Цюрих, расположенный на берегу Цюрихского озера, при выходе из него реки Лиммат, раскинулся на двух ее берегах и понравился мне с первого взгляда. Очаровательный, древний город, на каждом углу которого высились старинные здания. Вдоль причалов стояли разноцветные яхты и лодки, а несколько домов построены в стиле барокко. Узкие, холмистые улочки ведут тебя в ту или иную сторону, и каждый раз ты оказываешься в новом, чудесном месте, будь это площадь, какой-нибудь ресторанчик или магазин, музей или парк, памятник или фонтан.
Над исторической частью города возвышаются романо-готические соборы Гроссмюнстер, Фраумюнстер и церковь святого Петра с высокой, квадратной башней и огромными часами.
И еще здесь сразу чувствовался запах денег и власти. Это странное, интуитивное ощущение, которое с первых минут мы с крестным уловили.
Европейская пресса активно освещала наш процесс. Во-первых, имя Поттера не сильно, но все же известно на континенте, а во-вторых, всем было любопытно посмотреть на первый за многие годы прецедент, при котором британские маги усомнились в компетентности собственного суда и решились отстаивать свои права в Европе.
Ну, и естественно, что и самого Дамблдора маги Европы знали. Все же, как ни крути, победив Гриндевальда, он вписал себя в историю.
Заседание заняло несколько дней и было серьезным и основательным, ничем не напоминая тот балаган, что устроил Дамблдор в Визенгамоте.
Я слил в Омут Памяти несколько воспоминаний, и судьи увидели, что детство у Поттера было безрадостным. И придирки, и проживание в чулане, и чужая, не по размеру одежда, и недоедание, и те или иные трудности. Естественно, я старался сгустить краски и отыскать действительно вопиющие воспоминания в памяти Поттера. Правда, все это произошло в основном до того момента, как я занял его место. Вот только кого это волновало?
Потом суд посмотрел на многочисленные нападения дементоров и другие случаи, при которых Дамблдор никак не отреагировал на опасность, которой подвергся его подопечный, не принял никаких мер и даже, по большому счету, не интересовался его физическим, интеллектуальным и психологическим состоянием. И везде проходила идея, что Дамблдор никогда и никоим образом не пытался поменять жизнь своего подопечного к лучшему.
— Так зачем Гарри Поттеру такой опекун, который имеет кучу должностей и гору связанных с этим дел и банально не имеет времени для осуществления своих обязанностей? — спрашивал у суда Дюпре, театрально разводя руки. — Поэтому вы, профессор, даже должны быть нам благодарны за то, что мы стараемся снять с ваших плеч еще и этот груз ответственности.
Дамблдор лишь кивнул на данный выпад, прекрасно понимая все то, что осталось между слов. Он расположился на скамье с другой стороны центрального прохода в судебном зале и отказавшись от услуг адвоката, сам защищал собственные интересы.
Позади нас сидели несколько зрителей, корреспондентов, которые не пропускали ни единого слова, фотографы и даже один художник, делавший быстрые зарисовки.
Судьи, в количестве трех человек, расположились на небольшой трибуне у дальней стены. Слева от них находился секретарь, а за еще одним столиком помощник, который мог при команде судьи поднять те или иные документы, обратиться к прошлым случаям, если бы кто-то из нас начал в качестве доказательства своей правоты использовать исторические прецеденты.
Председательствовал на суде лорд Мартин Роджер Майер — высохший, седой старик с орлиным носом и пронзительными, как рентген, глазами. Теплоты в его взгляде я так и не заметил, он казался суровым и мрачным, как поросший мхом булыжник, но зато, как оказалось, он был беспристрастен и честен.
Дамблдор ссылался на защиту, которую мне дает дом Дурсли. В ответ адвокат продемонстрировал суду заключения уважаемых магов, которые весьма критично относились к уровню магической защиты этого дома. Возникли вполне обоснованные вопросы — мои родители погибли в Годриковой впадине и защита, если они ее и дали, распространяется именно на тот дом Поттеров. А если защита не на доме, а на мне, то мне все равно где жить — защита-то никуда не исчезает.
Тем более, особняк Блэков в Лондоне по всем статьям бил домик Дурсли. Тут и комфорта больше, а уж про остальное и говорить не приходится.
