До Эджина было два дня пути, и их я провела в компании нелюдимого кучера, обвешанного защитными амулетами, как деревце счастья — цветными лентами. Это, впрочем, не слишком помогало ему чувствовать себя в безопасности, и от меня он старался держаться подальше. Застарелые следы от ожогов на шее без лишних слов объяснили его позицию. Я не могла его винить, но симпатией не прониклась.
Вдобавок за годы в школе я успела изрядно отвыкнуть от поездок в карете и их неизменного спутника: постоянной безжалостной тряски. Если здесь так же укачивало магов с менее твердым самоконтролем, то кучера, должно быть, менялись с пугающей частотой.
Я отделалась тошнотой и неверными ногами. Кучер и лошади — лёгким испугом, но карета скрылась из виду с внушительной скоростью, оставив меня с тяжёлым кофром на самом краю подъёмного моста. Массивные цепи, поддерживавшие его, скрывались в толще каменных стен — таких гладких и толстых, что сомнений не оставалось: университетский замок защищали маги — и от магов. Бурная вода под мостом только укрепила меня в этом мнении.
Кажется, покинуть Эджин в случае необходимости будет непросто. Здесь лазом в кустах не отделаешься.
Я неуверенно переступила с ноги на ногу — толстые доски моста даже не скрипнули. В дозорных башнях горели огни, но помогать мне с кофром, по всей видимости, в обязанности встречающих не входило — равно как и выходить навстречу.
Я сглотнула и невольно задумалась, что будет, если я прямо сейчас развернусь и уйду. Сумеет ли профессор Биант отыскать пропажу? И станет ли искать?
Скорее всего, нет.
Только вот в «Серебряном колокольчике» уже знают о моем даре. Дома, вероятно, тоже. А идти в город и надеяться, что удастся обустроиться там, без рекомендаций и особых сбережений… нет, настолько наивной я не была.
А потому глубоко вздохнула, поднатужилась — и поволокла свой кофр мимо серых университетских стен. Я не имела ни малейшего представления, куда именно мне следовало идти, но логика подсказывала, что на мосту я точно указаний не получу. А вот то, насколько педантично попечители подошли к вопросу охраны, прозрачно намекало, что на территории университета посторонняя девица с тяжёлым кофром незамеченной не останется.
Интуиция не подвела: стоило пересечь внутренние ворота, как ко мне немедленно подскочил необычайно высокий и вместе с тем невероятно тощий юноша в синем камзоле с вышитым на груди голубем.
— Простите, миз, но время посещений строго до одиннадцати, — не поздоровавшись, выпалил он. — Вам придется прийти в другой день. И, боюсь, передачи для вновь поступивших должны пройти проверку на предмет…
Я наконец-то оторвала взгляд от пухлой тетради, которая парила над его плечом будто бы сама по себе, и сконцентрировалась на первом за два дня человеке, заговорившем со мной напрямую.
Торжественности моему прибытию он не добавил. Юноша будто целиком и полностью состоял из локтей и колен. Синий камзол сидел на нем так, будто кто-то шутки ради обрядил огородное пугало в университетскую форму. Впечатление несколько скрашивали пышные каштановые кудри — которые, впрочем, сделали бы честь любой красавице, будь они обрезаны не так коротко.
— Миз?
Голос, напротив, будто принадлежал кому-то лет на десять старше и на все сорок — солиднее, и я наконец-то вспомнила о манерах.
— Аэлла Доро, подопечная профессора Бианта, — представилась я и, прикинув статус встречающего, ограничилась книксеном. — Боюсь, профессор не оставил инструкций, к кому надлежит обратиться по прибытию, и вы меня очень обяжете, господин…
Господин будто бы и не понял, к чему я сделала паузу в речи. Зато пухлая тетрадка сама собой вылетела вперед и зашелестела страницами, открывшись где-то на середине.
— Профессор Биант? — недоверчиво переспросил встречающий, и тетрадка нетерпеливо подпрыгнула у него перед лицом, будто желая привлечь внимание. Он перевел взгляд на записи и с удивлением приподнял брови — так, что они едва не скрылись под кудряшками полностью.
