– Так местные же все, вот и знают! Кто пешком дойдет, а кто заранее телеграфировал, чтоб коляску прислали.
Митя зло усмехнулся: а чего вы ожидали, дорогой отец? Что тут как в Петербурге, на каждом углу извозчик?
– Не волнуйтесь, спасителям сына помогу, чем смогу! Вы здесь подождите, а я договориться попробую: нам, путейцам, земским чиновникам, да еще полиции крестьяне телеги давать обязаны. – инженер энергично двинулся в обход станции, к домишкам деревни. Гришка заторопился следом.
– На телеге не поеду! – процедил Митя. Это даже не езда во втором классе, это… вовсе нечто несообразное.
– Думаешь, тут найдется что-нибудь кроме телег? – отец задумчиво пристукнул кончиком трости по запылившемуся сапогу. – Ступай пока на станцию, а я разберусь с багажом. – и быстрым шагом направился в сторону багажного вагона.
Митя возмущенно фыркнул – он не городовой, чтоб ему приказы раздавать! Постоял еще на перроне, передернул плечами – и нога за ногу поплелся на станцию.
Небольшое помещение было новехоньким и оглушающе пустым: лишь сам Митя да деваха в ситцевой кофте и сползшем платке, дремлющая за буфетной стойкой у погасшего самовара. Митя бросил саквояж на лавку, присел, вскочил, прошелся туда-сюда. Теперь, когда они застряли, ему впервые захотелось добраться до места. В конце концов, у многих светских людей есть имения – оттуда получали деньги на летнюю поездку в Ниццу, или ругали шельму-управляющего, ежели денег присылал мало, и ехали в Крым. Некоторые даже ездили летом в само имение – в основном, по приказанию старших, но ведь ездили, он сам слышал, как младший князь Волконский жаловался. Но вряд ли им приходилось при поездке переживать такие муки! Митя втянул носом отчетливый запах дешевой махорки. Так и сорочка пропахнет! Подхватив саквояж, он выбрался на свежий воздух… чтобы тут же торопливо метнуться в тень.
– Вы уверены, любезнейший, что вас послали за нами? – путеец обнаружился на немощеной площади по другую сторону станции. Ни единого фонаря, кроме слабо мерцающего над входом, не было, и коляска, возле которой переминались путеец с сынком, терялась во мраке. Лишь слышно было как фыркает лошадь, да негромко басит кучер:
– Не извольте сумлеваться, ваш-высокоблаародие! Я вас сразу признал – и вас, и сынка вашего, все как велено.
Митя поморщился: это его отец – высокоблагородие, а путеец – всего лишь титулярный, должен простым благородием обходиться. Но обслуга всегда льстит в надежде получить на чай.
– Видишь, твоего отца все же ценят в конторе! Не иначе как сообразили, что на перекладных мы нескоро доберемся. – путеец забросил саквояж в коляску. – Гриша, зови наших попутчиков и поедем.
– Не говорили-то, что еще ездоки будут! – неожиданно вмешался кучер.
– Не волнуйтесь, любезный, как-нибудь поместимся. – холодно оборвал его путеец. – Поторопись, Гриша!
Тот нога за ногу поплелся к вокзалу – совсем как только что Митя. Хотя нет, вовсе непохоже – ни осанки, ни умения держать себя. Но в одном они с Гришей сходятся – ехать вместе не хотелось. Трястись по степи, ловя на себе Гришины мрачные взгляды? Увольте.
Не слишком задумываясь, как они станут выбираться с полустанка – придумается что-нибудь! – Митя отступил глубже в тень. Гриша прошаркал совсем рядом. Сквозь окно станции было видно, как он оглядел помещение, выглянул на перрон, сунулся с вопросом к спящей у самовара девахе – та сонно пробормотала в ответ и снова ткнулась носом в стойку. Гриша почти бегом кинулся обратно.
– Говорят, уехали! – Гриша снова пронесся мимо прячущегося Мити.
– Как же так! – растерялся путеец. – Я ж им обещал!
– Так они сами справились! Может, удачная оказия подвернулась.
– Ваш-высокоблаародие, лошадка уж застоялась, с утра вас дожидаемся. – вмешался враз повеселевший кучер. – Еще кого взять – тяжеленько ей будет, не молоденькая она у меня.
– Ну коли так… А, поехали! – путеец заскочил в коляску, следом полез Гриша.
