Балестрано сжал кулаки, едва сдерживая ярость.
— Что все это значит? — Он указал на коридор. — Зачем вы заставляете моих людей убивать друг друга?
— Я заставил лишь тех, кто не сумел сопротивляться моему телепатическому воздействию.
— Вы начинаете войну, Крейвен. — Лицо Балестрано окаменело. — И вы это понимаете. Вы можете убить и меня, и брата Рейно, но мы вполне заменимы. После нас придут другие, и они продолжат борьбу. Вы заплатите за то, что здесь произошло.
— Вовсе нет. — Крейвен ухмыльнулся. — Я не собираюсь причинять вред ни вам, ни вашему спутнику. Отдайте мне то, что я хочу, и вы меня больше никогда не увидите. — Он указал тростью на низкую дверь, перед которой стояли Балестрано и де Мезьер.
— Мозг? — Балестрано побледнел.
— Мозг, — кивнув, подтвердил Крейвен. — У вас есть выбор, брат Жан. Вы можете отдать мне его добровольно и остаться в живых, или же я убью вас и заберу мозг.
— Никогда! — прошипел Балестрано.
— Как хочешь, старый дурак. — Внезапно в голосе Крейвена прозвучали странные нотки, как будто это был голос не человека, а машины. — Значит, мне придется действовать по второму варианту.
Рейно де Мезьер напрягся, ожидая атаки семи тамплиеров. Но вместо этого, повинуясь жесту Крейвена, рыцари отступили. Незнакомец с белой прядью поднял трость, послышался щелчок, и внезапно из дерева выдвинулось тонкое лезвие. Это была не трость, а шпага. Рейно с изумлением перевел взгляд с тонкой шпаги на широкий двуручный меч в своей руке. Неужели этот Крейвен сошел с ума? Да одного удара меча достаточно для того, чтобы переломить шпагу, как зубочистку!
Уверенный в своей победе, де Мезьер зарычал и с громким боевым криком бросился на Крейвена, но тот, отскочив в сторону, уклонился и невероятно быстрым движением ударил Рейно де Мезьера по руке, оставив неглубокую, но опасную рану на запястье. Из вены хлынула кровь.
— Берегись, брат Рейно, — предупредил Балестрано. — Он маг!
Услышав эти слова, Крейвен расхохотался. Исполненная ненависти и неописуемого высокомерия улыбка исказила его черты, в глазах заплясали безумные огоньки. Лезвие шпаги все быстрее и быстрее мелькало перед лицом Рейно де Мезьера, и тамплиеру все труднее было отражать удары смертоносной стали. Он размахивал своим двуручным мечом, пытаясь переломить хрупкое лезвие Крейвена, но незнакомец сражался с такой скоростью и мастерством, с какими Рейно де Мезьеру еще никогда не приходилось сталкиваться в своей жизни.
Сам того не заметив, он, по-видимому, ранил Крейвена, так как внезапно на лице противника появилась кровь. Вид кровоточащей раны у незнакомца на виске вызвал у Рейно какие-то неясные воспоминания, но Крейвен не дал ему времени на то, чтобы привести мысли в порядок.
Следующая атака врага оказалась настолько быстрой, что Рейно де Мезьер не успел среагировать. Совершенно невозможным движением шпага скользнула мимо меча Мезьера, поразив его в ведущую руку. Вскрикнув от боли, Рейно де Мезьер выронил меч и, упав на колени, прижал раненую руку к телу. «Вот и конец», — подумал он, не ощущая ни страха, ни горечи.
Но Крейвен не стал его убивать. Вновь расхохотавшись, он спрятал шпагу в трость и ударил Жана Балестрано кристаллом рукояти по голове. Глава ордена тамплиеров упал на землю. Повернувшись, Крейвен взмахнул тростью и обрушил еще один удар рукояти теперь уже на голову Рейно де Мезьера.
Последним, что увидел французский тамплиер, было лицо Роберта Крейвена, искаженное злобным смехом, и распахнутая дверь камеры Сарима де Лоре. Камера была пуста.
После этого Рейно де Мезьер провалился в кромешную тьму.
