– Я привез золото, – с обидой пожаловался Аклюс. – Я хотел выкупить мальчика. Я не хотел его воровать, я привез золото. У меня много золота. Но ваш эрл отрубает руки, которые его одаривают, и головы, которые воспевают его честь. Духи солнца, за что вы так несправедливы ко мне?!
Тиас оглянулся.
– Что говорит этот калека, и кто разрешил ему открывать рот?
– Жалуется на жизнь, – ответил Валаран.
– Ааа… Пусть потерпит: не долго осталось.
Аклюс остановился, его внимание привлекли следы босых человеческих ног на песке. По примятой траве и сломанным веткам на кустарниках он понял, что группа людей совсем недавно пересекла дорогу и скрылась в черном лесу, который тянулся по левую руку от них.
– Чего встал? – недовольно спросил Тиас? – Тебе нравится место? Хочешь умереть здесь?
Нет, там, – сказал Аклюс, и мотнул головой в сторону леса.
Валаран посмотрел туда же и поежился.
– Это Черный лес, про него ходит дурная слава.
– Если это его последнее желание, то мы его выполним, – сказал Тиас.
– Я не собираюсь потакать его желаниям, – возразил Валаран. – Даже не надейся, что мы оставим рядом твои разрубленные руки и ноги, – сказал он пленнику. – Я разбросаю их по всему Пятигорью, и слепая швея богини теней, не найдет твою голову чтоб пришить обратно.
– Далеко не поедем,– сказал Тиас, сворачивая в сторону леса. – Зачем тебе туда? – спросил он у Аклюса. – Там мрачно, там твоя душа не будет знать покоя.
– Я боялся, что меня ограбят, и зарыл немного золота в лесу. Я расплачусь им с проклятым табунщиком: он даст мне белую лошадь и свет пустит меня обратно в мир живых.
– Где ты такое слышал? – возмутился Валаран. – Никто не возвращался обратно. Табунщик не возьмет твоих денег – зачем мертвым золото живых? Табун везет грешников в пекло, там нет белых коней – ночь убила и пропитала их мраком.
– Оставь его, – сказал Тиас. – Он сам не знает, что говорит. Из него вылилась вся кровь, и голова перестала думать.
На краю леса они остановились. Густые высокие кроны, почти не пропускали солнечного света. Скрюченные ветки, шелестя листвой, колыхались над головами.
– Ты хорошо подумал, Аклюс из Ликона? – спросил Тиас. – Не лучше ли умереть при дневном свете, на глазах у всепрощающего бога солнца? Стоит ли идти в эту глушь? Если ты просто решил подольше подышать перед смертью, я дам тебе время собраться с мыслями и покаяться.
Аклюс ели заметным движением стер с песка глубокий отпечаток босой мужской ступни, посмотрел в темень лесной чащи и сразу отвернулся.
Пробившийся сквозь листву жирный солнечный луч выхватил из темноты человеческое лицо. Страшное, с обглоданной кожей, торчащими зубами, и глазами, лишенными век – лицо живого мертвеца.
– Нет сумасшедших, которые пойдут сюда по доброй воле, – сказал Валаран. – Для клада места лучше не найти. И как далеко ты спрятал свое золото? – спросил он у пленника.
– Тут совсем рядом… Там будет дерево с большим дуплом… – ответил он. – Если вы поклянетесь оставить мне жизнь, я покажу вам место.
Всадники переглянулись.
– Показывай, – сказал Тиас, и похлопал по шее проявляющую беспокойство лошадь. – Стрелка, чего всполошилась, стой спокойно, злые духи конину не едят. Валаран, посмотри как она боится. Это ты ее напугал своими сказками, про Богиню теней. На бойню пошла бы веселее, чем в этот лес. – Он не весело посмеялся, недружелюбно посмотрел в чащу, потом на Аклюса. – Показывай, где твое золото.
– Я не услышал клятвы.
Солдаты снова переглянулись, Аклюс сделал вид, что не заметил улыбки на их лицах.
– Хорошо, считай, что мы дали слово, – сказал Тиас.