— Что-то не так? — кротко уточнила я. У меня начинали сдавать нервы, хотя память услужливо подсказывала, что в день моего прибытия в «Серебряный колокольчик» тоже все шло кувырком и ещё ничего не было организовано, хоть приезд и согласовали заранее.
Здесь же не школа на пару десятков воспитанниц, а университет для магов со всей страны. Стоило ли удивляться, что хаоса и неорганизованности оказалось на порядок больше?
— Нет-нет, все в порядке, миз… — юноша запнулся и густо покраснел, будто только сейчас осознав, какую фамилию я назвала. — Доро?
Скрывать свое происхождение было себе дороже, и я задрала подбородок, словно общая для всех незаконнорожденных детей фамилия давала мне какое-то преимущество.
— Именно так, господин.
Эту паузу он будто бы тоже не заметил.
— Что ж, — как-то растерянно произнес он и на всякий случай ещё раз заглянул в тетрадь. — Позвольте ваш багаж. Я провожу вас до кабинета приемной комиссии.
— Приемной комиссии? — переспросила я не в меньшей растерянности, но охотно выпустила ручки кофра. — Разве я не зачислена вольнослушательницей?
Кофр юноша подхватил неожиданно легко — да и сам как-то приободрился, словно ощутив облегчение от того, что нашел, на кого переложить заботу о непрошеной новенькой.
— Ещё нет, — охотно пояснил он и развернулся к внутренним постройкам, предусмотрительно прячущимся за толщей внешних стен. — Комиссия проведет собеседование, сделает замеры и зачислит вас, если вы отвечаете требованиям к студентам Эджина.
— А если не отвечаю? — тоже несколько приободрилась я, почуяв возможность вернуться в «Колокольчик».
Увы, эта надежда явно не была достойна звания радужной: мой провожатый заметно помрачнел и оглянулся через плечо, подыскивая слова.
— Не беспокойтесь, я уверен, вы поступите, — сказал он так неискренне, что стало ясно: подбадривать абитуриентов в его обязанности не входило, и он с трудом представлял, как это делается. — К вольнослушателям комиссия гораздо снисходительнее. Кроме того, профессор Биант… — мой провожатый запнулся, и я буквально нутром почуяла, что наткнулась на что-то интересное.
— Профессор Биант? — переспросила я ангельским голосом и хлопнула ресницами.
— Профессор редко кого-либо приводит, — помолчав, признался провожатый. — Можно было бы сказать, что он самый неудачливый рекрутер во всем университете, если бы его абитуриенты не поступали в девяти случаях из десяти. Вы слышали, что это он нашел нынешнего помощника придворного мага?
— Не доводилось, — призналась я, с трудом скрывая досаду.
Что же ему мешало и дальше охотиться на потенциальных придворных магов?! Или хоть кого-нибудь, кто мог бы обеспечить своего благодетеля сотней бархатных камзолов, расшитых золотом?! Что за интерес столь выдающемуся рекрутеру в девице, которая всего-навсего раскалила кухонную печь?..
— Главный целитель Эджина — тоже находка профессора Бианта, — ничуть не смутившись, сообщил мой провожатый. — Вы ещё познакомитесь.
— Я бы предпочла не торопиться с такими знакомствами, — с чувством призналась я. — Было бы весьма досадно посетить лечебницу раньше учебных классов.
Провожатый хохотнул, но заверять меня, что такого точно не случится, что-то не стал.
За разговором мы пересекли широкий внутренний двор замка и подошли к приземистой постройке, будто отлитой из камня целиком. Окон в ней не было, а вот крыша выглядела какой-то совершенно несерьёзной — лёгкий соломенный настил, будто на бедной крестьянской избе, разве что свежий. Дверь представляла собой хлипкую деревянную створку и ещё тонко пахла смолой.
— Вам сюда, — с достоинством сообщил провожатый и посторонился. — Я доставлю ваш багаж в женское крыло либо к воротам, в зависимости от результатов собеседования.
Я не стала напоминать, что не далее пары минут назад он заверял меня, что находку профессора Бианта почти наверняка зачислят, и постучалась в дверь. Она задрожала на петлях, и изнутри торопливо велели:
— Входите!
