– Здорово, – шепотом восхитилась Астор, – никто не заметил! Как ты это?..
Борн хмуро шикнул на нее. Вне лагеря его умение было бесполезно, поскольку, чтобы отвести кому-то глаза, надо наверняка точно знать, где находится этот человек… или люди. Сейчас был самый рискованный момент. От лагеря они уже отошли, но еще недостаточно далеко. Если кто-то со стороны приглядывает за лагерем или же кому-то вздумается именно сейчас отойти по нужде, есть большая вероятность, что Борн не сможет его засечь, особенно если наблюдатель догадается вовремя затаиться в окружающем непролазном кустарнике. А какова позиция для убийцы! Вот она, юная графиня, как на ладони, и не сразу поймешь, с какой стороны прилетела смертоносная стрела.
Борн думал так, озираясь по сторонам. И не знал, что наблюдатель все-таки есть, – человек, которого телохранитель ожидал тут встретить меньше всего. Ну кто мог подумать, что граф, вопреки здравому смыслу, ускользнет от бдительной охраны и вздумает прогуливаться в такое время в стороне от безопасного и обустроенного лагеря. И ведь не собирался сбегать из-под охраны как неразумный мальчишка, всего лишь хотел немного подумать в одиночестве. Если бы Борн знал об этом, он, наверное, перестал бы задаваться бессмысленным вопросом – в кого такой непоседливой и упрямой удалась Астор. Однако Борн ни о чем не подозревал, и графу каким-то чудом удалось незаметным пойти за ними. Может, потому и удалось, что он и не скрывался на самом-то деле.
На маленькой стоянке было тихо, костер почти догорел. Тлел едва-едва, только чтобы Борну – а в основном, конечно, Астор – было видно, куда идти. Кто бы сомневался, что настырная девчонка наотрез откажется сидеть на месте и тем самым пропустить самые важные, по ее мнению, события. А оставлять юную графиню в лагере под охраной, как все успели убедиться, совершенно бесполезно. Девчонка здорово наловчилась избавляться от слишком пристальной опеки охраны. Вот только Борна и де Энхарда ей обмануть еще ни разу не удавалось, даже Ортон и тот через раз оставался в дураках. Так и получалось – графиня обязательно сбежала бы, оставь ее хоть на минуту без присмотра. И тогда что безопасней? Таскать девчонку за собой ночью, когда, возможно, за каждым кустом прячется убийца, который не побоится рискнуть собственной жизнью, лишь бы достать жертву? Или же понадеяться на бдительность охраны и Ортона? Парень слишком молод, не справится он с этой чертовкой. А к тому же Борн с некоторых пор ему слегка не доверял. Он вообще теперь никому не доверял… Да еще эта необходимость сохранять тайну. Просто чудо какое-то, что за эти дни никто ничего не заметил! Все еще живы, никаких нападений не было. И это притом, что они вели себя совершенно неразумно и были уязвимы до крайности. Но пока что все, каким-то чудом, обходилось.
«Это ненадолго, – отстраненно подумал Борн. – Нам просто неприлично, бесстыдно везет. А такое везение, как правило, в один момент прерывается быстро и страшно. Кто-то, возможно, заплатит жизнью за наше нынешнее везение…»
Сейчас граф и его дочь в большей опасности, но нападений пока нет. Тоже везение? Или посланцы пока не знают, где искать задержавшийся в пути отряд? Вполне может быть, если у шпиона нет возможности сообщить своим о местонахождении кортежа. Но скоро он такой способ найдет, можно не сомневаться. Магию, например. Очень похоже…
А они тут который день сидят на месте в безлюдной глуши и шляются по ночам среди этого проклятого кустарника, где можно целую армию спрятать. Борн понимал, насколько неразумно они себя ведут. Халай и де Энхард тоже это понимали. И никто ничего не пытался изменить. Будто так и надо. Не считать же вялые попытки Барса возразить, его даже девчонка слушать не стала. В любом случае бросать раненого де Энхарда никто не собирался. Он был нужен, вот и все. Всем им зачем-то нужен.