Пленник снова повернулся к лесу, страшного лица больше не было, но теперь казалось, что он чувствует запах гниющей плоти, слышит осторожные шаги и нетерпеливое, дрожащее дыхание поджидающих их мертвецов. «Голодные» – бредни старой торговки стали реальностью» – подумал Аклюс. Он вспомнил, как приплыл в Новый город, как смеялся над подслушанными рассказами моряков и портовых грузчиков. «Конец света, нашествие ведьм, и эта их модная сплетня – «голодные». Эти бездельники уже не знают, как себя пострашнее испугать» – думал он тогда. Но два дня назад, следуя по следам тарийцев, он увидел в лесу объеденный человеческий скелет, а после наблюдал как каннибалы напали на свернувшего с дороги всадника, и с тех пор не сомкнул глаз. «Та торговка рассказывала о мальчике, который пробыл среди них несколько часов. Он сошел с ума, но выжил… – вспоминал Аклюс. – А все потому что, от него пахло мертвечиной – несколько дней он прятался от тарийцев в этом лесу, и таскал на себе, убитого ими старшего брата».
Прошли метров двадцать, Валаран оглянулся, но света не увидел: лес сомкнулся за ними, как ворота, впустившие в пораженный чумой город.
«К тритону это золото! – подумал он. – Прикончим однорукого прямо здесь».
– Уже совсем скоро, – оглянувшись на него, будто угадав мысли, произнес Аклюс. – Вот по этой, усыпанной листьями тропинке выйдем к зеленому болоту, и там будет мое дерево. Там много золота. Ты станешь богатым человеком. Не таким богатым, как владыка Таруки, но на мельницу, стадо волов, и парочку рабов тебе хватит. Построишь беседку на холмике и будешь оттуда наблюдать, как они работают.
– У нас нет волов, – сурово произнес Валаран.
Аклюс увидел что-то в высоком кустарнике в стороне от них, непроизвольно вздрогнул, но вовремя опомнился, и, растягивая губы в улыбке, пообещал:
– А у тебя будут! Мой знакомый привозит в Новый город алкийских баранов. Я скажу ему, и он привезет тебе алкийских волов. Ты не видел, какие это красавцы!
– Хорошо, – не слушая его, то и дело, оглядываясь назад, выдохнул Валаран. – Скажи… пусть везет…
Тиас остановил коня.
– Там впереди кто-то ходит, – сказал он испуганно, посмотрел на Валарана, потом, с удивлением, на Аклюса.
– Что у тебя в руке? Что ты делаешь?
– Это всего лишь дохлая крыса, – ответил он. – Она валялась на тропинке, и я ее поднял. – Он протянул Тиасу бесформенное, покрытое шерстью, и кишащее червями месиво.
– Ты больной! – с отвращением, крикнул Тиас. – Валаран посмотри на этого сумасшедшего! А я не могу понять, откуда эта вонь!
Аклюс и его крыса, Валарана интересовали сейчас меньше всего; он обеспокоенно смотрел назад, туда, откуда они только что приехали. Медленно вытягивая из ножен меч, прошептал:
– Они идут за нами. Они прячутся… они совсем близко… Надо было убить его на дороге… Я говорил…
– Кто они? – дрожащим голосом, тоже шепотом спросил Тиас. Он вдруг перестал понимать, где находится, и что происходит вокруг. Со всех сторон, слева, справа, сзади затрещали ветки, и раздался душераздирающий крик. Лошади закрутились на месте и заржали так, будто их хлещут раскаленными прутьями. А Аклюс, подавляя рвоту, принялся рвать зубами податливую сгнившую крысиную кожу, есть вонючее мясо вместе с шерстю и червями, размазывать по своему лицу, втирать в волосы и одежду.
– Ааа! – бессмысленно заорал Валаран, поднимая над головой меч.
Тиас тоже закричал, но от страха не смог сдвинуться с места. Замелькали тени, окровавленные лица и черные пасти. Как только его стащили с коня он почувствовал невыносимую боль, но она быстро прошла. Он перестал чувствовать, но мог видеть и думать. Он видел, как чьи-то зубы отрывают от его рук и ног куски плоти, видел полные ужаса глаза Валарана, но думал лишь о том: почему «голодные» не трогают Аклюса. На него рычали, его толкали, без конца обнюхивали, но этим все и ограничивалось.
Однорукий долго не мог ослабить узел на веревке, наконец, получилось, он вытянул из петли шею, и, ни на кого не глядя, аккуратно переступая через конечности увлеченных трапезой голодных, двинулся по тропинке в обратном направлении.
Тиас и Валаран не вернулись. Леман послал на их поиски трех всадников, но скоро стемнело и те воротились ни с чем.
