– Пропал. Уехал в общей суматохе, – выдавил наконец Любайд и затем прочистил горло. – Он оставил караван.
Рядом с ними присела Акиса.
– Нужно бросить его в пустыне, пусть там и гниет, – сказала она с желчью в голосе. – Что сможем – оставим себе, что не сможем – продадим, а остальное – пусть занесет песками. К черту Аяанле. Пусть сами с королем объясняются.
– Они найдут способ обвинить во всем нас, – мягко возразил Али. Он уставился себе на руки. Они дрожали. – Кража казенных денег – преступление государственной важности.
Любайд опустился перед ним на колени.
– Тогда мы отвезем эту чертову соль, – сказал он решительно. – Я и Акиса. А ты останешься в Ам-Гезире.
Али тщетно попытался сглотнуть ком, образовавшийся в горле.
– Вы даже прикоснуться к ней не сможете.
К тому же эту кашу заварила его родня. Джинны, которые спасли ему жизнь, не должны ее расхлебывать.
Он встал, чувствуя, как подкашиваются ноги.
– Мне… нужно только организовать ремонтные работы. – Его затошнило от собственных слов. Жизнь, которую он по кирпичику выстраивал для себя в Бир-Набате, в одночасье пошла под откос, так беспечно отброшенная в сторону чужаками в угоду их личным политическим мотивам. – Завтра мы отправляемся в Дэвабад.
Слова звучали странно и даже ему самому казались нереальными.
Любайд помедлил.
– А как же твой кузен?
Али сильно сомневался, что они разыщут Мусу, однако попытаться стоило.
– Тот, кто портит чужие колодцы, мне не родня. Отправь по его следам пару бойцов.
– Что делать, если они поймают его?
– Ведите сюда. А я разберусь с ним сам, по возвращении. – Али крепко обхватил чашку. – Потому что я еще вернусь.
6
Нари
– Ай! Силы Создателя! Вы что, специально? В прошлый раз было не так больно!
Нари пропустила жалобу пациента мимо ушей, сосредотачиваясь на аккуратном надрезе в нижней части его живота. Металлические зажимы, не позволявшие краям надреза сомкнуться, были раскалены добела, чтобы не допустить заражения. Внутренности лицедея мерцали переливчатым серебром – точнее сказать, мерцали бы, если бы не были усыпаны зловредными каменистыми наростами.
Она сделала глубокий вдох и собралась с силами. В лазарете было нечем дышать, а Нари билась над своим пациентом уже третий час. В ходе операции одну ладонь она держала на его разгоряченной коже, унимая боль, чтобы пациент не скончался от агонии. В другой же руке она держала стальной пинцет, которым ловко обрабатывала очередной нарост. Процедура была сложной и затяжной. У нее на лбу выступили капли пота.
– Проклятие!
Нари опустила камень в лоток.
– Прекратите превращаться в статую, и вам не придется больше мучиться, – она прервала свои манипуляции, чтобы наградить его строгим взглядом. – Это уже третий раз, когда вы оказываетесь в моем лазарете… Джинны не приспособлены к окаменению!
Пациент принял пристыженный вид.
– Но это так успокаивает.
Нари метнула в него недовольный взгляд.
– Научитесь расслабляться каким-то другим способом, заклинаю вас. Швы! – крикнула она, но, не получив ответа, обернулась через плечо. – Низрин?
– Секундочку!
В другом конце переполненного лазарета Низрин металась между двумя столами: на одном громоздилась целая гора медикаментов, а на другом копились инструменты, которые предстояло магически стерилизовать. Низрин подхватила серебряное блюдо и подняла его высоко над головой, лавируя между плотными рядами коек и стайками посетителей. В лазарете сейчас яблоку было негде упасть, многим даже приходилось дожидаться своей очереди в саду.
Низрин протиснулась между вертлявым художником из племени Аяанле, в которого угодило заклятие чрезмерного энтузиазма, и кузнецом-сахрейнцем, чья кожа была сплошь покрыта дымящимися спорами.
– Только вообрази, Низрин, как хорошо было бы иметь в распоряжении целую больницу. Огромную больницу, где всем хватит места, а у тебя появятся помощники, которые возьмут часть твоих хлопот на себя.