Кучер щелкнул кнутом, лошадь дернула – и описав круг по площади, коляска скрылась в одном из проулков.
Глава 8. Железный паро-конь
– Митя, где ты? – позвал встревоженный голос, и отец выскочил на ступеньки.
– Здесь! – Митя выступил из тьмы.
– Зачем ты тут… А, неважно! Нам бы Александра Васильевича с сыном найти…
– Они уехали. – радостно сообщил Митя, на всякий случай прислушиваясь, не доносится ли еще из проулка цокот копыт. – Я видел… из окна видел: сели в коляску и укатили. Даже не оглянулись!
– Обещались помочь… – неприязненно пробормотал отец. – Впрочем, Бог с ними. Все едино взять с собой мы бы их не смогли. Идем со мной, Митя, скорее!
Заинтригованный Митя невольно сделал шаг следом за отцом, а когда опомнился, изображать гордую неприступность было уже поздно, приходилось спешить за мелькающей во мраке отцовской спиной. Они снова выскочили на перрон, торопливо проследовали мимо состава к багажному вагону, у которого нынче было светло и людно – изнутри при свете фонарей выгружали ящики.
– Вот эти два! – скомандовал отец, указывая на два совершенно одинаковых ящика. – Остальное, как договаривались, поместить на хранение. Под вашу ответственность! – бросил он переминающемуся рядом жандарму. Звякнули деньги.
– Не хвылюйтесь, ваше высокоблаародие, все будет навить краще, ниж треба! – крепкий мужичок поддел ломиком упаковочные доски.
А отца могли бы и высокородием звать, до этого титулования всего один чин остался! Или отец ему мало заплатил?
– Отсюда напрямик к имению проехать можно. – отец сунул Мите под нос сложенную втрое карту. – К утру будем…
– И чем же мы напрямик да еще с такой скоростью… – старательно маскируя насмешку под почтительность начал Митя…
Упаковка обоих ящиков кракнула, отлетела одна доска, вторая, на перрон посыпались опилки… и блеснул металл. При свете фонаря враз смолкший Митя увидал торчащую из опилок стальную подкову.
– Это… что? – он облизнул враз пересохшие губы.
– Я подумал… – отец в явном смущении набалдашником трости сдвинул шляпу на затылок. – Возможно, я не совсем справедлив к тебе. Это для меня здесь любимое дело и будущая карьера, а для тебя только потеря хорошего образования, и родня далеко, и с развлечениями негусто. Так что, вот…
– Куды воду лить, пане? – хлюпая полным ведром, от вокзала прибежал еще один мужик.
– А вот сюда и заливай! – указал внутрь полураспакованного ящика отец и сам присев рядом, принялся поворачивать что-то…
Лязгнуло. Громкое бульканье воды сменилось шипением. Над ящиком взвилась отчетливо видимая в темноте струйка пара. Отец отскочил в сторону, мужик с ведром шарахнулся так, что едва не свалился под колеса багажного вагона. Затрещало… доски отходили, выпуская острые зубья гвоздей… и наконец одна доска отлетела с такой силой, что перепуганный мужик упал наземь, пропуская ее над собой. Хрястнуло снова… ящик осыпался, а над перроном восстал ОН!
– Паро-конь! – зачарованно прошептал Митя. – Руссо-Балт!
– Лошадиная сила! – восторженно присвистнул мужик, поднимая фонарь повыше, так что свет заиграл на могучей груди вороненой стали.
Митя не мог даже дышать! Паро-конь стоял перед ним: огромный, могучий! Точеная голова с намеченной художественной ковкой гривой слегка наклонена, обвитые «мышцами» пружин и передач ноги едва слышно пощелкивают, золотом переливается эмблема с двуглавым орлом и надписью по кругу «Русско-Балтийский вагонный заводъ. Отдѣлъ автоматонов».
– Я подумал, в губернии пригодятся, расстояния-то не маленькие: мне ездить, ну и тебе, чтоб не скучал. – продолжал бормотать отец.
Митя вскинул глаза, увидел позади паро-коня второго, почти такого же, только темно-серого, с высеребренными коваными накладками гривы и копыт – и снова прикипел взглядом к своему вороненому.
– Сможешь теперь смириться с «ссылкой»? – рассмеялся отец. – Не будешь за билет второго класса злиться? Уж прости, расход с этими конями вышел преизрядный.