Рано утром планировали выдвигаться в Харпу, путь не легкий, сопряженный с опасностями, требующий не малых физических усилий. Всадник добирался от Нового города до Харпы месяц, но теперь с Леманом были дети и сколько времени займет их путешествие, можно было только гадать.
Дикие земли населены не равномерно, если здесь в Северных степях деревни попадались через каждые двадцать-тридцать кругов, то дальше на Юг, начинались пролески переходящие в большой «Стонущий лес», где поселки встречались крайне редко, и за две недели пути можно было не встретить ни одного человека. Все пользовались другой, обходной дорогой, через горы, прозванные «китовым хребтом». Отмеченные на картах они напоминали скелет с рыбьей головой, позвоночником и огромным плавником. Этот путь занял бы еще дольше времени.
Эрл оставил при себе семерых воинов; он никогда не любил больших эскортов, и часто путешествовал в одиночку, ведь всегда мог рассчитывать на свою силу и ловкость, а в крайнем случае, на умение «Холода» в небольшие сроки уносить его подальше от больших неприятностей. Однако теперь с ним были дети, они были ему нужны, и нуждались в защите. «Так легко не убежишь, – понимал Леман. – И в случае чего придется драться».
Он уже жалел, что оставил так мало воинов, а после того, как вместо семи их осталось пятеро, всерьез задумался: не послать ли за подкреплением?
Скоро потемнело. Готовились ко сну, разожгли огонь. Эрл и четверо крепких бородачей сидели по одну сторону костра, дети сели напротив, постелив под себя солому, протягивая к огню свои босые пятки. Ночь была звездной, светлой. Чиар стоял на часах, в ста метрах от лагеря, из укрытия на скале ему была видна дорога, лес, люди у костра, и кони, пригнанные им сразу после боя.
Охмелевшие от выпитого вина мужчины говорили громко, и Чиару бесстрашному было слышно каждое слово.
…– это закон! – говорил Молчаливый Паттан, многозначительно приглаживая свою густую растрепанную бороду. – Смерть свое возьмет. Сто семьдесят пять дохлых тарийцев и ни одного нашего, это не к добру! Я не помню таких побед! К черным дням такие победы. Смерть свое возьмет!
– Ты забыл Иксана и братьев Трионов, – возразил Мальвин, худой длинный с большой залысиной и дергающимся лицом воин. – Их убил этот проходимец из Ликона. Смерть свое взяла.
– Сто семьдесят пять и три – не смеши меня! Это только начало! Тот который знает сегодня ослепил наших врагов, а завтра ослепит нас. После таких побед, в полях на головы падают камни, кусают змеи в постелях, или еще, чего доброго захлебнешься ложкой супа, как Бирман. Мне нужен честный бой, и себе и своим врагам я желаю честной судьбы. Все должно быть просто и понятно! И если кто-то скажет, что в нашей победе нет ничего странного, я вытащу вон из того котелка поварешку, и долго буду бить по глупой плешивой голове.
– Этой победе есть объяснение, – сказал, до сих пор молчавший эрл. – Хороший, продуманный план, удобная местность, внезапность… И еще – мы просто были лучше, и с нами была правда. Ну что, теперь пострижешь меня и будешь бить по лысине? – с усмешкой спросил Леман.
– Ну… – смешался Паттан. – Я думал «лохматый», – он кивнул в сторону Мальвина, – скажет как всегда, какую-нибудь глупость. А так-то вы правы! Это уж конечно! Я даже добавлю, с таким полководцем, как вы, не могло быть иначе.
Войны рассмеялись.
Паттан отхлебну еще вина из скрученного бараньего рога, и, набравшись смелости, произнес.
– И все-таки наш благородный эрл, в таких победах мало чести. Вы ведь даже не вытащили меч из ножен…
Воины недовольно переглянулись.
– Ты много болтаешь! – со злостью бросил Мальвин.
– Молчаливый! – осадил его другой. – Заткни свою пасть! Или скрепить ее клеем, как с тобой поступал отец в детстве, чтобы спать не мешал?
Паттан и сам уже понял, что ляпнул что-то не то, и хотел как-то оправдаться, но Леман жестом остановил его.
– В смерти мало чести, – задумавшись, ответил он. – Я просто хотел освободить пленниц. Любой ценой. И честь здесь совсем не причем. Мы еще помашем мечами, но… За пять побед, в которых не погибнет ни один из моих воинов, я готов отдать пять своих жизней. Скажешь, в этом мало чести?
