Одним из таких несомненных знаков было то, что министр вызвал ее на разговор лишь через неделю после переворота. И этот знак не предвещал ничего хорошего.
— Разве я хоть раз не оправдала ваше доверие, господин министр? Разве хоть раз дала повод усомниться в моей верности?
Амбридж позволила обиде просочиться в эту фразу ровно в том количестве, чтобы вызвать у министра сожаление, но не раздражение.
— Я действительно виноват перед вами, Долорес, — ответил Фадж. — И, разумеется, я ни секунды не сомневался в вашем умении хранить тайну, но вы постоянно находились рядом с Дамблдором, и если бы он заглянул вам в глаза... Я не мог так рисковать. Равно как и не мог отозвать вас из Хогвартса, чтобы не вызвать лишних подозрений. Вы ведь моя правая рука, Долорес, это всем известно, и пока вы оставались в школе, Дамблдор продолжал думать, что основной удар я нанесу там, а не внутри самого Министерства.
Это звучало вполне разумно. Даже более, это звучало слишком разумно, а значит, автором этой идеи был наверняка не сам Фадж. И Амбридж не составило труда понять, благодаря чьим именно советам она оставалась вдали от министра в решающий момент.
«Мне не следовало соглашаться на эту работу, — подумала она. — Не следовало покидать Министерство! Стоило мне на секунду выпустить министра из вида, и он тут же упал в объятия Скримджера, которому вовсе не нужны конкуренты. Если ничего не предпринимать, то через год меня задвинут на почетную, но малозначительную должность где-нибудь вдали от Министерства. Например...»
— К сожалению, несколько попечителей по непонятной мне причине уперлись рогом, — говорил между тем Фадж. — Они требуют официального признания Дамблдора виновным, а мы не можем его осудить, пока не поймаем. Но мне уже подсказали, что через полгода отсутствия директор автоматически признается подавшим в отставку, так что уже к следующему году вы, Долорес, станете новым директором без приставки «Врио», с чем я вас сердечно поздравляю!
Всего несколько месяцев назад Амбридж плясала бы от радости (мысленно, конечно) при этом известии, но теперь она смотрела на перспективу застрять в Шотландии с совершенно иной стороны. И сдаваться она не собиралась.
— Благодарю за оказанное доверие, господин министр, — сказала она, — но если позволите, мне кажется, я могла бы принести больше пользы в другом месте...
— Хм?
— Отдел магического образования, — пояснила Амбридж. — Сейчас он выполняет чисто административные функции, являясь по сути лишь приложением к Хогвартсу. Фактическое же руководство образованием находится в руках директора. Но разве это правильно? Разве Министерство не должно контролировать образовательный процесс точно так же, как оно контролирует, к примеру, магический транспорт? Я считаю, что пришло время покончить с порочной практикой и преобразовать «Школу чародейства и волшебства» в Магическое бюджетное образовательное учреждение МБОУ «Хогвартс», подведомственное Департаменту магического образования. Персонал должен назначаться и увольняться в том же порядке, в каком назначаются работники иных подведомственных Министерству учреждений. Программа обучения должна утверждаться Департаментом, профессора не должны больше решать, как и чему учить студентов. Инспектирование работы преподавателей из разовой акции должно стать регулярной практикой... И Мерлин, должна, наконец, появиться хоть какая-то отчетность! Вы не представляете, как тяжело...
— Долорес, — восхищенно прошептал Фадж, — вы буквально читаете мои мысли. Я давно полагал, что автономия Хогвартса — пережиток прошлого, от которого следовало избавиться лет двести назад. Дамблдор, конечно, этого никогда не допустил бы, но теперь...
Амбридж позволила себе улыбнуться.
— Разумеется, в таких условиях должность начальника Департамента образования приобретает совсем иное значение, — сказала она. — Не могу сказать ничего плохого об Эндрю Фурсе, но...
— О, несомненно, — согласился Фадж. — Долорес, я немедленно подготовлю приказ о вашем назначении. Вам придется некоторое время совмещать две должности, но вы, несомненно, справитесь.
— Мне может понадобиться маховик времени, — заметила Амбридж.
