Вампир по своей природе отличается куда более тонкой и сильной перцепцией, и хотя это его свойство не передается человеку иначе, как вместе с так называемым „Даром Темной Крови“, плоды его, воплотившиеся в изделия народных ремесел, картины в стиле примитивизма, ювелирные украшения и прочие кустарные (в хорошем смысле; иначе — этнические и пр.) поделки, способны доставить ценителю истинное наслаждение. Следует, однако, твердо проводить грань между ремеслом и истинным искусством. На последнее вампиры, существа, как бы „застывшие в одной форме“ и по сути своей нетворческие, способны редко.
Кровь человека способна воздействовать на поглощающего ее вампира буквально магически. Как говорит русская народная пословица в лице рекламного ролика, „удержаться невозможно“. Остановиться тоже. Разумеется, в подавляющем большинстве случаев это ведет к гибели самого человека от массированной кровопотери, но не надо забывать, что именно вампир в этом невольном дуэте проявляет слабость воли.
О том, как человек может использовать в своих целях вампирскую мощь, сопоставимую обычно с подъемной тягой высотного крана средних размеров или ударной волной, получаемой от взрыва шести килограммов тринитротолуола (Примечание на полях: цифры не забыть уточнить у Владьки, когда вернется), не стоит упоминать, прежде чем оба разумных вида не найдут способа между собой договориться.
По разделу пятому основной части.
О том, что человек может с некоторым трудом выследить вампира и причинить ему непоправимые телесные повреждения, выставив гроб на открытое солнце, плеснув туда бензина и бросив зажженную спичку, а также пробив сердце или… хм… указанную выше неблагородную часть тела кровопийцы упомянутым выше осиновым колом (в придачу к нему нужна солидная кувалда), известно давно. Спортивность и этичность подобных мер можно, тем не менее, оспорить.
Защититься от вампира священным предметом вполне возможно, убить им одним — практически нельзя. Сбежит раньше. Впрочем, перед тем, как выбрать и употребить любое из этих средств, человеку придётся вступить с вампиром в небольшую теологическую дискуссию, что в силу всеобщего экуменизма и широты религиозных воззрений весьма чревато.
Насчет прочих традиционных средств уже было сказано ранее. Без пользы, но и без вреда, как и все плацебо.
Кстати. Тот из людей, кто решится преследовать вампира в тот момент, когда последний создает одну из своих любимых иллюзий, рискует поохотиться на Снарка-Буджума из поэмы Льюиса Кэрролла: побежал за относительно безвредной летучей мышкой, а встретился лицом к лицу с Жеводанским Волком.
Отметить особенно. В некоторых случаях конкретный человек способен „подсадить“ вампира именно на свою кровь и никакую другую. Но это для автора слишком интимный вопрос.
Что до необходимости нападения на вампиров с целью упреждения (не защиты, это по обстоятельствам может стать попросту неизбежным), можно сказать одно: сначала нужно понять, что именно вы упреждаете».
От работы меня отрывает робкий звонок в бронированную «новорусскую» дверь. И без смотрения в глазок ясно: благоверный притащился. Владислав Андреевич. С боевого поста и аж в четыре утра.
Открываю дверь, впускаю.
Ох! Вместо шикарного МЧСовского спецкостюма (серебристое защитное напыление снаружи, натуральный шелк-сырец внутри, экологичная базальтовая вата между этими двумя слоями, перед глазами щиток из темного поляризованного стекла, по всему по этому муженька на служебном транспорте к самому подъезду привозят) на нем потрепанная синяя куртка явно с чужого плеча. Тем не менее он, не моргнув ресницей, обнимает меня, говорит:
— Привет, моя старушка. Что было вчера вечером на обед?
— Куриные щи, — отвечаю.
— Всё шутить изволите.
— Никак нет. Под этому поводу было давнее разъяснение в «Науке и Жизни». Наши славянские прародители супов не ведали, жидкое мясное или рыбное хлебово было исключительно двух видов: «уха» и «шти». В первом случае сначала варился бульон из малоценного белкового сырья, который потом процеживали и добавляли туда куски хорошей рыбы, мяса или дичи. А шти готовились попросту и без церемоний: вали кулём, потом разберем. Так что для кура попасть во щи было куда менее почетно, чем в уху, хотя и то, и другое нередко становилось его горькой судьбой.
