— Он долго потом у меня вымаливал прощение, а я не могла его простить. Я оказалась не готова принять его необузданность, но именно после этого я поняла, насколько сильно он меня любит. Знаешь, детка, это, наверное, не то, что должна говорить мать дочери, но мужчины, они порой одержимы до секса. Особенно манаукцы. Но они не изменяют своим любимым. А там такая ситуация вышла, что ему приходилось сдерживаться. Вот ему крышу и снесло. Я ведь не слепая и не дура, прекрасно понимаю, что Кошир помешан на мне. Мне кажется, так у всех манаукцев происходит. Не раз с подобным сталкивалась. — Наконец мама подняла на меня глаза и улыбнулась. — И у Лизиных родителей так же, и у Дашиных. Поэтому и не стоит сомневаться в словах манаукца. Раз говорит что любит, значит, так и есть, а вот давать ответ спешить не стоит. Нужно увериться в своих чувствах.
Булка в тарелке потеряла всякий вкус. Наконец-то мы дошли до самого интересного.
— А как ты уверилась в своих?
Мама вдруг совсем сникла и опустила голову.
— Маш, на самом деле у нас не всё так гладко было с твоим отцом, а порой совсем плохо. Я ведь когда встретила Коша в другого была влюблена.
— Да, я помню, в капитана.
— Эдриана, — кивнула мама. — Но Кош, твой папа, он как солнечный ветер, ворвался в мою жизнь, и смёл из неё всё ненужное, заполнил собой каждый миг, каждую секунду моего бытия, и я благодарна Богу за это. Но поняла что не могу без Кошира, только когда он ушёл, бросив меня. Я словно в вакуум тогда попала. Больно было так сильно, словно по живому резали. Вот тогда я поняла что люблю. Никому не пожелаю испытать это на себе. Это страшно и мучительно. Но когда он вернулся, я была так счастлива.
Мама всплакнула, вытирая мокрые глаза передником.
— К ногам его готова была упасть и целовать их, лишь бы больше не уходил и не оставлял меня одну. Словно его одержимость мне передалась. Я его так люблю, доченька. Жизни без него не вижу. Тот случай связал нас так крепко, что вскоре и ты родилась.
Я шмыгала носом в шоке от откровений мамы. Как же это волнующе! В жизни бы не подумала, что их любовь начиналась через боль. И как же они счастливы и насколько сильно любят друг друга сейчас. Пронесли свою любовь через столько лет.
Одержимость! Ха! Бабушка Желиана называла это страстью. Мы, манаукцы, очень эмоциональны и душевные привязки в нас сильны. Может в этом и кроется та самая одержимость? Но хочу ли я проходить через всё, что пришлось испытать родителям, чтобы увериться в своих чувствах? Стоит только вспомнить, как сердце чуть не оборвалось, когда увидела Гри, лежащего поверженным на матах в тренировочном зале. Нет, я не хочу больше ничего подобного испытывать! И с каждой секундой я всё лучше понимала свою маму. Желание быть рядом и откровенно заявлять о своих чувствах — вот та потребность, которая созревала во мне и рвалась наружу.
— Мама, я, кажется, влюбилась, — вырвалось из меня признание, и я тут же смутилась, потупив взор. — Точнее, я влюбилась и не знаю что делать.
— Влюбилась в Гри? — тихо уточнила мама, а я, изумлённо раскрыв рот, уставилась на неё.
— А откуда ты…
— Мне мама рассказала, что ты звонила. И я же не слепая, вижу, какими взглядами вы перекидываетесь с ним. Он тебя разве что не съел ещё, а ты такая счастливая, когда он тебе улыбается. И эта ваша игра за столом. Я всё понимаю, доченька, не стоит краснеть. Гри очень красивый и хороший манаукец. Я даже у Кошира про него спрашивала, тот сказал, что не собирается вмешиваться в ваши отношения и мне запретил. Но, кажется, не против Буреля. Хотя знаешь, он ведь дворецкий.
Мамина поддержка была очень приятна. Немного смущала тема разговора, но как же свободно дышать стало. Я позволила себе открыто улыбнуться и даже возмутиться.
— Мам, он, между прочим, самый богатый мужчина Шиянара. Я даже не знаю, зачем он работает у нас…
— Да ты что?! Он богат, но работает у нас обычным дворецким? Вот это любовь! — выдохнула мама и, сложив руки, прижала их к груди. — Машенька, да он бесподобен. Надо же! На такое даже Кош не способен, мне кажется. А знаешь, он мне сразу понравился, как только появился два года назад. Вот просто сразу. Есть в нём такое властное, статное.