— Конечно, без проблем, — кивнул Фадж. — Сегодня же велю выдать вам разрешение. Что же до Эндрю... он хороший исполнитель. Пусть побудет пока вашим заместителем, пообвыкнется в Хогвартсе. Ну а летом, пожалуй, назначим его директором.
Чем дальше, тем меньше смысла видел Гарри во всем происходящем. В попытку переворота он, разумеется, не верил — не столько даже потому, что считал Дамблдора слишком честным, сколько потому, что если бы великий волшебник действительно стремился к номинальной власти, он давным-давно бы ее захватил.
— И для этого ему вовсе не надо было готовить штурм Министерства, — добавляла Элин. — Глава Визенгамота и глава ДМП вместе — это уже власть. Раскопали бы какую-нибудь махинацию с бюджетом и посадили бы всех неугодных в Азкабан.
Но еще более непонятным было поведение мадам Амбридж. По идее, избавившись от Дамблдора, она сразу же должна была восстановить все свои указы и попытаться навести в Хогвартсе новые порядки, что вполне могло привести к бунту среди студентов при молчаливой поддержке профессоров. Трое друзей даже начали подумывать о том, как можно будет возглавить сопротивление новому директору, но...
Ничего не произошло. То есть вообще ничего. Амбридж даже не назначили новым директором — спустя неделю после ухода Дамблдора стало известно, что она возвращается в Министерство, а исполнять обязанности директора со следующего года будет некий мистер Фурс, о котором до сей поры никто из студентов даже не слышал. Правда, то, что в приветственной речи тот заговорил о «воспитании не мага-творца, а мага-потребителя, который сможет правильно использовать заклинания, разработанные другими», было очень дурным знаком. Гарри считал, что очень скоро все предметы начнут преподаваться в стиле Амбридж — на уроках студенты будут читать учебник, а в свободное время — переписывать его.
Но пока что никаких изменений ни в учебе, ни вообще в школьной жизни заметно не было. Никого из профессоров не уволили, даже Каркаров продолжил преподавать защиту от темных искусств по «неодобряемой Министерством методике». В школе не ввели досмотр почты, не распустили клубы, не преследовали целующиеся по углам парочки и даже не запретили «Придиру». Впрочем, тронуть детище Ксенофилиуса Лавгуда, пожалуй, не под силу было бы и самому министру — с нового года в журнале начал печататься роман о приключениях Дакоты Смита, и прекращение его публикации вполне могло вызвать в Британии уже не выдуманный, а самый настоящий государственный переворот.
Амбридж хоть и ушла в Министерство, но появлялась в Хогвартсе почти каждый день, то инспектируя вместе с Фурсом остальных профессоров, то просто обходя школу и записывая что-то на бесконечный свиток пергамента. Она даже сохранила за собой собственный кабинет (кабинет Дамблдора перед захватчиками так и не открылся). Не прекратила Амбридж и вести свои собственные занятия, хотя теперь во время урока не осматривала класс со своей кафедры, а работала с министерскими бумагами. Ученики быстро смекнули, что если не шуметь и не отвлекать Амбридж от ее дел, то это время можно использовать для чего-то более полезного (например, для подготовки к СОВ или игры в морской бой).
Постепенно настороженность среди студентов сменилась полным безразличием. Нет, вполне возможно, что если бы кто-то из учеников учинил какое-то особо злостное хулиганство и остался при этом безнаказанным, Хогвартс очень скоро превратился бы в шотландский филиал Бедлама. Не из какой-то неприязни к Амбридж и Фурсу или любви к опальному Дамблдору, но просто в силу того, что подросткам положено творить всякую дичь, особенно если они знают, что за это им ничего не будет.
Но с обычными нарушениями вполне справлялись деканы, а главных возмутителей спокойствия — близнецов Уизли — после ареста отца словно подменили. Они полностью забросили не только свои обычные шалости, но и проект магазина, хотя ассортимент был уже полностью готов и дело оставалось только за поиском подходящего помещения в Хогсмиде или Косом переулке.
— Не хотим огорчать маму, — сказал Фред Элин спустя несколько дней. — Не сейчас, когда отец...