Барс почти с нежностью посмотрел на Шторма. Сколько уже раз он удивлялся редкостному бесстрашию своего коня. Он не боялся темной ночи, чужого человека, ведущего его в эту непонятную ночь, потому что знал, что его ведут к единственному хозяину. А в том, что Шторм знал это, Барс ни на миг не сомневался. Конь даже не испугался его звериного обличья, словно бы хозяева каждый день должны превращаться в здоровенных хищных котов.
Вообще-то Маркус никогда не любил лошадей, и даже не потому, что большинство из них от него шарахались. Просто у него было исключительно потребительское отношение к этим беззащитным, по его представлениям, животным. Не раз за свою жизнь ему приходилось в трудной ситуации утолять голод за счет собственного коня, и, что греха таить, порой даже в сыром виде. Честно говоря, в сыром виде они ему как раз больше нравились. Ведь нужно непременно выжить самому. В общем, отношения с лошадями у Барса не сложились. Но Шторм… Шторм – это совсем другое дело. Он не средство передвижения, он партнер, не слабая лошадка, а весьма сильное животное.
– Твой конь такой же упертый, как и ты, – заметил Борн. – Ни в какую не хотел идти со мной, пока я не произнес то заковыристое слово со всеми правильными ударениями.
Шторм, не обращая внимания на запах крови, низко опустил голову и тихо фыркнул. Его горячее дыхание вздыбило шерсть на спине Барса.
Астор присела рядом, отстранив конскую морду.
– Ну как?
Барс коротко рыкнул.
– Жив пока, как видишь.
– Да ну тебя, с твоими дурацкими шутками!
Борн опустился рядом на корточки. Со скрипом потер небритый подбородок.
– Ну ладно, Барс, коня мы привели. А как ты собираешься на него взгромоздиться?
– Если бы я знал, – ответил тот коротко. На минуту прикрыл глаза. Разумней было бы, конечно, не тратить силы понапрасну и трансформировать голосовые связки обратно. Но разговаривать через Астор… девочка не всегда соглашается адекватно передавать его слова остальным.
– Будем думать, – заявил Халай, поняв, что ответа не дождется.
Астор крепко обняла Барса за шею, носом уткнулась в перепачканный мех.
– Ой, Маркус, как я боюсь, что у нас ничего не получится! Отец узнает, что будет…
Борн и Халай разом вскинулись, хватаясь за оружие. Барс оскалил клыки, собираясь зарычать. Однако тревога оказалась ложной. Из кустов с треском выбрался граф.
Конечно, как в плохой комедии, он оказался именно здесь и именно сейчас.
Даже в темноте было видно, что лицо де Энакера пылает гневом. Может быть, он был зол оттого, что все делалось в тайне от него. А может быть, припомнил, как Барс однажды выбрался из постели Астор. При наличии воображения представить он мог все, что угодно. И нельзя сказать, что граф страдал полным отсутствием воображения.
Борн раздраженно хмыкнул и вновь опустился на корточки, не слишком вежливо покосился на графа.
– Так я и знал, что это не может долго продолжаться. Какого беса вы пришли сюда ночью, граф? Вам жизнь уже не дорога?
И мысленно про себя: «Как ты мог его не заметить, остолоп?!»
Де Энакер даже опешил. Вопрос никак не вязался с обычно вежливыми и предупредительными манерами Борна. А тот между тем продолжал:
– Вы хоть понимаете, что делаете, граф? Ладно, вашей дочери подобная взбалмошность и безответственность, в какой-то мере, простительны, она, по сути, еще ребенок. Но вы-то взрослый, здравомыслящий человек!
– Остынь, Борн, потом будем разбираться, – прорычал Барс. – Лучше давайте поскорей убираться отсюда. Что-то нехорошее у меня предчувствие. Если граф вас выследил, то кто-то мог выследить и его.
Борн раздраженно буркнул что-то напоследок, но мысленно согласился. Барс даже сам вряд ли догадывался, насколько его подозрения верны. Ведь мало кто знает, что Холос – мастер неприятных случайностей. И если среди посланцев найдется достаточно толковый жрец-маг, он безошибочно укажет место и время, когда можно застать жертву в самой неприятной для нее ситуации. И даже иной раз эту ситуацию подстроить. А сейчас самый подходящий для этого момент. Обе жертвы далеко от лагеря, ночью. И всего двое охранников.