Мама руками провела по своему пышному телу, гордо расправив плечи, пытаясь подражать Бурелю. Я рассмеялась в голос. Нет, Гри точно не такой. Хотя да, он особенный, и это всем сразу бросалось в глаза. Обычным его назвать язык точно не повернётся. Эх. Но что теперь мне делать?
— Он мне предложение сделал, а я испугалась, — призналась очередной раз, но мама, потянувшись ко мне через стол, накрыла своей ладонью мою.
— И правильно что испугалась. Это нормально, думай, не спеши. Замужество дело серьёзное на самом деле. Да и куда спешить, тебе только восемнадцать, пару годиков в запасе есть. Пока присмотрись к нему повнимательнее.
— Мам, — тихо позвала я её, — я не выдержу два года.
Смысл моих слов до мамы дошёл сразу. Она густо покраснела, затем похлопала по моей руке и, поджав губы, села прямо, со вздохом произнесла:
— М-да. Он же шиянарец, точно не выдержишь.
Я оцепенела. Очередная тайна? Да сколько их у мамы ещё в запасе?
— Ты о чём? — тихо уточнила, на что мама совсем смутилась и стала прятать глаза.
— Твой папа, Машенька, искуситель тот ещё. Манаукцы, которые с Манаука, они не такие, как с Шиянара. Они сдержанные, деликатные, что ли. А вот шиянарцы… — Вздохнув, мама пришпилила меня к стулу очень серьёзным взглядом и прошептала: — Не заставляй его сдерживаться. Не совершай моей ошибки. Лучше дай сразу, чем потом расхлёбывать. Лучше часто, но чуть-чуть, чем одним присестом, так что потом ходить не сможешь. Манаукцы, они очень необузданные, и всё, что про них пишут в сети, правда!
— Мама, я же тоже манауканка, к тому же альбинос, — напомнила я ей, на что она только махнула рукой.
— Ты девушка, к тому же невинная. Но если решила, что любишь Гри, то доверься ему во всём. И запомни, не давай ему голодать. Голодный мужчина — злой мужчина. Это относится как к еде, так и к постели. Фу-х-х! — вдруг выдохнула мама, обмахиваясь рукой, словно груз скинула с плеч.
— А это оказалось не так и страшно, — пробормотала она себе, а затем лучисто мне улыбнулась. — Надеюсь, я тебя не сильно напугала? Я так боялась с тобой на эту тему говорить. Но мама сказала что пора, а то потом поздно будет.
Я неожиданно поняла для себя, что этот разговор тяжело дался не только мне, но и маме. Она, схватившись за половник, опять отошла к плите, уточняя у меня, что я хочу на ужин, а я почесала щёку, задумавшись, чего стоило ей, такой скромной и благочестивой женщине, говорить на такие откровенные темы, точно не одну сотню калорий она сейчас сожгла. Папа будет недоволен, если вдруг мамуля схуднёт. Он трепетно следил, чтобы округлые формы мамы не терялись с годами. Да мамуля и сама не спешила стройнеть, прекрасно чувствуя себя и при своих килограммах. Ведь главное что? Главное быть любимой. А Гри сказал, что любит. И Стемп, кстати, тоже. Но я… Я выбрала Гри.
Спешно дожёвывая булочку, допила чай. Мне срочно нужно было пообщаться с дворецким. Раз все в курсе, что между нами происходило, то пора приступать к следующему шагу, «Приручению». Да и просто целоваться хотелось.
Налетела на него прямо в коридоре, порывисто поцеловала и помчалась в класс. Да, вот такая я ветреная и неожиданная! Пусть теперь думает, что на меня нашло! Так весело и легко на душе давно не было. Плюхнувшись в кресло, засела за законопроект, тихо посмеиваясь себе под нос. Потом не выдержала и набрала сообщение Лизе, та в ответ прислала смеющийся смайл.
После занятий решила сходить на массаж. Час релакса мне не помешал бы, да и спина затекла. Небольшое помещение, отведённое для релакс-процедур, было выполнено в бордовых тонах. Голограммы тысячи маленьких свечей мерцали в такт тягучей мелодии, которая словно наполняла пространство своими умиротворяющими нотами. Аромат масел создавал особенную атмосферу, помогая расслабиться.