— Папа всегда хотел, чтобы мы хорошо учились, — перебил его Джордж. — А ему нужны хоть какие-то хорошие известия с воли.
Второй же кандидат на предводителя сопротивления, Гарри Олсен, честно выполнял поручение Дамблдора и изо всех сил старался не давать Амбридж поводов для недовольства. Да и времени у него, откровенно говоря, просто не было — за полгода до СОВ пятикурсников завалили массой проверочных работ по всему пройденному за предыдущие годы материалу. У Гарри же к обычной нагрузке добавились еще и уроки окклюменции, тренировки по квиддичу и обязанности капитана, которые он теперь делил с Седриком.
В общем, «мы не сделали скандала — нам вождя не доставало. Настоящих буйных мало — вот и нету вожаков».(2)
16 апреля 1996 года
Лишь спустя два месяца стало понятно, чем вызвана кажущаяся пассивность новых руководителей школы. В тот день Элин должна была встретиться с профессором Спраут для выбора предметов на следующий год. Подойдя к учительской раньше назначенного времени, она услышала из-за двери голоса профессоров и не смогла удержаться от подслушивания.
— Хозяева просят за аренду пять сотен, — говорил профессор Флитвик. — Я пытался торговаться, но они, похоже, знают, что мы в безвыходном положении и категорически отказываются скинуть хотя бы кнат. А найти другой вариант за такое короткое время совершенно невозможно. Если бы вы дали мне чуть больше времени...
— Нет-нет, — поспешно ответила профессор Спраут. — Мандрагоры надо высаживать уже на этой неделе, пока луна не пошла на убыль. Да и триффиды уже пересидели в своих горшках, еще немного — и они начнут кидаться на людей.
— Ну, значит, решено. Сегодня вечером подпишем все бумаги.
Пауза и звон монет.
— Почему только треть? — спросила Спраут.
— Потому что нас уже трое. Вы, я и Северус.
— Он тоже уходит? — профессор Спраут помолчала. — Честно, вот уж не думала. Мне казалось, что его происходящее полностью устраивает.
— Насколько я понял, новые методические рекомендации по зельеварению предполагают отказ от практики и переход к исключительно теоретическому изучению предмета, — ответил Флитвик. — И Северус позволил себе некоторые... высказывания в адрес умственных способностей нового директора и всего отдела образования, включая мадам заведующую. Причем в их присутствии.
— Хотела бы я это увидеть... — хихикнула профессор Спраут. — Что ж, зельевар в нашем предприятии будет совсем не лишним. Вот если бы еще Минерва согласилась...
— Согласится, Помона, вот увидите. Ей просто тяжелее, чем всем нам, она не мыслит себя вне школы, но...
Обостренный заклинанием слух Элин уловил в коридоре чьи-то шаги, она поспешно юркнула за угол, сделала несколько глубоких вдохов и снова подошла к учительской, стараясь сохранить равнодушный вид. Секунду спустя в противоположном конце коридора показался заместитель директора Фурс.
— Мисс Олсен, вам назначено на четырнадцать сорок. Сейчас... — он бросил взгляд на часы, — четырнадцать тридцать восемь. Подождите две минуты.
Он без стука вошел внутрь. Элин осталась ждать — страсть нового замдиректора к точному соблюдению назначенного времени уже успела стать притчей во языцех. Ровно в четырнадцать сорок она постучала в дверь.
— Элин Олсен для профессиональной ориентации, — сказала она.
— Проходите. Садитесь, — бросил Фурс. — Профессор Флитвик, мисс Олсен не ваша ученица, посему я вас не задерживаю.
Флитвик, не говоря ни слова, покинул учительскую. Профессор Спраут осталась сидеть за столом, всем своим видом демонстрируя, что присутствие Фурса ее совершенно не беспокоит.
— Итак, Элин, дорогая, ты уже определилась с предметами на следующий год? — спросила она.
— Зельеварение, заклинания, руны, нумерология, история магии, — без запинки ответила Элин. — И трансфигурация, если наберу на СОВ достаточно баллов, чтобы меня взяла профессор Макгонагалл.