— Ладно, пускай будут щи, у меня вкусы простецкие, — Владик тянется, чтобы запечатлеть на мне поцелуй.
— Э, нет. Давай мойся сначала.
Пока он, кряхтя, перебирается через бортик ванны и становится под контрастный душ, я, забравшись на унитаз, подглядываю в окно между ванной и туалетом. Он такой стеснительный, что туда кружевную занавесочку привесил, а я такая наглая, что провертела в частом кружеве дырочку.
Ну конечно: чернющий ожог во всю спину.
— Ты что домой не в полной форме явился? — спрашиваю я, когда мужик выходит наружу, уже наряженный в мой любимый махровый халат бордового оттенка. Прямо с ихним братом нельзя: отмолчится или соврет в тему.
— Испортил по нечаянности. Там газ вторым разом полыхнул, когда мы обрушенный подъезд расчищали, — неохотно говорит он.
Ну конечно. Не «мы», разумеется, а «я». Кем еще, как не моим дорогим и ненаглядным, все дыры затыкать. И было там, небось, кое-что покрепче бытовой химии. Ладно, в первый раз, что ли?
Мы, тесно обнявшись, идем в его спальню и там опрокидываемся прямо на пожилой плед из клетчатой альпаки: я, как работала, в ночной сорочке с шикарным вырезом, Владик — распахнув халат спереди. Вообще-то спим мы, как аристократы, в разных углах квартиры: я ночью без занавесок, чтобы с первым лучом на пост, он — днем при наглухо закрытых стальных шторах.
М-да. Наслаждение, получаемое от вампирского укуса, сильно преувеличивают; правда, и я уж не молодая вдовушка, очарование новизны давно исчезло. Но вот головная боль — та проходит как не бывало.
— М-м, — бормочет он. — Я из тебя два здоровенных тромба вытащил. Стоило бы почаще заниматься сексом.
Насчет первого он явно привирает, мне не так много лет, чтобы полной развалиной заделаться. А вот что касается второго — тут я обеими руками за.
— Подарочек с тебя, между прочим, — говорю я.
— Какой?
— Обыкновенный. Крупная плитка горького шоколада, чтобы с красным перцем сварить на манер ацтеков. И полкило детского гематогена, только замаскируй под кофейные ириски, чтобы наши вегетарианские оглоеды не пронюхали.
Это у нас обоих рефлекс на первую встречу — тридцать лет тому назад, Нескучный Сад, юная мамаша, которая поздно вечером сбежала от дитяти, пребывающего на руках авторитарных деда с бабкой…
И на одной из скамеек увидела трудно опознаваемое существо, похожее на большой сморщенный апельсин. Разговорилась — откуда только смелость взялась! Ни красотой, ни очарованием, ни животным магнетизмом он в те времена не блистал. Умом — это да. Но не хитростью, которая отказала напрочь. И оттого поневоле был искренен.
А я? Пожалела его, что ли? Да нет. Просто почувствовала себя… пастушкой. Пастырем, который жизнь отдаст за любую черную овцу.
И без рассуждений, как говорят в старых любовных романах, позволила ему сделать с собой всё, что он хотел.
А потом и состоялся легендарный забег через Крымский мост со мною на руках. Час был еще не такой поздний, поэтому я удивляюсь реакции милиционеров — списали, наверное, на День Всех Влюбленных? И вообще, отчего это Влад побежал не посуху к Октябрьскому метро, а именно через воду — к Парку Культуры? Ближе к дому показалось, наверное.
У себя в подвале он первый раз напичкал меня адской смесью, которой лечились ацтекские императоры, пожертвовав богам кровь из своего священного пениса. Ну, приблизительно такой же. Настоящего горького шоколада почти без сахара тогда днем с огнем было в Москве не достать… И в самом деле — вздернуло за уши так, что я через полчаса с ним заговорила, а через часок-другой встала на ноги.
Влад же тем временем дозвонился до моих предков: будто бы он муж моей подруги и я, чуть захмелев, осталась спать у них. На следующее утро, ещё до того, как ему меня привезти, у него уже и паспорт был на руках — самую малость только и фальшивый. А потом он нашел себе работу в горячем цеху (МЧС тогда называлось как-то по-другому и не было особо популярным), и купил квартиру, и предложил мне руку, сердце — и заодно всю кровь из своих жил.