Моя массажная капсула призывно откинула стеклянную крышку, её не спутаешь с родительскими и гостевыми. Я специально просила себе розовую и поставила возле окна, чтобы наслаждаться видом цветущей клумбы во время массажа. Переодевшись в тонкий специальный льняной костюм, я, скинув обувь, забралась в своё любимое кресло, с удобством откинулась на спинку и выбрала режим расслабляющего массажа. Спинка кресла опустилась до положения лёжа, мягкие валики, перекатываясь, приятно прожимали уставшее тело, тихая музыка лилась из динамиков, и глаза сами собой закрывались.
Всё же душевные переживания не проходили без последствий для многострадального тела. Как же приятно! Машина знала своё дело, и постепенно напряжение уходило, и я, кажется, задремала, потому что проснулась от того, что спинка кресла опустилась полностью, превращаясь в плоский стол, а надо мной склонился улыбающийся Гри.
— Переворачивайтесь, моя янара, и вы узнаете, что такое настоящее блаженство, — проворковал он, а я, чуть помедлив, выполнила его требование.
— Верх лучше снять, — заявил мне дворецкий, подкладывая чистое полотенце в образовавшееся по мановению его руки отверстие для лица.
— Вот ещё, — смутилась я, не представляя, как буду лежать с голой спиной перед ним.
— Я хотел масло использовать. Туника точно испортится, а для кожи полезно.
Я, закусив губу, по сомневалась, но всё же осторожно приподняла край туники, остальное Гри сделал сам под мой писк возмущения, одним плавным и выверенным движением полностью снял через голову. Я смутилась, прижала руки по бокам, чтобы прикрыть грудь.
Мягко полилось масло, а затем Гри молча стал плавными круговыми движениями его размазывать по моей спине. Я опустила лицо в отверстие и просто пыталась расслабиться, рассматривая встроенную голокартинку плавающих рыбок в океане. Когда дошло дело до плеч, я глухо застонала от наслаждения. Бурель, мастер на все руки, осторожно прожимал какие-то точки, от чего по телу прокатывались горячие волны, и наступал миг блаженства. Ни о каком смущении уже и речи не велось. Гри уверенно массировал мои руки, каждый пальчик, ладони. Я готова была мурлыкать, а он меж тем перешёл к ногам. Массаж стоп имел невероятно расслабляющий эффект, и как-то само собой штанины широких брюк приподнялись до колена. Гри осторожно массировал голени, словно гладил, тут же мял, затем прощупывал поясницу, приспустив резинку брюк на ягодицы. Тут я напряглась, потому что ощущения перестали быть томными, а обрели эротический подтекст. Мой копчик оказался весьма и весьма эрогенной зоной, хотя что там могло быть такого особенного, но я невольно возбудилась, а Гри не останавливался, продавливал ямочки ягодиц, костяшками массировал, заставляя вибрировать всем телом. Так продолжалось достаточно долго. Пожар внизу живота и между ног начал меня беспокоить, я задышала глубоко, с трудом сдерживая порыв приподнять бёдра.
Но Гри наконец остановил сладкую пытку. И вновь широкими движениями погладил спину, возвратился к плечам, шее и голове.
— Перевернитесь на спину, — попросил он, а я приподнялась на локтях, оглянулась через плечо.
— Но я голая, — скромно объяснила почему не могу это сделать.
Гри держал в руках очередное полотенце, которым целомудренно прикрыл грудь. Я подтянула резинку брюк до талии и расслабленно выдохнула. Забавно. Целоваться сама лезу, а обнажаться перед Бурелем стыдно.
Зато могла его теперь рассмотреть. Он переоделся в такой же костюм, как и на мне. Белый определённо его цвет. Мы улыбались друг другу, когда он начал массировать мои руки, осторожно прожимая особенные точки.
— Вы чего-нибудь не умеете? — уточнила у него, прикрывая глаза, чтобы не сильно возбуждаться. Слишком близко находилось его лицо и манящие губы. После разговора по душам с мамой у меня словно тормозные стабилизаторы отказали. Я смотрела на Буреля как на своего мужчину. Именно так. Присвоила его себе, призналась, в конце концов, что видела именно его спутником своей жизни, и мне нравилась эта мысль. Да и что говорить, я приходила в восторг от того что нравлюсь Гри, и он меня любит. И вообще, всё у нас с ним может быть, если я осмелюсь. Тем волнующе ощущались прикосновения его рук к моему телу. Он словно оставлял горячие следы, и воображение зашкаливало, подсказывало, как можно поцеловать его, и что последует за поцелуем дальше.