— Полный набор для занятий артефакторикой — это понятно, — удивленно произнесла профессор. — Но история магии? Мало кто берет этот предмет на шестом курсе.
— Я еще не определилась, — ответила Элин. — Артефакторика — это интересно, но если я решу стать юристом, то после школы поступлю на кафедру магического права в Сорбонне или Салемском институте. А для этого нужно сдать ЖАБА хотя бы по одному гуманитарному предмету.
— Мисс Олсен, вы ведь в курсе, что мы находимся в Британии, а не в Америке и не во Франции? — холодно спросил Фурс. — Для работы юристом в Министерстве вам надо поступить на министерские курсы, иностранное образование мы не признаем.
— Вероятно, именно поэтому министерские юристы ухитряются проигрывать дела пятнадцатилетним девочкам, — улыбнулась Элин. — Но я не собираюсь делать карьеру в Министерстве, меня больше привлекает частная практика.
Ее укол пропал втуне, лицо замдиректора оставалось совершенно бесстрастным.
— Вам требуется оценка не ниже «В» по всем предметам, — произнес он. — По недавно утвержденному правилу, если не сдадите СОВ с первого раза, в августе сможете попытаться еще раз. Вопросы есть? Нет? Можете идти.
Элин молча поднялась на ноги, кивнула декану и вышла из учительской. В коридоре было пусто, и, закрыв за собой дверь, она не удержалась.
— Аурес Фортем Нон Обстанте, — тихонько шепнула она, прикладывая ухо к двери.
— ...недопустимо, — донесся до Элин равнодушный голос директора. — Учеников следует называть исключительно «мисс» или «мистер» и обращаться к ним по фамилии. Обращение «дорогая Элин» говорит о том, что у вас среди учеников есть любимчики. Мне, право, странно объяснять такие вещи преподавателю с более чем тридцатилетним стажем.
— Знаете что, господин директор, — устало ответила профессор Спраут. — Как преподаватель с более чем тридцатилетним стажем я советую вам...
Далее следовала пространная фраза, в которой профессор Спраут просила господина директора немедленно покинуть учительскую, вернуться в свой кабинет и заняться самоудовлетворением тем способом, который для мужчины нормального телосложения был анатомически невозможен.
— Ценю ваши познания обсценной лексики, профессор, — равнодушно произнес Фурс, — но подобный язык в стенах школы недопустим. Я вынужден лишить вас премии за апрель и вынести предупреждение о неполном служебном соответствии. В случае повторения подобного инцидента вы будете уволены, не дожидаясь конца учебного года. Теперь можете идти.
Элин вздохнула. Было бы намного проще, если бы Фурс и Амбридж оказались обычными подонками с садистскими наклонностями.
Но они не были ни негодяями, ни садистами. Они были бюрократами. И это было намного страшнее.
6 мая 1996 года
Решение было принято очень быстро. Они не хотели учиться в Хогвартсе, который стараниями Амбридж и Фурса должен был превратиться из «Школы чародейства и волшебства» в «МБОУ», где не останется больше профессоров Спраут, Флитвика и Снейпа, а новые преподаватели начнут учить детей по «одобренной специалистами Министерства методике». Оставалось лишь выбрать другую школу.
Профессор Каркаров обсуждать перевод в Дурмстранг категорически отказался.
— Не потому, что вы плохи, — добавил он, увидев выражения лиц ребят. — Но я слишком хорошо знаю Дамблдора. Через пару месяцев он вернется, как ни в чем не бывало, а те, кто его сейчас преследуют, отправятся на свалку истории. Вашему драгоценному Хогвартсу ничего не грозит.
Через две недели пришли письма из других школ. Шармбатон и Ильверморни с радостью были готовы принять у себя Гарри и Элин как победителей Триволшебного турнира, но в отношении Гермионы и Луны проявили намного меньше энтузиазма. Они не отказывали прямо, но обставили перевод таким количеством условий и требовали столько документов, что вся затея теряла смысл.
Только австралийская школа магии Карнарвон соглашалась принять всех четверых почти без формальностей — ребятам надо было лишь написать заявление и представить результаты экзаменов за последний год.