У Мити перехватило в горле. Сварог, да такого паро-коня даже в конюшнях Кровной Знати нет! Хотя, есть, конечно… но не все ли равно! Он поднес дрожащую ладонь к сплетению рун на металлическом крупе паро-коня. Наследие варяжских предков, вернувшее свое значение в нынешнюю эпоху пара и стали, не подвело – от тепла ладони легкая искра побежала по прорезанным в металле дорожкам… сквозь сложный, и непонятный непосвященным рунескрип слабо блеснула огненная Каньо… и паровой котел под стальным крупом едва слышно запыхтел. Из ноздрей паро-коня ударили две тугие струи пара, а лампы в глазницах замерцали.
Коснувшись сапогом намеченной на боку коня стальной ступеньки, Митя вскочил в седло. Ноги провалились внутрь, под ступнями оказались упрятанные в широкой груди автоматона педали, обтянутое кожей сидение было теплым от греющегося парового котла. Митя схватился за рычаги на паро-конской шее…
– В ящике погляди! – отец, уже по пояс в седле своего автоматона, натянул защитный шлем и круглые очки-гоглы.
Митя сунул руку поглубже в конскую грудь и вытянул такой же шлем и гоглы.
– Что возишься? Догоняй! – со смехом крикнул отец и вдавил педаль. Серый паро-конь согнул одну ногу, вторую, выпуская пар из сочленений суставов. Его глаза завертелись в глазницах, шаря по перрону конусами яркого света. Мужики заорали – то ли испуганно, то ли восторженно – и окутанный облаком горячего пара автоматон соскочил с перрона и ударился в дробный, стремительный галоп.
Митя рванул рычаг и бросил своего паро-скакуна вдогон.
Южная, пахнущая разогретой травой и пылью, ночь кинулась навстречу. Конусы света из глаз паро-коня выхватывали из мрака беленые стены и пышные кусты за заборами. Грохот стальных копыт разрубил тишину спящей деревеньки, и враз обезумевшие дворовые псы заметались на цепях, и заорали что-то их проснувшиеся хозяева, замелькали в окнах огоньки свечей, и мужик с портками в одной руке и ружьем в другой даже успел выскочить на порог. Окутанные паром стальные чудовища пронеслись мимо него… и исчезли за околицей.
Митя сунул два пальца в рот и пронзительно свистнул, отправляя это разбойничий посвист из мрака, как последний привет разбуженной Хацапетовке.
Митя потянул рубильник и пошел на обгон. Проселочная дорога застонала под паро-конскими копытами, клубы пыли смешались с клубами пара и осели на безупречном дорожном сюртуке, но сейчас Мите было все равно. Седло мелко вибрировало, но плавный ход поршневых ног позволял паро-коню стлаться над дорогой – и скорость, скорость! Его вороненый обошел отцовского серого на полголовы, на голову – и вот уже Митя вырвался вперед, летя безудержным вихрем пара и стали по пыльному проселку. Митя запрокинул голову и заорал, швыряя свой восторженный крик в отчаянно пытающуюся угнаться за ними луну.
– Сюда! – разорванный ветром в клочья окрик был едва слышен.
Митя рванул поворотник. Механический конь накренился, почти ложась на бок и волоча за собой шлейф пара – слышно было как гудят поршни ног. Серым призраком в завитках пара отцовский скакун уходил наискось, по бездорожью.
– Все равно не уйдешь! – азартно выкрикнул Митя, снова бросаясь в погоню. С лязгом столкнувшись боками коней, они пролетели насквозь рощицу и поскакали над речушкой. В темной воде отражалось стремительно несущееся вдоль берега облако пара, пронизанное лучами света и блеском металла. Вода вспенилась под копытами. Ноздря в ноздрю паро-кони перемахнули речушку и вылетели на пологий берег. Взметнулись на холм, вниз, снова вверх… Грохочущие копытами автоматоны горячим вихрем пронеслись по когда-то наезженной, а сейчас заросшей подъездной дороге, и взвились на дыбы перед словно кинувшейся навстречу оградой.
Митя рванул рычаг, паро-конь опустился на передние копыта – гибкие пружинные суставы мягко подогнулись, принимая на себя вес стальной махины. Автоматон встал, окутавшись паром по брюхо и упираясь мордой в ворота. Меж кованными завитушками причудливой монограммы, жалобно, как протянутые за подаянием ладошки арестантов, торчали ветки растущих за воротами деревьев. Отец сдвинул гоглы и вытер мокрое от пота лицо:
– Вот это наш новый… …наше новое имущество и есть. Как говорится, добро пожаловать.