— Мне кажется, вы умеете всё что угодно, — пробормотала, когда руки Гри сместилась на мои плечи, и мужчина наклонился ниже.
— К сожалению, уметь всё невозможно, но я стараюсь. Ведь избранник янары должен быть безупречен.
— О, вот как, — расстроилась я, вдруг осознавая одну неприглядную истину. Тут же захотелось прикрыться и остановить массаж.
— Опять вы всё неправильно поняли, моя янара, — отозвался Гри, с силой надавливая мне на плечи, чтобы лежала смирно. — Я стараюсь быть лучшим именно для вас, а не кого-то другого. Ведь Яшана, ваша тётя, тоже янара, и может занять место шияматы, если её поддержат, но я не хочу стараться для неё. Меня интересуете только вы. Потому что я отдал вам своё сердце.
Да, тётя могла бы претендовать на трон шияматы, но мне кажется, бабушка ей не позволит этого. Гостя на Шиянаре, я общалась с тётей Яшаной и уверилась, что та невменяема. Порой такое вытворяла на моих глазах, что волосы дыбом вставали. Её истерики пугали меня еще с детства. И я боялась однажды стать такой же неуравновешенной истеричкой. Подобных личностей нельзя вообще подпускать к власти и позволять становиться покровителями. Слишком опасны. На них как раз и был рассчитан мой законопроект о равноправии полов.
— Не хмурьтесь, морщинки будут, — шутливо поругал меня Гри, ласково поглаживая подушечками пальцев лоб. Он переместился, встал у изголовья и склонялся, задорно заглядывая в глаза. — Вы прекрасны, особенно такая.
Бурель замолчал, а я, не дождавшись окончания фразы, не утерпев, спросила:
— Какая?
— В моих руках, — заявил самонадеянный и такой соблазнительный мой персональный массажист.
Что-то мне подсказывало, что прежде он никому массаж не делал, но явно знал теорию. Слишком уж хаотичные движения. И вообще, игривый из него массажист, ой, игривый! Его руки опустились на мои плечи вновь, и я, прикрыв глаза, заулыбалась, слушая хрипловатый от страсти самый волшебный и бархатистый голос во Вселенной.
— Лежащая передо мной, расслабленная.
Расслабленной я точно не была, но приятная истома начинала овладевать мной от воздействия ласкающих рук Гри. Он смял плечи, очертил ключицы, мягко обхватил подбородок, приподнял, а затем мои губы накрыли горячие и властные. Поцелуй Буреля не был таким целомудренным, каким я его одарила в коридоре. Нет, он напористо заставлял приоткрыть рот. Невольно согнула ноги, потянулась к нему, отвечая на поцелуй. Но Гри отстранился, перешёл, чтобы усадить меня, раздвинув ноги, встал между моих колен, вновь целовал, не слушая моего писка возмущения. Полотенце соскальзывало с груди, и я боролась с ним. А затем горячая ладонь легла мне между лопаток, меня крепко прижали к груди, и я совершенно позабыла о скромности, зарываясь руками в длинные волосы Гри, растворялась в его жадном поцелуе.
Я готова была продлить этот миг как можно дольше, но лёгкие стало обжигать от нехватки воздуха. Гри отстранился, уткнулся лбом в мой, тихо посмеивался. Он так же тяжело дышал, как и я, потёрся носом о висок и тихо шепнул на ушко:
— Я схожу с ума, моя девочка. Ты играешь с огнём и убегаешь. Ждёшь, что поймаю, а сама не даёшь и шанса.
Моргнула, скидывая наваждение и пытаясь понять, о чём он говорил.
— Я не доживу до брачной ночи, если продолжим. Вообще не понимаю, зачем ждать эту брачную ночь. Зачем омрачать такой праздник болью.
— Что? — переспросила, подумав, что ослышалась.
— Брачная ночь — глупая традиция землян. Зачем она вам? — жарким шёпотом опалял мои нервы Гри, продолжая ласково гладить по волосам, оставляя осторожные поцелуи возле ушка. — Мы же манаукцы. Я хочу наслаждаться вашими страстными стонами до самого утра в брачную ночь, а не утешать после потери девственности.