От последнего я отказалась и отказываюсь по сей день.
Вы поняли, в чем соль?
Он сразу на меня подсел.
Кормиться он чем-то там всегда умел, об этих скользких материях я никогда не спрашивала, как и о том, за что именно его бросили в тюремную психушку. Но для того, чтобы сохранять душевное здоровье и обходить стороной депрессию, ему с той ночи стала нужна я — и только я.
А человек в ответе за тех, кого приручил.
— Мог ты тогда, в Нескучном, отказаться от моего дара? — спросила я, уже будучи его законной женой.
— Не смел, это было бы такое неуважение к тебе, — ответил он.
…Наевшись, напившись и едва отойдя от посттравматического шока, Владик засыпает, уткнув длинный нос в ямку между моих тощих грудей. Свободной рукой я подтягиваю к себе здоровущий, полтора на полтора метра, старый пуховый платок, укрываю нас обоих. Под боком у него согреваешься быстро: теплопроводность большая. То есть, я хочу сказать, он, конечно, термос, но еще и вроде аккумулятора в смеси с электрогрелкой. Накапливает, как он выражается, «зряшную кровь», которая льется наземь при авариях, поножовщинах и прочих инцидентах, в урегулировании коих принимает участие, незаметно телепортирует в себя, а потом приносит домой и выпускает на меня в виде тепла.
Ну, хорошенького понемножку. Работать надо: печатать и еще поздний завтрак соорудить на всякий случай. Вегетарианский.
«По разделу шестому основной части.
Формулировка дается с учетом исследований высокочтимого профессора вавилонских библиотечных наук дона Хорхе Луиса Борхеса, который, хотя и не исследовал заявленную нами тему напрямую, разделил сакральные образы на две категории: „зеркала“ и „маски“. Первая категория имеет в виду буквальное отражение истины, вторая — метафорическое, скрытое и в то же время легко угадываемое посвященным. Иначе говоря, маска обычно подразумевает икону.
Первый вопрос, который следует задать себе исследователь, это: откуда есть пошли вампиры? Грязен, так сказать, или чист их источник?
Легенды относят их существование к самому началу возникновения земных цивилизаций: Шумер, Вавилон, Древний Египет. Демоны или, иначе, даймоны, один из которых, Акаша, разделил себя на четыре части по счету основных элементалей, что суть воплощения земных стихий. Можно не сомневаться, что подобные мифы о разумных кровопийцах существовали и в затонувшей Атлантиде, и в исчезнувшей Лемурии, и в далеком Тартессе. Однако нами не найдено никаких достоверных случаев или хотя бы поверий о невампирских источниках этого явления, помимо гениальной догадки уважаемой г-жи Райс, не лишенной, однако, глубочайшего смысла. Об этом позже.
Наведенный вампиризм подобен року или судьбе. Можно избавиться от него, совершив а) самоубийство (но не будет ли это грехом?) или б) противоестественно доброе дело. Так сказать, горделивый отказ. От обычного способа питания. Последнее сомнительно, описан только один случай. Но в большинстве случаев новый вампир остается один на один с проблемой, которую он для себя представляет, и вынужден искать ее решение.
Стоит также помнить, что все описываемые вампиры произошли (и не всегда по своей воле) от людей, и естественно поэтому ожидать, что им передаются все свойства и качества субстрата, вплоть до нравственных. В одну телегу впрячь не можно вола и трепетную лань; мать Терезу, академика Капицу и маньяка Чикатило никто не пытается выстроить под один ранжир. Отчего же мы пытаемся сделать нечто подобное с вампирами?
Да, среди них неизбежны убийцы, насильники, маньяки, просто безумцы, неудержимые честолюбцы, которые хотят весь человеческий род поставить на колени. Но ведь не только они. И сами они не только таковы.
Пока живо человечество, вампиры неистребимы. Кто они: паразиты, как комары, синантропы (т. е. близко живущие), как крысы, или часть природы, в которой есть место всему, даже и человеку? Всё равно: всякой твари есть место под солнцем.
Это относится к проблеме зеркала.
Теперь о проблеме маски, иконы — ложной или истинной.