– Пустые мечты, – отмахнулась Низрин, ставя перед ней блюдо. – Все для швов – здесь. – Она задержалась, удовлетворенно отмечая результаты трудов Нари. – Превосходно. Мне никогда не надоест наблюдать за тем, как прогрессирует твое мастерство.
– Мне запрещено покидать лазарет без разрешения, я работаю круглые сутки. Было бы странно, если бы мое мастерство не прогрессировало.
И все же на ее лице показалась улыбка. Несмотря на изнурительный труд и работу допоздна, Нари ценила свою позицию целительницы и возможность помогать пациентам даже тогда, когда ничего не могла поделать с миллионами проблем в собственной жизни.
Она оперативно заштопала лицедея зачарованной нитью и перевязала рану, после чего вручила больному чашку чая с добавлением опиума.
– Выпейте и отдыхайте.
– Бану Нахида?
Нари вскинула голову. В двери, ведущие в сад, просунулся приказчик, облаченный в цвета королевского дома. Глаза приказчика поползли на лоб, как только его взгляд упал на Нари. Из-за жары и влажности, от которых в лазарете не было спасения, волосы Нари совсем растрепались, и черные кудри выползли из-под головного платка. Ее фартук был забрызган кровью и пролитыми зельями. Только горящего скальпеля в руке не хватало, чтобы полностью соответствовать образу обезумевшей кровожадной Нахиды из древних джиннских сказаний.
– Чего? – спросила она, пытаясь обуздать недовольство.
Приказчик отвесил поклон.
– Эмир желает говорить с вами.
Нари обвела руками царящую вокруг суматоху.
– Сейчас?
– Он ожидает вас в саду.
Кто бы сомневался. Мунтадир прекрасно знал, что по правилам королевского этикета она не имеет права дать ему от ворот поворот, если он явится собственной персоной.
– Ладно, – проворчала она.
Помыв руки и сняв с себя фартук, она следом за приказчиком вышла на улицу.
Выйдя на яркий солнечный свет, Нари зажмурилась. На участке возле лазарета буйная растительность гаремных садов, больше смахивающих на джунгли, была приведена в порядок и красиво подстрижена бригадой садоводов-энтузиастов из Дэвов. Они подошли к работе со всем рвением, горя желанием восстановить былые величественные ландшафты королевских садов, которыми в свое время так славились Нахиды, хотя бы и в одном отдельно взятом его уголке. И вот теперь вокруг лазарета красовалась россыпь серебристо-голубых прудиков и аллей, засаженных аккуратно подстриженными фисташковыми и абрикосовыми деревьями, и пышными розовыми кустами, на которых вовсю цвели нежные бутоны самых разных оттенков, от солнечного нежно-желтого до темнейшего цвета индиго. Травы, которые Нари использовала в работе, выращивались преимущественно в Зариаспе, в фамильном имении Прамухов, однако те растения, которые требовалось использовать исключительно свежими, высаживались прямо здесь, на опрятных угловых огородиках, где теснились кусты мандрагоры и желто-рябая белена. Над всей этой красотой возвышалась мраморная беседка с резными каменными скамейками и подушками, которые так и манили своей мягкостью.
В беседке, спиной к Нари, стоял Мунтадир. Похоже, он пришел прямиком из тронного зала, потому что до сих пор был одет в дымчато-черную мантию с золотой оторочкой, в которую всегда облачался перед торжественными церемониями. Яркий шелковый тюрбан на солнце переливался золотом. Положив руки на перила беседки и приняв волевую позу, Мунтадир взирал на сад Нари.
– Ну? – грубо бросила она, проходя в беседку.
Он обернулся, прошелся по ней взглядом.
– Однако у тебя и вид.
– У меня много работы. – Она утерла со лба пот. – Чего ты хотел, Мунтадир?
Он развернулся и встал к ней лицом, прислоняясь к перилам.
– Тебя не было прошлой ночью.
Так вот к чему этот визит.
– Я задержалась с пациентами. Сомневаюсь, что твоя постель долго пустовала, – добавила она не удержавшись.
Уголки его губ дрогнули.
– Ты поступаешь так уже третий раз подряд, Нари, – продолжал он. – Можно было хотя бы предупредить, чтобы я не ждал впустую.