Борн мысленно поморщился и помог Халаю аккуратно устроить Барса поперек седла. Это оказалось не самым простым делом. Во-первых, Барс в обоих своих обличьях был далеко не легоньким. Необходимо было перенести эту беспомощную тушу так, чтоб не навредить, раны за такой срок не успели зажить, и в любой момент от неосторожного движения могло открыться кровотечение. К тому же его надо было закрепить в седле, чтобы не упал при движении. Ведь раненый Барс не мог бы держаться сам. Однако им наконец-то удалось его устроить, не без помощи графа конечно же.
Халай взял Шторма под уздцы. Борн запалил факел, а затем загасил костер.
– Осторожней, – сказал он горцу, – если конь споткнется… – Борн не закончил фразу, но в том и не было необходимости. Всем и так было понятно, что станет с Барсом, если Шторм ненароком споткнется в потемках.
Однако уйти далеко им так и не удалось. Именно сейчас, словно бы по всемирному закону подлости, их ненормальное везение кончилось. Оказалось, что осторожно продираться в темноте сквозь густой и колючий кустарник Шторму было ох как нелегко. Приходилось постоянно останавливаться, чтобы расчистить коню дорогу.
К счастью, Борн и Халай старались не слишком далеко удаляться от своих подопечных. Поэтому они успели вовремя обнажить оружие, когда Барс поднял тревогу.
На проплешину, где еще недавно горел костер, бесшумно выскользнуло несколько темных фигур. Сначала их даже трудно было разглядеть, не зря считается, что ночь для посланцев – родная стихия. Однако вот двое первых обнажили свои тусклые сероватые клинки и ринулись в атаку. Они уже поняли, что обнаружены.
Борн тихо ругнулся и швырнул одному из нападающих факел в лицо. Пылающая деревяшка глухо стукнула о подставленный меч, но дальше убийце было несладко. Телохранитель атаковал его быстро и яростно. Вторым занялся Халай.
Полыхнуло пламя. Отбитый в сторону факел упал в кусты, и те мигом загорелись.
В этом ярком освещении стало четко видно, как третий убийца с арбалетом в руках хладнокровно выцеливает беззащитных графа с дочерью.
Барс действовал по наитию. Он совершенно не думал о том, что ему может просто не хватить сил на этот отчаянный рывок. Или что это может его просто убить. Лапы оттолкнулись от седла, и большой белый зверь, порвав ненадежную веревку, которой его пытались закрепить, распластался в гигантском прыжке.
Графу и Астор, наблюдающим за этим прыжком-полетом, показалось на миг, что он не допрыгнет. Слишком далеко. Но в следующий момент Барс обрушился на своего противника.
Астор впервые видела, как он убивает. Это было завораживающе жутко, но как-то по-звериному естественно. Даже раненный, Барс поражал воображение своей кошачьей гибкостью. Он обрушился на своего противника, словно лавина. Теперь слышался неприятный хруст и хрипы.
Девушка испуганно зажмурилась. Внутренности вдруг захлестнуло волной боли. Она закричала, уже понимая, что это может означать. Барс лежал на земле, нелепо подвернув лапы, и не двигался. Его противник лежал рядом. Мертвый. Астор закричала снова и бросилась к нему, не обращая внимания на предостерегающий крик отца.
Противник Борна вдруг вышел из схватки и с поразительной скоростью рванул вслед за девушкой. Телохранитель, не раздумывая, метнул ему в спину кинжал с левой руки. Попал на редкость удачно – в сердце. Затем он помог Халаю. Впрочем, горец и сам неплохо справлялся. Ему достался гораздо менее ловкий и опытный противник.
Наконец они вместе собрались вокруг Барса. Он лежал на земле и на первый взгляд не подавал признаков жизни. Левая передняя лапа неестественно подвернута, ясно было, что она сломана. Вся шерсть его была перепачкана в крови.
Халай присел, быстро осмотрел Барса. И констатировал мрачно:
– Жив, – потом добавил гораздо тише, – пока.
Астор безнадежно всхлипнула. Лучше остальных она понимала, что ее любимый сейчас на грани смерти.
Барс медленно открыл глаза, обвел всех затуманенным болью взглядом и опустил веки. Понимал ли он, что видит вокруг?