Отчего человечество делает из вампиров пугало, иначе говоря — отрицательную икону: оттого, что они посягают на людскую жизнь?
Да, конечно, реальные жертвы даже одного вампира могут исчисляться тысячами, однако при их подсчете легко сбиться на подход, высмеянный Фарли Моуэтом в книге „Не кричи: волки!“: якобы все олени-карибу в Америке убиты этими хищниками. Мы имеем в виду, что, по всей видимости, нередки случаи, когда на вампиров списывают чужие грехи.
Оттого, что они стремятся контролировать человечество? Ну да, самая неприятная в них черта, особенно в их представителях мужского пола, — это стремление верховодить. Только ведь мы все, как говорил поэт Пушкин, глядим в Наполеоны.
Оттого, что они являют собой непонятное и уже по этой причине угрозу?
В яблочко!
Ибо корень всех зол — наша ксенофобия. Вампиры иные, чем мы. Проще их выдумать, чем понять.
Вампиры — хищники? Но на всякого волка найдется свой святой Франциск.
Они нас умерщвляют? Мы сами убиваем себя еще чаще.
Ах, всё дело в том, что распоряжаясь нашими жизнями или даже просто нашей волей, они автоматически ставят нас ниже себя. Как мы — животных.
Но мы имеем право, скажут мне.
Посмотрите на человека с точки зрения коровы, ждущей очереди на удар молотом или электрошок. С точки зрения кошек, которых тысячами жгли на кострах в честь восхождения короля на престол. С точки зрения обезьянки, головку которой зажали в тиски и выедают живой мозг десертной ложкой.
Нравится? Вы такого права добивались? Вот и нечего на зеркало пенять.
Ну, а если вампиры — не естественное образование, а болезнь человечества или природы?
Ложная проблема. Следует помнить, что ни одна бацилла не возникает у природы без цели. Наши предки, которые считали, что чума и холера — кара Господня, были в чем-то умнее нас.
Человек постоянно стремился расчистить поле для своего безопасного пребывания на Земле. И постоянно попадал в еще худшую беду, в еще худший тупик, стандартно получая по мозгам от „неукротимой планеты“ (метафорически описанной Гарри Гаррисоном). По схеме: мы давим на природу — природа постоянно стремится укротить, укоротить нас самих.
Заключение. Каков же сакральный и мифический смысл вампиризма?
Вампиры — не чужаки и не пришлецы с неведомых земель. Это воплощенный гнев Земли. Гончие Псы Великой Матери. Древние кровавые боги, низвергнутые христианством. Не столь важно, откуда они родом: то, что их породило, было непобедимым. Может быть, это новый виток генезиса, нужный, чтобы усмирить зарвавшегося хомо. Так вот: нам следует бороться не с вампирами, не с инфекциями, не с буйством растений и животных, а со своей алчностью, своей жадностью и своей непроходимой тупостью. Потому что без этого вся история человечества — лишь охота за яйцами ганзеров, птенцы которых охотятся на нас самих. Сказал Роберт Шекли».
Я за своей «машинкой» разгибаюсь и пытаюсь привести разбушевавшиеся мысли в порядок.
Но тут во входную дверь не просто звонят — «дербанят в парадное», как говорил Лев Кассиль. Долбят ногами, руками и головой.
Я распахиваю дверь — и вот они, мои дорогие оболтусы! Гошка и Стёшка. Близнецы. Две решки одной фальшивой монеты. Ряшки во всю ширину плеч, все шестьдесят четыре зуба оскалены в хитренькой улыбочке, одинаковые вязаные шапчонки сдвинуты на затылок, куртки распахнуты настежь, ранцы… то есть рюкзачки с наклейками в виде черепов, костей, кинжалов и прочей дряни — вываляны в глубоких уличных снегах.
— Баб, а шнурки в стакане? — спрашивает Гошка.
— Родители на зарубежной научной конференции, — отвечаю, — дома остался только один толстый черный шнурок, из таких, какие султан посылал виноватому паше, чтобы тот им удавился. Именно — я.
— А пожрать чего-нибудь? — вступает Стёшка.
— Для предвиденного стихийного бедствия приготовлены суп из красной чечевицы с луком и пряностями и соевый гуляш с картошкой под толстым слоем куркумы.