— Действительно, дом Дурсли имеет защиту Фиделиус. В некотором роде, — кашлянул Дюпре. — Старинный особняк Блэков в Лондоне также имеет такую защиту, и могу смело утверждать, она значительно эффективней. Вот, прошу суд ознакомиться с соответствующими документами.
Кроме прочего Дюпре сумел поднять документы, согласно которым Дамблдор сам себя объявил опекуном годовалого Поттера, хотя никакого родственного отношения к нему не имел. Более того, он проигнорировал ряд аналогичных пожеланий от моих дальних родственников из различных семей.
И на этом контрасте адвокат выдвигал вперед фигуру Блэка, как нового опекуна, у которого есть и средства, и время, и присутствует желание действительно помогать своему крестнику, и который с недавних пор полностью оправдан.
Дамблдор защищал свои права умело и спокойно, но дело в том, что того авторитета, что он имел дома, здесь у него не было. И взрослые, самостоятельные маги-судьи явно не горели желанием верить ему на слово и с восхищенным видом ловить каждое его слово.
Тем более, вся его защита оказалась построена на общих, пусть и красивых словах и фразах, а Дюпре знакомил суд с конкретными фактами и предоставлял ясные, точные документы.
Да и что мог Дамблдор по сути предоставить беспристрастному суду? Ни-че-го!
27 июля суд наконец-то разобрался во всех хитросплетениях и вынес свой вердикт — с этого дня права на опеку Гарри Поттера передаются его магическому крестному Сириусу Блэку.
Дамблдор выглядел недовольным — еще бы, такая пощечина. Впрочем, ни ко мне, ни к Сириусу он так и не подошел, и ничего не сказал, даже не укорил по-стариковски. Он просто выслушал решение суда и не попрощавшись, по-английски, покинул зал.
А вот мы с Сириусом эмоций не скрывали и на радостях даже обнялись. Дюпре подошел и пожал нам руки. Выглядел он также довольным — выигранное в ММС дело добавило ему нехилый авторитет. Юридические услуги Дюпре стоили недешево, можно сказать весьма недешево, но, как показала жизнь, они окупали каждый потраченный на них кнат!
Адвокат сразу отправился домой, а мы с Бродягой остаток дня и вечера бродили по Цюриху, в основном по красивым улицам Банхофштрассе и Нидердорфштрассе, где в изобилии имелись ресторанчики и магазинчики. Мы и в знаменитый Цюрихский оперный театр заглянули, чья слава и аристократический дух известны далеко за пределами Швейцарии.
Фасад этого здания богато декорирован серым и белым камнем в стиле неоклассики, а в фойе на посетителей величественно смотрят бюсты Моцарта, Вагнера, Гете и Шекспира.
Нам повезло попасть на оперу «Турандот». Турандот — имя девушки, принцессы и дочери императора, которую выдают замуж. Она испытывает женихов и задает им загадки. Вот такое начало этой истории. Мне она понравилась.
— Я здесь уже был, — сообщил между делом Сириус, осматривая великолепный зал и тяжелый, величественный занавес, закрывающий сцену.
— Серьезно?
— Ага. Аккурат летом, перед поступлением в Хог мы путешествовали по Европе, заглянули в Швейцарию и сюда меня родители затащили. Театралы… Браво… Бис… — он хохотнул.
В июле и августе в Цюрихе наплыв туристов, и мы с Сириусом постоянно находились среди веселой, смеющейся толпы. И конечно, не обошлось без покупок — теперь Сириус разблокирует мой сейф, так что я могу себе ни в чем не отказывать.
Я купил несколько хороших часов, гору шоколада и знаменитые швейцарские ножики, а также различные вещи и сувениры. Мне, по большому счету, не так уж много всего и надо, но у меня есть верные друзья, и теперь я могу их порадовать действительно необычными вещами.
Мы вернулись в старую, добрую Англию. Я подарил всем Дурсли швейцарские подарки, рассказал, как все прошло, и какой у меня новый статус, поблагодарил за все, что они для меня сделали, переночевал и на следующий день отправился в Лондон, на Гриммо-12.
К домику Дурсли аппарировал Сириус, вежливо поздоровался с теперь уже моей бывшей семьей, и стал дожидаться, когда я закончу последние дела.