Провожатый, так и не соизволивший представиться, подмигнул мне и любезно придержал дверь — то ли из вежливости, то ли просто чтобы убедиться, что она не упадет прямо на меня. Я сдержанно поблагодарила его и поскорее переступила порог.
Всю постройку занимала одна-единственная комната. В центре красовался небольшой шар на подставке — можно было бы решить, что я по ошибке заглянула к ярмарочной гадалке, если бы шар был хрустальным, а не каменным, как и стены вокруг. Обещанная приемная комиссия сидела за длинным столом у дальней стены и навстречу гостье что-то не торопилась.
— Имя?
— Аэлла Доро, — отозвалась я и на этот раз всё-таки сделала реверанс.
Трое мужчин за столом остались недвижимы. Единственная женщина, в своем строгом черном платье с белым воротничком чем-то неуловимо похожая на гувернантку при трёх великовозрастных оболтусах, перелистнула тетрадь и что-то тихо шепнула своему соседу.
Тот выразительно выгнул одну бровь и перевел взгляд на меня.
— Это должно быть интересно, — без особого оптимизма заметил он. — Перед вами измеритель дара, миз Доро. Вам известно, как им пользоваться?
— Сожалею, но мне не доводилось сталкиваться с измерителями, господин, — смиренно отозвалась я.
Кажется, представляться каждому абитуриенту здесь в принципе не трудились. Мужчина терпеливо вздохнул и, проигнорировав мой намек, пустился в объяснения:
— Подойдите к постаменту и положите обе руки на измеритель. Ни о чем не думайте и ничему не сопротивляйтесь. Если вашего дара недостаточно, чтобы пройти полный курс обучения в университете, его временно запечатает, чтобы вы не представляли опасности для окружающих и самой себя. Повторить попытку вы сможете через год. Всего попыток допускается три, после чего дар запечатается навсегда, поскольку вреда от него в этом случае будет больше, чем пользы. Если же дара хватит… что ж, этого вы не пропустите.
Это не слишком успокаивало, но я решила надеяться на лучшее. Год отсрочки позволил бы мне сдать выпускные экзамены в школе и даже немного пожить дома, пересматривая свои планы на будущее. Статус необученного мага под наблюдением рекрутеров заставил бы отчима быть осмотрительнее в своих решениях и не торопиться с поиском жениха как можно дальше от поместья. А там… я что-нибудь придумаю. Вряд ли за один год запечатанный дар вырастет до такой степени, чтобы я смогла служить государству наравне с солдатами Медного полка, а значит, будет ещё отсрочка. Два года — это много. Достаточно, чтобы отыскать способ укрыться от судьбы мага и прожить свою жизнь так, как я изначально рассчитывала… а если дар настолько мал, что и через три года не позволит мне поступить в университет, то проблема и вовсе решится сама собой. С женщинами это выходило чаще всего: как ни крути, мы по природе своей слабее мужчин. Вот они пусть и отдуваются на службе!
Эти мысли успокаивали меня недолго. Во-первых, полагалось не думать вообще ни о чем (мудрый и предусмотрительный профессор с тем же успехом мог велеть мне не вспоминать о белом медведе), а во-вторых, черный камень на постаменте оказался таким нестерпимо холодным, что пальцы буквально примерзли к нему — даже пошевелиться не получалось!
Я дернулась раз, другой — и сделала единственное, что пришло мне в голову: направила силу в шар, пытаясь согреть его, как грела угли в кухонной печи.
Черный камень отзывался с куда меньшей охотой. Я отдавала все больше и больше, пока в пальцах не начало колоть от усилий. На помощь никто не спешил. Я испугалась, что этак вовсе отморожу руки, — и раскрылась, опустила последние барьеры, вычерпывая весь дар без остатка.
Пальцы вдруг промяли камень. Шар сделался мягким, будто глина — а ещё засветился и потек вниз по постаменту, шипя, как тысяча разъярённых гадюк.
