуться с обещанной кассиопейскому полководцу покорностью.
Его ладонь опустилась на ее плечо. Пожатие было теперь иным. Прикосновением собственника. Хотя, может, ей так просто показалось?
– Зарт, – скомандовал Лентул. – Принеси оковы со стальными браслетами.
Элика опустила глаза, когда он одним рывком сорвал разрезанные кожаные ремни и отбросил их в сторону, словно это могло помочь ей скрыться от глаз всех воинов поляны. Домиций легонько подтолкнул ее в сторону шатра, и Элика мысленно поблагодарила его за то, что он не стал заковывать ее в цепи на виду у всех. Она молча выпила предложений ей кубок, не поднимая глаз. Что-то неуловимо изменилось. Холодные стальные браслеты замкнулись на ее тонких запястьях одним поворотом ключа. Эти не снимешь и не разрежешь… Девушка молча выдержала ритуал по ограничению свободы. Острое ощущение одиночества подкосило ее. Они снова отправятся в путь, и в этой повозке она будет одна. Рассчитывать не на кого. Элика до боли закусила губу, думая лишь об одном – не расплакаться раньше, чем окажется наедине с собой. Кассиопейцы не увидят ее слез.
Она едва притронулась к скудному завтраку. Домиций сетовал на то, что они потеряли больше времени, чем предполагалось, и принцесса кивком головы выразила свое согласие. Он пытался разговорить ее, как ни в чем не бывало, но вскоре оставил эти попытки.
Элика смертельно устала. Когда она вновь оказалась в повозке, лишь мимоходом отметила, что в ней соорудили мягкое ложе из шкур и подушек. Свернувшись калачиком, под мерное потряхивание повозки она быстро забылась глубоким сном без сновидений. Спасительные слезы так и не пришли к ней в то утро. Над приграничными землями империи занимался серый рассвет, когда отряд кассиопейцев вошел на неподконтрольные Атланте территории.
Глава 7
Элика проспала полный круговорот солнца. Сказалось нервное напряжение и бесконечная усталость. Рассвет нового дня застал их в барханах пустыни у небольшого оазиса, где под сенью пальм били ключи чистой холодной воды. Домиций Лентул самолично пришел осведомиться о ее самочувствии. Несмотря на ужас положения, оно было прекрасным, и принцесса очень удивилась, узнав, что проспала ровно сутки. На предложение освежиться в озере она ответила почти восторженным согласием. Полководец Кассиопеи снял с нее стальные оковы, но наблюдать за ней, плескавшейся в прозрачной воде источника, не стал. Элика не думала этим воспользоваться. Кругом была неизвестная пустыня, от Атланты они уже изрядно удалились, и помимо этого, данное обещание держало покрепче цепей. После купания принцесса ощутила себя почти счастливой. Вновь сознание пощадило ее рассудок, спрятав мысли о незавидном будущем вглубь, и девушка наслаждалась окружающим пейзажем незнакомой местности. Даже тяжесть вновь сковавших ее руки цепей не могла умалить восхищения и умиротворения, которое вновь завладело каждой клеткой тела при теплой и дружелюбной улыбке не лишенного чести и достоинства врага.
Странно, но отношение к ней в лагере изменилось. Раньше презрительно взирающие на гордую пленницу воины изменили свое поведение. Когда свежая после озера девушка в желтом шелковом одеянии, с гордо поднятой, несмотря на скованные руки и угнетенное положение головой оказалась среди них, двое искренне почтительно поклонились, оставив при себе шутки и комментарии. Воин, над которым она насмехалась в палатке, смущенно улыбнулся. Он жарил на вертеле тушку пустынного сайгака, и аппетитный аромат жареного мяса щекотал ноздри. Заметив взгляд Элики, он жестами изобразил пантомиму, стремясь показать, какой вкусный завтрак их ждет в ближайшем времени. Домиций Лентул по обычаю предложил ей разделить трапезу с ним в шатре. Оглянувшись, Элика решительно попросила занять место вместе с воинами у костра. Ей было сейчас все равно, что она скованна, а вокруг враги, хоть и относящиеся к ней не как к рабыне, а как, скорее, добровольно сдавшейся в плен королеве. После того, как принцесса потребовала права Ист Верто для своих соотечественниц, уважение к ней возросло на почти недосягаемую высоту. Но Элика об этом не догадывалась. Ей вполне хватало их дружелюбия и уважения. К тому же, как бы сильно не восхищались ее отвагой кассиопейские воины, она не могла не понимать, что преданны они лишь своему полководцу и своей империи, и воспользоваться их благосклонностью в своих целях ей никак не удастся.
Принцесса заняла место рядом с Домицием и тепло улыбнулась хлопотавшим у костра воинам. Ей немедленно поднесли самый сочный кусок мяса. Все принялись за трапезу, иногда прерываясь на обсуждение способов охоты – на рассвете кто-то заметил стадо газелей, чье мясо высоко ценилось за свой изысканный вкус.
– Копья с наконечниками окаменелостей, – взял слово Зарт. Элика думала, что он ее недолюбливают из-за того, что она лишила его Алтеи, но воин, наоборот, говорил, обращаясь больше к ней, словно в подтверждение разумности своих слов. Казалось, что его появление в повозке с кнутом в руках всего лишь ей приснилось. А ведь она впервые в жизни испугалась тогда. Неисповедимы пути Антала.
– Вы охотитесь на столь тонкокожую дичь с помощью разрывных копий? – удивленно уточнила Элика. – Но зачем?
– В силу точного поражения цели на расстоянии, благородная дева, – ответил воин. – Разве ваши охотники поступают иначе?
– Газели даже после смертельного удара бегут несколько миль, но при использовании разрывного наконечника теряют много крови, что впоследствии ухудшает вкусовые качества мяса. Оно становится жестким. Разве не разумнее использовать стальные стрелы?
– Но это не совсем удобно, когда ты верхом, – возразил Зарт. – Приходится делать остановку, чтобы прицелиться.
– Потому что вы используете обычные луки вместо арбалетов. А луки лишены точки опоры. Мне известно, что арбалеты применяются лишь в бою из укрытий, и они очень тяжеловесны. Но для ближнего боя даже верхом или же для охоты в Атланте используют легкие арбалеты. Вам не составит труда сделать их из луков самим. Куда удобней копий, которые невозможно в большом количестве возить с собой прикрепленными к луке седла. Тогда как стрел в колчане может находиться до трех десятков. И рана, нанесенная стрелой, не вызовет такой обширной кровопотери.