Пещера на самом деле оказалась никакой не пещерой, а расселиной в скале, к тому же настолько узкой, что нам приходилось стоять вплотную друг к другу. По странной прихоти природы скала треснула так, что в нескольких шагах от входа в ущелье образовался резкий поворот на девяносто градусов, что и дало нам возможность спрятаться от ярости бури. Мы набились в расселину как сельди в бочку, но, во всяком случае, были защищены от апокалипсиса, творившегося снаружи. Я даже мог дышать, не вдыхая каждый раз по фунту песка.
Разговаривать здесь мы не могли. Буря превратилась в ад, образ которого передала мне в видении Тень. Рев был настолько ужасающим, что нам пришлось закрыть руками уши.
Мы были вынуждены простоять так чуть больше часа, испытывая крайние неудобства, но при этом понимали, что находимся в безопасности. Наконец завывания бури утихли и все вокруг успокоилось. Иксмаль, вошедший в ущелье последним, выглянул наружу, чтобы посмотреть, что там происходит. К слову, у него не было другого выбора, ведь он должен был выбираться из горы первым. Поскольку расселина была слишком узкой, ни я, ни кто-либо другой не могли сходить на разведку вместо Иксмаля.
Он оставался снаружи дольше, чем мне хотелось бы. Конечно, это не заняло у него больше минуты, но она показались мне вечностью, проведенной в аду. Когда молодой индеец вернулся, он сообщил нам, что буря закончилась и теперь все в порядке. При этом лицо его удивительным образом оставалось равнодушным.
Выбравшись из горы, я понял почему.
Столь же неожиданно, как она и появилась, буря двинулась прочь, а может быть, сгорела дотла в пламени собственной ярости. Но скалистые склоны, на одном из которых мы разбили вечером стоянку, полностью изменили свой облик. Худшим было то, что наш лагерь исчез. Он был не просто разрушен, опустошен или засыпан песком, нет, он как сквозь землю провалился. На месте небольшой впадины теперь простиралась ровная гладь песка. Наши палатки, как и лошади, тоже исчезли.
Местность вокруг чудовищным образом изменилась. Вчера вечером, когда мы разбивали лагерь в угасающих лучах солнца, перед нами вился лабиринт холмов, сливавшийся на горизонте с вечерним небом. Теперь же я видел лишь песок.
— О Господи, — прошептал Постлетвейт. — Что здесь произошло?
Взглянув на него, я увидел, что его лицо стало белым, как у мертвеца. Казалось, этот человек только что получил подтверждение, что Санта-Клаус действительно существует.
— Ничего необычного, Ланс, — сказал Баффало Билл, [2]который, фыркая, выполз из расселины и, поднявшись на ноги, начал стряхивать песок с одежды и волос.
— Ничего необычного?! — рявкнул Постлетвейт. — Мы потеряли все наше снаряжение, воду, лошадей, карты, и это — «ничего необычного»?!
— Нет, — подтвердил Коди почти скучающим голосом. — Я же предупреждал тебя, что сюда идти не следует. — Он повернулся ко мне, и я увидел блеск в его глазах. — Все это только цветочки. Подобные песчаные бури происходят тут постоянно.
— Ну, может, и не подобные, — вмешалась Энни, [3]— но настолько…
— Чепуха! — раздраженно перебил ее Баффало Билл. — Настолько или не настолько… это не важно. В любом случае теперь нашей маленькой экспедиции конец.
— Но…
— Черт подери, я знаю, что ты хочешь сказать, — раздраженно перебил меня Коди, махнув рукой. — Сейчас для нас пройти хотя бы шаг вперед равноценно самоубийству. Ланс прав, у нас нет ни снаряжения, ни лошадей, ни воды. И этот Драконий Замок может находиться на расстоянии сотен миль. Или тысячи.
Какое-то время я в ярости смотрел на него, но затем, проглотив резкие слова, вертевшиеся у меня на языке, повернулся и окинул взглядом пустыню. Самое неприятное заключалось в том, что Коди был прав и у меня не имелось ни малейшего аргумента для возражений. Странным образом переменившаяся пустыня простиралась передо мной до самого горизонта, а может, и дальше. Даже если бы я знал точное местоположение Драконьего Замка, идти туда было бы бессмысленно.
— Ну ладно, — сказал Коди, так и не дождавшись моего ответа. — Посмотрим, сумеем ли мы найти хоть что-нибудь из наших запасов, а затем отправимся назад. Тридцать миль пешком без воды приятной прогулкой не назовешь.