Нари сделала глубокий вдох, чувствуя, как с каждой секундой чаша ее терпения, и без того полная, переполняется окончательно.
– Прошу прощения. В следующий раз я пошлю гонца с этим известием в очередное злачное место, где ты вечно пропадаешь. Разговор окончен?
Мунтадир скрестил руки на груди.
– А у тебя сегодня хорошее настроение. Нет, разговор не окончен. Мы можем продолжить подальше от чужих глаз? – Он махнул рукой на яркие цитрусовые деревца поодаль. – Скажем, в твоей апельсиновой роще?
Сердцем Нари почувствовала внутренний протест. Апельсиновую рощу еще давно посадил ее дядя Рустам, и это место многое для нее значило. Рустам, хоть и уступал в целительском даровании ее матери, Маниже, сумел снискать славу как искусный ботаник и фармацевт. Спустя даже несколько десятилетий после его смерти тщательно отобранные для рощи деревья продолжали уверенно расти, а их целебные свойства и аромат год от года только крепчали. Нари была так очарована этим райским уголком, уединением, которое дарила тень густой листвы и кустарников, окутавшая рощу, что распорядилась вернуть роще ее первозданный вид. Стоя на земле, некогда возделанной ее предками, она испытывала ни с чем не сравнимое чувство.
– Я никого туда не впускаю, – напомнила она. – И ты это знаешь.
Мунтадир, привыкший к ее упрямству, только покачал головой.
– Тогда давай прогуляемся. – Не дожидаясь Нари, он спустился по ступенькам.
Нари пошла следом.
– Что стало с той семьей Дэвов, о которых я тебе рассказывала? – спросила она, когда они вышли на извилистую садовую тропинку. Раз уж Мунтадир все равно оторвал ее от работы, грех этим не воспользоваться. – С теми, кого третировали гвардейцы?
– Я разбираюсь.
Она остановилась как вкопанная.
– До сих пор? Ты обещал поговорить с отцом еще на прошлой неделе.
– Я и поговорил, – отозвался Мунтадир раздраженно. – Я же не могу взять и ни с того ни с сего освободить преступников против воли короля, просто потому, что вас с Джамшидом это огорчило. Все устроено немного сложнее. – Он посверлил ее взглядом. – И чем больше ты лезешь, тем труднее исполнить твою просьбу. Сама знаешь, как отец относится к тому, что ты суешь нос в политические вопросы.
Нари как ушатом воды окатило. Она расправила плечи.
– Хорошо, – процедила она. – Отцу своему можешь передать, что предупреждение я получила.
Мунтадир перехватил ее руку, пока она не успела развернуться.
– Я пришел не по его приказу, Нари, – сказал он. – Я пришел потому, что я твой муж, как бы мы с тобой ни относились к этому факту, и я не хочу, чтобы ты пострадала.
Он отвел Нари к спрятанной в тени скамейке с видом на канал, примостившейся за ветхим деревом ним, чьи ветви низко провисали под весом густой изумрудной листвы, надежно скрывая их от посторонних наблюдателей.
Мунтадир опустился на скамейку и усадил Нари рядом с собой.
– До меня дошли слухи о ваших с моей сестрой давешних приключениях.
Нари сразу напряглась.
– Это тебе отец…
– Нет, – успокоил Мунтадир. – Мне рассказала Зейнаб. Да, – добавил он, видимо, подметив ее изумление. – Мне известно о ее маленьких прогулках по сектору Гезири. Я знаю об этом уже не один год. Но ей хватает ума не нарываться на неприятности, и к тому же ее охранник в курсе, что в случае чего нужно сразу идти ко мне.
– О-о.
Это стало неожиданностью для Нари. Как ни странно, она даже немного позавидовала Зейнаб. Пусть Кахтани были коварными предателями и заклятыми врагами ее семьи, но все же безоговорочная взаимная преданность младших Кахтани свидетельствовала о такой братско-сестринской любви, которой Нари никогда не знала, и эта мысль наполняла ее белой завистью и грустью.
Но Нари подавила в себе эти чувства.
– Про больницу она тебе тоже рассказала?
– Говорит, никогда не видела тебя такой воодушевленной.