– Эрл Леман… – прижимая руку к груди, виновато простонал Паттан.
– Ладно… ладно… – сказал эрл, давая понять, что он не обижен.
Стало тихо, никто из сидящих у костра бородачей долго не решался начать новую тему, но тяжелое вино бурлило в голове, выталкивая на поверхность легкие мысли .
– Ты видел, как я утопил того бугая в болоте? – обратился Мальвин, к светловолосому крепышу с жидкой бородкой, который сидел справа от него. – Он почти достал тебя копьем, если б я не подрубил ноги его коню, не греться тебе сегоня с нами у этого костра.
– Брось, того здоровяка свалил Меир! А ты, как всегда, промахнулся! А вот я два раза спас тебе жизнь! Помнишь тех с синими крестами?
– Что?!! – удивился Мальвин.
– Пока ты купался в болоте со своим дружком, я дрался против пятерых.
– Что? Ты прибежал только чтоб помочь мне выбраться из под кучи убитых мной врагов. Я вообще не помню, чтобы у тебя был меч.
– Тот, со шрамом, выбил его из моих рук… Но это его не спасло…
– А я-то думал, чего это ты шаришься по кустам, пока я проливаю кровь. Даже подумал, что ты тронулся головой. Признайся – от страха ты возомнил себя вардом, который только проснулся и ищет под кроватью горшок.
– Я зарубил троих, с четвертым помог Меир, а пятый кинулся к тебе, – с упреком сказал светловолосый. – Он был в двух шагах, и благодари богов, рядом со мной оказалось копье… Я мог бы не спасать тебя, но я вспомнил: «а ведь он должен мне бочонок харпского пива».
– Когда это я был тебе должен?
– Сразу, как только я спас тебе жизнь…
В руках у Лемана была старая книга. Он, то слушал воинов, то начинал листать пожелтевшие, с выцветшими буквами страницы. Эти двое похоже только начали спорить, и эрл, потеряв к ним интерес, снова погрузился в чтение.
Эльза обратила внимание, что книга увлекает его, стоило ему опустить глаза, вглядеться в буквы, и мысли были уже где-то далеко; выражение лица постоянно менялось, становясь задумчивым, удивленным, насмешливым, и снова задумчивым, будто он не читает, а пытается разгадать сложную загадку. «Эта книга волнует его, но ей не доверяет, – подумала Эльза, и в девочке проснулось любопытство, захотелось хоть краешком глаза пробежаться по нечетким строкам; она вытянула шею, но Леман заметил это, и, загнув уголок, захлопну книгу перед ее носом.
– Тебя не учили, что подглядывать не хорошо? – спросил он.
Эльза пожала плечами, и обиженно повернулась к огню. Леман снова стал читать, а она посмотрела на Акху, и тихо шепотом спросила:
– О чем он думает?
Темнокожая Акха впилась в эрла сверкающим взглядом, смотрела долго, но, в конце концов лишь неуверенно покачала головой.
– Я слышу всех, кроме него, – ответила она. – Вон тот бородатый, боится, что наговорил лишнего, и хочет как-нибудь похвалить эрла, чтобы он не держал обиды. Тот, что стоит на посту уснул, ему снится толстая женщина, которая заперла его в сарае, и не пускает в трактир, Акрон, думает о том, чтобы украсть лошадь и ускакать отсюда, Нирон хочет такой же меч, как у эрла. Може, он его даже стащит. А ты вообще…
– А что я?
– Ты влюбилась в эрла, и полчаса уже думаешь, какой он красивый.
– Не правда, – сказала Эльза.
– Скажешь, он тебе не нравится? Все собирали хворост, а ты собирала одуванчики, и сплела венок, думаешь, я не знаю для кого? Чего же не подарила?
Эльза вздохнула.
– Если я предложу, все равно он не женится на мне. Он, наверное думает, что я еще маленькая.
– Ты и есть маленькая, – сказала Акха с усмешкой. Она привычным движением коснулась головы, будто хотела поправить прическу, но с сожалением вспомнила, что волос у нее нет, и с завистью посмотрела на толстую длинную косу темноволосой арпийки Мии. – А Мия, все время вспоминает свою тетку Одру, которая убила ее мать и сестер, – продолжила она. – Когда-нибудь она вернется, и отомстит.