Смерив его возмущенным взглядом, я повернулся и пошел по мягкому песку к камню, на который собирался усесться. Я был в отчаянии. Несмотря на все неприятности, все начиналось хорошо. После того как мне удалось снять с Сидящего Быка проклятие Монасеты, Драконий Замок моего ярого врага Некрона казался мне таким близким!
Мы прошли тридцать миль по этой выжженной солнцем пустыне. Путь нам указывала Тень, которая не могла определить точное местонахождение замка, но все же магические силы позволяли ей угадывать направление, и наша экспедиция уверенно следовала за ней. Еще пару дней, и я бы мог нанести Некрону нежданный визит, который навсегда остался бы в его памяти.
У меня даже был повод для надежды. Я понимал, что, действуя с элохим и Сидящим Быком, который был таким же магом, как и я, только сильнее, я имел все шансы победить Некрона. Или по меньшей мере задержать его до того момента, когда я освобожу Присциллу. [4]Впервые с тех пор, как я вступил в этот неравный бой, удача была на моей стороне.
И теперь все это оказалось разрушено чем-то настолько банальным, как песчаная буря! Я готов был кричать от ярости.
Услышав шаги, я поднял голову и увидел Тень, которая, как и я, предпочла не копаться в песке в поисках воды, поскольку это было бессмысленно, а сэкономить силы на обратный путь. Она улыбнулась, но вид у нее был печальный. Не говоря ни слова, она присела рядом со мной и, протянув руку, накрыла ладонью мои пальцы. Прикосновение было приятным, и я, помедлив, сжал ее руку в ответ.
— Не стоит сейчас отчаиваться. Лучше от этого не станет.
— Ты снова читаешь мои мысли? — возмутился я.
Уже через мгновение я пожалел о том, что говорил с таким раздражением, но Тень не обиделась на мои слова.
— Нет, — сказала она, — в этом нет необходимости. Вид у тебя, прямо скажем, не радостный.
— А что, есть причины радоваться? — пробормотал я.
— Конечно нет, — вздохнув, ответила Тень. — Прости. Но не все потеряно. Некрон от тебя не убежит.
— Да уж, успокоила.
Узкие полоски бровей Тени взметнулись вверх. Отняв руку, она встала.
— У тебя есть два варианта, Роберт, — заявила она. — Мы можем вернуться, дойти до ближайшего города прежде, чем нас убьет солнце или жажда, а затем спокойно разработать план штурма замка Некрона. Или, если тебе этого хочется, ты можешь остаться здесь и продолжать жалеть себя.
Ее слова возымели должное действие. Тень была права. Замок мага существовал уже много тысячелетий, а Присцилла, моя возлюбленная При, которую я хотел освободить, уже больше года находилась во власти Некрона. Два дня ничего не изменят.
Это говорил мне разум.
Чувства же твердили иное.
Каждая секунда, проведенная в разлуке с Присциллой, была для меня мукой.
— Ты по-прежнему ее любишь, правда? — прошептала Тень.
Я не ответил. Помолчав, она вновь взяла меня за руку, и на этот раз ее прикосновение было нежнее. Почему-то меня это успокаивало.
— Странные вы создания, люди, — пробормотала она. — Вы совершаете невозможное, чтобы спасти собственную жизнь, а потом готовы пожертвовать ею же ради какого-то чувства.
Слова Тени прозвучали странно, и я поднял голову. Я знал, что за человеческим обликом, который приняла элохим, скрывалось создание, столь же чуждое и непонятное для людей, как и ВЕЛИКИЕ ДРЕВНИЕ. [5]И все же я почувствовал, что эти слова не были правдой. Нет, она не лгала, но мне показалось, что Тень пыталась обмануть саму себя, поскольку испытывала панический ужас.
— А что это такое? — продолжила она. — Любовь?
— А ты не знаешь? — Я пристально посмотрел ей прямо в глаза. — Или ты просто не хочешь этого знать, Тень?
Выражение ужаса в ее глазах усилилось.
— Чепуха, — заявила Тень, но это слово сорвалось с ее губ слишком быстро, чтобы быть правдой. — Любовь — это человеческое чувство, Роберт, а ваши чувства чужды мне. Я здесь, чтобы выполнить определенное задание, а не по какой-то другой причине.
— Потому что тебе приказал Хастур, [6]не так ли? — насмешливо перепросил я. — Ты сама себе лжешь, Тень. Ты слишком долго была человеком, чтобы не знать, что же такое человеческие чувства. Вы, элохим, невероятно могущественные создания, но и ваша душа подвержена эмоциям.