Еще раз проверив вещи и одежду, Хуги, книги и все остальное, что навсегда забираю с собой, я вздохнул. Это место не стало родным и близким за прошедшие годы. А эти люди, которые, в общем-то, оказались не самыми плохими на планете, и к которым был нужен свой подход, как могли, помогали мне, давали кров и еду. И теперь я их покидаю. Конечно, я буду их изредка навещать, но жить, если все сложится хорошо, больше здесь не планирую. Поэтому надо прощаться…
При расставании лишь Вернон выглядел обрадованным. Петуния не скрывала разочарования, да и Дадли был малость смущен — если к нему позволительно применить подобное слово.
— Напиши, что и как там, — попросила Петуния. — Как устроился, и как живешь.
Я кивнул и подхватил свой чемодан и клетку с вороном. Сириус Блэк взял меня под руку и мы аппарировали.
========== Глава II ==========
Глава II
Сказать, что старинный особняк Блэков меня поразил — значит, ничего не сказать.
Величественное, огромное здание, имеющее четыре этажа над землей и три под ней, скорее напоминало неприступную крепость, чем дом богатого мага.
Высокие потолки, меблировка и обои в серых, мрачных тонах, традиции и пыль — вот такое место. И еще здесь чувствовалась магия — древняя, суровая и не склонная к шуткам и пустословию, если так можно выразиться, но не черная. Такие вещи я уже научился понимать. Магия Блэков не имела ничего общего с тем, что я чувствовал, например, от дневника Реддла.
Тысячу раз прав Флитвик, когда говорил, что магия по своей природе скорее нейтральна, а вот то, для чего ее применят, зависит целиком от воли конкретного мага. На практике это означает, что если маг пошел по темной дороге, то и магию он будет творить соответствующую. И то же верно для тех, кто выбрал Свет…
Поэтому и мысли Дамблдора о порочности и черноте чистокровных семей выглядят во многом надуманно. Это очень похоже на рассуждения религиозных теологов и священнослужителей, которые все, что было до них, как например язычество, или то, что противоречит их доктрине, легко и без лишних раздумий причисляют ко злу.
— Дом темнейших и благороднейших Блэков рад новым гостям, — проскрипел старый домовик, который нас встречал. И добавил еле слышно: — Предатель хозяин притащил сюда своего предателя-дружка. Кричеру очень стыдно за такого Блэка.
Старого домовика я бы и так узнал, без того, что он сам себя назвал по имени — уж очень он запоминающийся и необычный. Кричер выглядел малость странновато, не так, как другие, здоровые и полные сил домовики, которых я успел видеть в Хоге, поместье Малфоем, и в доме Лонгботтомов.
— Заканчивай ворчать, старый мухомор, — перебил его Сириус, небрежно вешая легкий плащ, который он надел по случаю визита к Дурсли, на вешалку. — Сделай-ка нам чаю и легкой закуски. Мы расположимся в гостиной.
Похоже, Блэк не хотел и не желал видеть очевидных проблем старого домовика и откровенно плевал на его состояние. А жаль — я просто уверен, что он может как-то повлиять на его самочувствие.
Кричер прожил в одиночестве много лет, из всех собеседников у него был лишь портрет старой Вальбурги, который также не мог похвастаться адекватностью. И это неизбежно повлияло на его психику.
— Кого ты на этот раз притащил, негодяй? — закричал один из портретов, и я сразу понял, что Вальбурга не заставила себя долго ждать. — Боги и так наказали меня со старшим сыном, а тут еще и гости.
Мы находились в широком, просторном, правда запущенном и пыльном холле. Слева вниз уходила лестница, а посередине, наверх вела другая — мраморная и широкая. Раньше на ней лежал ковер, и сейчас об этом напоминали лишь кольца и латунные остроконечные штанги, что когда-то прижимали его к ступеням.
На одной из стен висело большое, потемневшее от времени зеркало в массивной раме, а под ним находился длинный и узкий комод. Около него стояла подставка для зонтов, выполненная в виде лапы тролля с двумя мощными пальцами. Длинный коридор вел, как я потом узнал, в сторону кухни. И все здесь было в пыли и даже паутине.
Никаких узеньких коридоров и проходов, что были в каноне, я так и не заметил. И это правильно, ведь дом Блэков просто не мог выглядеть так убого, как показано в фильме.