Я отскочила назад, неприлично высоко подобрав юбки. Мужчины за столом оставались недвижимы, и только по выражению их лиц, подсвеченных рыжеватыми отблесками от расплавленного камня, я поняла, что произошло. И мысленно согласилась: пропустить ЭТО было и в самом деле сложновато.
— Да, — задумчиво протянула женщина из приемной комиссии, — профессор Биант всегда славился талантом находить диковинки…
Трое мужчин дружно повернули к ней головы. Она с невинным видом развела руками и сделала пометку в своей тетради.
— Вы приняты, миз Доро, — невозмутимо сообщила женщина и умолкла.
А камень перестал шипеть только некоторое время спустя.
Глава 3. Женское царство
Женщин в университете оказалось куда больше, чем можно было ожидать. В общежитии даже выделили целое крыло, где вольнослушательницы проживали вместе с поварихами, уборщицами и секретарями. Не сказать, чтобы работницы университета были рады подобному соседству, но особого выбора не предоставляли ни нам, ни им: женщин аккурат хватало, чтобы заполнить восточное крыло корпуса, и расселять нас было не самым рациональным решением.
А вольнослушательницами, как выяснилось, поступившие девушки назывались только потому, что формально никто не мог принудить юных красавиц получать образование вместо того, чтобы искать себе подходящую партию; и ещё — из-за того, что требовать от нас полноценной службы никто не собирался.
А значит, и полноценный диплом нам не полагался.
От девушек требовалось регулярно сливать свой дар в накопители, научиться более-менее пристойно его контролировать в любой ситуации и не путаться под ногами у настоящих студентов. При желании можно было посещать и прочие занятия — на тех же условиях: не отвлекать будущих магов от гранита науки и не сверкать нерастраченной силой.
Все это изложила мне главная по женскому крылу — миз Вергиди, самая старшая из вольнослушательниц университета. Формально она уже могла покинуть его, получив свои бумаги, но что-то не спешила с этим.
Я вспомнила, что говорили о вольнослушательницах Эджина в школе, и пришла к выводу, что миз Вергиди сложно винить за нерешительность. Пока я и сама видела всего один путь: остаться в университете, раз уж не удастся вернуться в «Серебряный колокольчик». Устроиться секретарем при каком-нибудь седом профессоре — отнюдь не то же самое, что нести свет науки юным леди, но определенно лучше, чем всю жизнь выслушивать гнусные шепотки за спиной.
Да и в конце концов, та женщина в приемной комиссии исхитрилась же как-то получить должность в университете. И была она явно не чьим-то там секретарем: те никогда не позволяли себе высказываться так вольно в присутствии начальства. Чем я хуже этой женщины?
Осторожные расспросы быстро показали, чем.
Во-первых, миз Хиоти оказалась младшей дочерью ректора, законной и любимой, и уже этот факт мне было ничем не побить. Во-вторых, она считалась одной из самых одаренных целительниц не только в университете, но и во всей столице — здесь я тоже не могла с ней соперничать. В-третьих, миз Хиоти была женой того самого помощника придворного мага, и тут соперничать я не хотела вовсе.
Но в конечном счете все сводилось к правильным связям и хорошему впечатлению. Как, собственно, и в школе.
По крайней мере, я могла попытаться. Что мне терять, если уж вердикт приемной комиссии был единодушным и однозначным? Хоть и вынесли его только после того, как убедились, что фундамент пристройки уцелел…
В довесок к вердикту шло личное пожелание главы комиссии, касающееся очередности посещения зала накопителей: мне надлежало идти туда первым делом с утра, еще до завтрака, вместе с другими оболтусами, ухитрившимися сломать измерительный шар. Или сорвать с пристройки крышу.
До начала занятий оставалось ещё два дня, суливших мне новые, неописуемо интересные, знакомства. А пока мне отвели угловую комнатку под самой крышей.
Мой кофр любезно доставили прямо к двери, и волочь его осталось всего ничего: мимо узкого письменного стола к основательному деревянному шкафу — увы, одному на двоих проживающих. Половина места уже была занята добротными, но простенькими платьями из ситца. Внизу выстроились куцым рядом кожаные башмачки и старательно вычищенные ботинки.