Тень опустила глаза. Она молчала. Если бы в этот момент во мне хотя бы проснулось подозрение насчет того, насколько близко я подобрался к истине, то я промолчал бы. Но, ничего не зная, я продолжал болтать, бередя ее душевную рану.
— Меня нельзя обмануть, Тень. Ты давно привыкла к телу, в котором поселилась, и к нашей жизни. И эта жизнь чертовски коротка по сравнению с жизнью твоего народа…
— Прекрати! — крикнула Тень. Подпрыгнув, она отступила на шаг, как будто я ее ударил. — Немедленно прекрати, Роберт! — Ее голос звучал резко и агрессивно, а в глазах светилась ненависть.
— Почему? — обиделся я. — Неужели я близок к истине?
— Да, — раздраженно ответила Тень. — И я благодарю тебя за это. Ты предупредил меня о том, что я могу совершить серьезную ошибку, Роберт Крейвен.
Я в изумлении уставился на нее. То, что она произнесла мое имя полностью, позволило мне понять, насколько сильно я задел ее. Это безобидное «Роберт Крейвен» показало, что между нами разверзлась пропасть, которую мне, возможно, так никогда и не удастся преодолеть.
— Мне… Прости меня, Тень, — смущенно произнес я.
— Тебе не за что просить прощения, — холодно ответила она. — Повторяю, ты оказал мне услугу. Я благодарю тебя.
Повернувшись, она широким шагом пошла к Баффало Биллу и остальным.
Даже теперь мне потребовалось несколько мгновений, чтобы понять: я в очередной раз обидел одного из тех, кто был мне настоящим другом.
В большом темном зале стало очень тихо после того, как Балестрано завершил свой рассказ. Они были одни. Балестрано отослал слуг, которые принесли еду и вино, и еще раз убедился в том, что за дверью никто не подслушивает. Всего день назад он даже и думать бы не стал об этом, ведь до злополучного вечера тамплиеры не знали ни предательства, ни братоубийства. Теперь же все внезапно изменилось.
Рейно де Мезьер не был уверен в том, что в полной мере осознал случившееся. Там, внизу, в тайном подземелье храма тамплиеров, произошло нечто большее, чем восстание нескольких неверных братьев. Он пережил крушение мифа, ересь, хуже которой и представить себе нельзя.
Впервые с момента создания этого храма, да и вообще впервые с момента создания ордена тамплиеров, братья сражались с братьями и один тамплиер поднял меч на другого. Сам Рейно де Мезьер убивал людей в белых одеждах, и, хотя его вины в этом не было, а брат Балестрано уже дважды принял у него исповедь, дав ему свое благословение, де Мезьер чувствовал себя опороченным и оскверненным. Он знал, что эту скверну ему с себя никогда не смыть.
Но еще хуже был последний час. Они с Балестрано почти одновременно пришли в себя и обнаружили, что коридор пуст, в камере де Лоре никого нет, а кристалл вынесли из катакомб. Предатели забрали с собой раненых. Де Мезьер, держась из последних сил, нес брата Балестрано, преодолевая бесконечные ступени тайной лестницы, пока не добрался до уровня, на котором им уже могли оказать помощь.
Всего, что происходило позже, Рейно не помнил. Их обнаружили и отвели наверх, где о них позаботились врачи и дюжина офицеров охраны. Пару раз он терял сознание и полностью пришел в себя только на следующее утро, когда проснулся в своей комнате, расположенной в западном крыле храма. А сейчас был уже вечер.
Конечно, Рейно де Мезьер сразу же попытался найти Балестрано, но ему не удалось добраться даже до комнаты магистра. В огромном здании что-то происходило, и это очень обеспокоило де Мезьера.
По коридорам ходили люди, которые в большинстве своем занимали высшие чины в ордене. Несмотря на все вопросы, Рейно де Мезьеру не удалось получить даже намека на то, что происходит. Но кое-что Рейно все-таки заметил: некоторые из тамплиеров, которых он встретил в тот день, несли службу в далеких странах — Австралии, Индии, Новой Каледонии, Америке. Совершенно невозможным представлялось то, что они сумели всего за один день добраться до Парижа, какими бы быстрыми ни были их корабли!