– Надо что-то делать! – Халай в бессилии скрипнул зубами. – Раны открылись, он истечет кровью. Да и вот… – Только сейчас обнаружилось, что в груди, как раз под сломанной лапой, торчит короткий нож.
– Сделайте же что-нибудь, он умирает! – воскликнула Астор, отчаянно надеясь, что мужчины все-таки придумают… спасут…
– Но чем мы можем сейчас помочь? – вздохнул граф, обнимая дочь. Он уже забыл свою злость, и ему, так же как остальным, очень хотелось, чтобы Барс выжил. Но в отличие от своей дочери де Энакер являлся человеком здравомыслящим и слишком хорошо понимал, что помочь здесь могло только чудо. Или вмешательство богов. Но боги слишком редко вмешиваются в дела смертных, вряд ли стоит на них рассчитывать.
Только Борн с мрачным молчанием наблюдал за этой бесполезной возней. Затем внезапно буркнул: «Мне надо подумать» – и отошел в сторону, ничего не объясняя остальным.
Барс
Было ясно – это конец. Возможно, с помощью хорошего мага-целителя и удалось бы выжить, но тут не то что мага, а даже обычного деревенского лекаря не найти. У меня слишком много повреждений. Перелом передней лапы, два сломанных ребра, пробитое легкое (результат неудачного приземления на чужой нож), внутреннее кровотечение. К тому же открылись незажившие раны. Я стремительно теряю кровь… и, что хуже, энергию, то, что могло бы помочь мне выжить даже сейчас.
Умирать не то чтобы страшно – обидно. Когда, прожив десять веков, знаешь, что впереди может быть еще столько же или в десять раз больше, обидно умирать молодым. И не сделав всего, что собирался.
Рядом безнадежно и отчаянно всхлипывает Астор. Как она по мне убивается… Жалко девочку. Вот странно, ведь это я умираю, жалеть стоило бы себя. С другой стороны, боюсь, теперь и она недолго проживет. Рано или поздно это противостояние закончится победой посланцев.
Хоть бы уж плакать перестала.
Больно…
Попытка вздохнуть оборачивается еще большей болью. В легких что-то булькает, и из пасти вытекает пузырящаяся кровь. Я бы, наверное, мог выжить и с такими ранами, даже без помощи целителя, у меня был бы шанс в другой ситуации. Но убийца, на которого я так неудачно приземлился, в последний миг воткнул в меня зачарованный кинжал. Отвратная такая вещь, подлая, жизнь высасывает. И магию, которая в моем теле наравне с кровью течет.
Вновь пытаюсь вздохнуть. Бульканье и кровь. Больно.
Астор сидит рядом и, тихонько всхлипывая, гладит меня между ушами. Ну не плачь, девочка.
Граф смотрит на меня как-то беспомощно и виновато. Его мне тоже жаль…
Какие странные мысли лезут в голову…
Сознание начинает туманиться. Я бы давно должен отключиться и был бы этому рад, однако Астор каким-то образом держит меня. Но сознание все равно уплывает… это хорошо… не будет больно.
Сквозь туман, застилающий сознание, пробивается странное золотое свечение. Я перестаю чувствовать боль и вообще свое тело. Я даже снова могу думать… но как-то странно. Это я уже умер или просто брежу?
Я слышал голоса, кажется смутно знакомые, однако слов разобрать не удалось. Обычная человеческая речь почему-то проскальзывала мимо сознания, превращаясь в нечленораздельную тарабарщину. Однако по какой-то причине мне казалось важным понять, о чем говорят голоса из золотого света. О том, что только что умирал, я уже не помнил. Такое понятие, как смерть, в данный момент вызывало у меня лишь смутное беспокойство.
Я сосредоточился на чужой речи, пытаясь осознать проникающие в мое затуманенное сознание слова. Ну же!.. Получилось!
– …он умирает, Светлейшая, – сообщил кому-то мужской голос, – все наши планы теряют смысл.
– Очень плохо! – недовольно отозвался мелодичный женский голос. – Что у вас там случилось?
– Новое нападение. Его ранили, – ответил мужской голос (я наконец узнал Борна). – Но думаю, дело не только в новых ранах. Это существо слишком живучее, чтобы умереть так быстро от подобных ран. Впрочем, думаю, они его все равно бы доконали, только немного позже.