— Здравствуйте, миссис Блэк, — я подошел к портрету суровой старухи с тяжелым взглядом. Одета она была в платье викторианской эпохи и на меня смотрела со злобой и враждой, нервно помахивая костяным веером.
Хотя, почему я говорю старуха? Вальбурге на портрете никак не может быть более шестидесяти лет, а для магов это средний возраст. Некоторые женщины-ведьмы даже детей умудряются рожать в пятьдесят лет и выглядеть при этом как соблазнительные и привлекательные красотки тридцати лет.
Уверен, именно несчастья, свалившиеся на Блэков, так быстро состарили эту женщину.
— Ты кто? — она нахмурилась.
— Я Гарри Поттер, миссис. Ваш сын мой крестный отец.
— Поттер. Снова Поттер, — она недовольно заворчала и поджала губы, осматривая меня с ног до головы. — От Поттеров одни проблемы. Именно твой отец втянул Сириуса во все это, именно он виноват во всем. А тут еще и твоя мать, грязнокровка…
— Извините, но она из магического рода Эвансов, просто ее отец стал сквибом после пыток Гриндевальда, — я и сам не знал, правда это или нет, но почему бы и не задвинуть портрету перспективную легенду? Вдруг старушка подобреет?
Она подобрела… На минуту или около того, а потом злоба вспыхнула в ней с новой силой и она принялась костерить всех подряд — и живых, и мертвых, и чистых, и грязнокровок.
Я поклонился, как учил меня Драко, и поспешил ретироваться вслед за крестным в гостиную. Не стоит сразу портить отношения с портретом — ведь на него у меня имелись кое-какие планы.
— И вот так каждый день, — Сириус сидел в низком и удобном кресле. Около него приткнулся небольшой дубовый столик, и на нем стояла бутылка Джонни Уолкер «Блу Лэйбел Георг V».
Сириус держал в правой руке массивный бокал с толстым дном, куда щедрой рукой уже успел плеснуть себе дорогого пойла.
— Присоединяйся, — левой рукой он взял со столика палочку, махнул и закрыл дверь, отсекая нас от криков взбесившейся мамаши. Сразу стало тихо и хорошо. — Надо обмыть нашу победу. Выпьешь со мной?
— Бродяга, не боишься, что тебя лишат прав на опеку? Враги не дремлют!
— Навряд ли, — он заржал. — Я, конечно, не настаиваю, но попробовать-то ты можешь? Нормальный скотч, между прочим, несмотря на то, что шотландский.
Из уважения к нему я плеснул себя немного и сделал глоток. Виски оказался превосходным. В прошлой жизни я пробовал Джонна Уолкера, но дальше «Блэк Лэйбела» не продвинулся — жаль было тратить денег.
— Черт меня дери, когда же ты вырастешь? — Сириус одним махом влил в глотку весь стакан и с благожелательной улыбкой уставился на меня. — Эх, знал бы ты, как мы с твоим батей бухали. Это было что-то… Дом дяди трещал по швам, девки голосили как резаные.
— Ну, потерпи немного, скоро вырасту, — обнадежил я его. — Тогда и попьем, как следует.
— Потерплю, — он серьезно кивнул. — А пока я все же отмечу, что я теперь твой опекун. Это просто круто Гарри, — он резко наклонился и потрепал меня по колену. — Я до сих пор поверить не могу, что все у нас получилось.
— Согласен, у меня и у самого имелись скверные предчувствия, — я принял чашку чая от ворчащего Кричера и с удовольствием сделал пару глотков. Крекеры с тонко нарезанной грудинкой по вкусу также оказались на высоте.
Алкоголь, конечно, неплох — в некоторых случаях. Вот только подросткам злоупотреблять категорически не рекомендовано. И на мозгах это неизбежно скажется, и тело почувствует, и главное, на магии все может проявиться, и как понятно, не в лучшую сторону.
Поэтому слухи о том, что в Хоге ученики, начиная с четвертого курса, а иногда и раньше, частенько прикладываются к бутылке, откровенное вранье. Нет такого! За эти три года я всего раз или два видел крепко поддатых старшекурсников. И объяснялось все просто — пьющий маг это уже пол-мага. Хотя, подобное верно и в отношении обычного человека.