Митя скептически хмыкнул – в свете лошадиных глаз был отлично виден красующийся на воротах заржавленный замок.
– Я отбивал телеграмму, что приедем. Наверное, нас сперва в Екатеринославе ждали…
– Если вы, батюшка, соизволили сообщить в телеграмме о своей новой должности, может, и ждали.
Отец едва заметно поджал губы: наверное, после подарка… нет, после их безумной скачки ожидал другого обращения. И напрасно. Недостойно светского человека и дворянина продаваться за паро-коня… хотя Митя подозревал, что тот же ротмистр Николаев за паро-коня продался бы легко и даже с восторгом. Ну и… он просто не умел говорить с отцом по-другому!
– Не сообщал. Думал в отпуску освоиться в имении, а потом уж вступать в должность.
– Телеграмму от неизвестного помещика господа канцеляристы просто похоронили под грудой дел. – заключил Митя.
Кто бы тут не жил ранее, ограду он ставил на совесть, в зазор между пиками протиснулась бы разве что кошка. Лезть поверху Мите откровенно не хотелось: сразу виделось как ржавые навершья рвут ему штаны, и он валится на ту сторону, сверкая голым задом! Мало, что дорожные брюки от «Андре» было безумно жаль, так еще увидит кто… Это если ты элегантен и в седле паро-коня – так никого, а если в драных штанах и на заборе – сразу невесть откуда толпа народу!
– Отъедь-ка… – отец дернул рычаги, его паро-конь поджал ногу… и долбанул копытом в замок. Ворота жалобно крякнули – замок отвалился вместе со скобами. Отец потянул створку, направляя коня внутрь… и недоуменно обернулся. Ворота заперты, замок заржавлен… а створки ходят бесшумно, словно их заботливо смазывают.
– Кто тут жил?
– Выморочное имущество. – отец настороженно огляделся, словно ожидая увидеть того, кто смазал петли. – Последний владелец умер, успев наделать долгов. Имение отошло казне, хотели на аукцион выставлять, а тут…
«Подвернулся отец-правдолюбец, которого надо было и вознаградить, и услать подальше». – мысленно закончил Митя.
Глава 9. Механический пес
За поросшей сорняками клумбой, темен и безмолвен, громоздился помещичий дом. Замка на дубовых дверях не было, но сами двери не открывалась, точно были заложены изнутри. Окна длинного приземистого здания закрывали глухие ставни.
– Там ставня неплотно прилегает! – обрадовался Митя. Мысль, что внутри, как сокровище в башне сказочного колдуна, таится кровать, заставляла позабыть о приличиях. Он выудил отвертку из ящика паро-коня, и всадил ее под край ставни. Кракнуло, откололась длинная влажная щепа и… вся ставня с грохотом вывалилась наружу, открывая раму с выбитым стеклом. – Я влезу, и открою изнутри. – фонарями глаз паро-коня Митя осветил комнату: только обломки да мусор на полу. Ухватился за подоконник. Просунулся внутрь до половины, навалившись животом на край обветшалой рамы…
Узкая, длинная, словно у огромной крысы, морда высунулась из-под подоконника и у самого лица Мити лязгнули стальные зубы. Он успел отпрянуть, и с воплем полетел вниз, под копыта своего паро-коня. С размаху ударился спиной об землю и взвыл от боли.
Узкая морда высунулась из окна, глаза полыхнули как две свечки и тут же погасли – тварь с металлическим скрежетом выпала следом. Прямиком на Митю.
Митя кувыркнулся в сторону. Напавшее на него существо принялось с лязгом подбирать лапы… и окуталось паром. Стоящий на четвереньках Митя даже замер, с некоторой растерянностью глядя на старого, да что там – даже дряхлого паро-пса. Образец десяти-, если не пятнадцатилетней давности, и на пса-то походил весьма условно: больше на приземистую крысу-переростка с крокодильими челюстями, вконец разболтанными винтами суставов, и явно перегревающимся котлом – пар валил не только у него из ноздрей, но и из-под хвоста. Спинной панели у пса не было вовсе, и было видно как внутри, засекаясь и цепляясь друг за друга, крутятся шестеренки. Но пес не только двигался, но и явно был настроен на охрану!