Нари постаралась изобразить незаинтересованность.
– Это было любопытно.
– Любопытно? – переспросил Мунтадир, не веря своим ушам. – И это говоришь ты, готовая без умолку болтать о своей работе с больными? Ты обнаружила старую больницу, принадлежавшую твоим предкам, а в больнице встретила компанию освобожденных рабов ифритов, и хочешь ограничиться одним лишь «любопытно»?
Нари прикусила губу, размышляя над тем, что ему ответить. Разумеется, визит в больницу далеко выходил за рамки «любопытного». Но фантазии, которым она постоянно предавалась с того дня, казались такими зыбкими, что лучше было держать их при себе.
Однако Мунтадир не вчера родился на свет. Он снова взял ее за руку.
– Я бы хотел, чтобы ты могла со мной поделиться, – сказал он негромко. – Да, никто из нас не желал этого брака, но, Нари, мы могли бы попытаться построить нормальные отношения. Я ведь даже не представляю, что творится у тебя на уме, – взмолился он, но в его голосе сквозила и какая-то усталость. – Ты возвела вокруг себя больше стен, чем в лабиринте.
Нари промолчала. Да, она отгораживалась от окружающих, это естественно. За редким исключением, все, кого она знала, предавали ее – а некоторые и не единожды.
Подушечкой большого пальца он погладил ее ладонь. Пальцы Нари непроизвольно дернулись, и она скорчила гримасу.
– Сегодня я наложила столько швов, что, кажется, мой внутренний целительский радар перестал распознавать мышечную боль.
– Позволь мне.
Мунтадир обеими руками обхватил ее ладонь и начал массаж, умело, словно всю жизнь этим занимался, разминая узлы.
Нари выдохнула, чувствуя, как напряжение в больных пальцах начинает таять.
– Кто научил тебя этому?
Он потянул за пальцы, вытягивая их. Восхитительные ощущения.
– Подруга.
– Вы с этой якобы подругой были одеты во время этого урока?
– Ну, зная, о ком идет речь… очень может быть, что и нет, – усмехнулся он бесстыжей улыбкой. – Хочешь узнать, чему еще она меня научила?
Нари закатила глаза.
– Я не захотела изливать тебе душу, и тогда ты решил соблазнить меня с помощью опыта, полученного от другой женщины?
Он заулыбался еще шире.
– Жизнь в политике научила меня творческому подходу к решению проблем. – Он легонько провел пальцами по ее запястью, и Нари непроизвольно вздрогнула от его прикосновений. – Очевидно, что ты слишком занята для супружеского ложа. Но как иначе мы поддержим мир, ради укрепления которого и затевался наш союз?
– У тебя нет совести, ты в курсе? – спросила она, уже беззлобно. Мунтадир был слишком хорош в этих делах.
Его пальцы вычерчивали замысловатые узоры на коже ее запястья, а в глазах блестел озорной огонек.
– Ты не жалуешься, когда все-таки приходишь в нашу постель.
К щекам прилил жар, и виновато в этом было не одно только смущение.
– Ты переспал с половиной Дэвабада. Было бы странно, если бы за это время ты не набрался опыта.
– Звучит как вызов.
Его хулиганское выражение лица ничуть не охладило предательского жара, расплывающегося у нее в животе.
– У меня работа, – стала отпираться она, когда он усадил ее к себе на колени. – Дюжина пациентов ждет своей очереди, если не больше. И вообще, мы в саду. Кто-то может…
Нари умолкла, когда Мунтадир прижался губами к ее щеке и начал нежно целовать шею.
– Никто ничего не увидит, – невозмутимо пообещал Мунтадир, и с каждым словом ее кожу обдавало горячим дыханием. – Тебе явно необходимо снять напряжение. Считай это своим профессиональным долгом. – Его пальцы скользнули Нари под тунику. – Наверняка твои пациенты останутся довольны, если бану Нахида займется их лечением, когда будет не в таком скверном настроении.
Нари вздохнула и вопреки себе прижалась к нему ближе. Его губы опустились ниже, борода уже щекотала ее воротник.
– У меня не скверное…
Из-за дерева донеслось вежливое покашливание, и кто-то пискнул:
– Эмир?