— Она немая?
— Ну да! А вы с капитаном не поняли? Не говорит, только мычит. Эти гады у нее язык отрезали. А может, такая патология. Ну, врожденная. В общем, нормально, только целоваться странно.
— Скажи мне, Калмине, тебе что было велено?
— Накормить ее и вывести в гальюн, — ответил Антиквар бодро. — Все сделано. Свежайшая каша. С маслом, мясом и перчиком. Слушай, Хуга, ну вот скажи: я, по-твоему, способен изнасиловать женщину? — Он изящно повел парчовым плечом. — Клянусь тебе, с ее стороны я встретил полное понимание.
— Не сомневаюсь, — вздохнул Хугебурка. — Калмине, она же рабыня.
— Рабыня тоже гуманоид и требует ласки.
— Ты отвел ее обратно?
— К червякам? Отвел. А они жутко обрадовались — так и полезли на нее всем стадом.
— Кошмар, — сказал Хугебурка и вернулся в рубку.
Бугго встретила его немилостиво.
— Чего притащились? Когда меня арестуют за аморальное поведение в космическом пространстве, я всем скажу, что вы тут ни при чем. Вели себя примерно и пытались воздействовать на меня позитивными высказываниями.
— Я согласен, — сказал Хугебурка.
— Что?
— Завершим сделку с ауфидиями, загоним «Птенца» и утопим Амунатеги.
— У нас три дня, — оживилась Бугго и развернула к себе экран персонального Нагаботова монитора.
Бугго запросила посадку в космопорту Бургарита, не прибегая к разговорнику.
— Нечего позориться. Я им не Нагабот. Пусть понимают эльбейский.
Хугебурка хмурился, но кивал.
Ответ пришел спустя полчаса — на безупречном эльбейском. Не лицо — только буквы на экране:
«Согласно кодексу Бургариты, посадку разрешаем. Терминал «Кокка».
Появился значок «Кокка» — несколько сплетенных линий. Затем опять текст:
«Сообщите статус корабля».
Бугго, не торопясь, отпечатала:
«Малый грузоперевозчик «Ласточка». Имею удовольствие буксировать корабль «Птенец», порт приписки Бургарита».
Возникла краткая пауза. Затем сухое:
«Разрешение посадки подтверждаю. Терминал «Кокка».
— Ну вот и все! — сказала Бугго, хлопнув ладонями по столешнице. — Что-то вы бледный, господин Хугебурка! Посадка через шесть часов. Предлагаю за это время привести себя в порядок.
Хугебурка оглядел себя и фыркнул:
— Лично я утром умылся и надел свежие носки. Остальным членам экипажа ничто не помешает последовать моему примеру.
— Как смешно! — ответила Бугго. — Вы видели отчет Антиквара об их моде?
— По вашему мнению, мы должны расфуфыриться?
— Нет, думаю, следует надеть парадную форму. И лица сделаем кислые. Как будто нас тошнит от миллионов экю, которые мы намерены загрести.
— Тысяч, — поправил Хугебурка.
— Все равно тошнит.
— Последнее — с легкостью.
— Попросите Антиквара отутюжить мои вещи, — распорядилась Бугго. — У меня все равно так хорошо, как у него, не получится. А я тем временем быстренько почитаю, с кем конкретно у Нагабота были шашни вокруг червячков.
Терминал «Кокка» кишел встречающими. Сверху, пока «Ласточка» заходила на посадку, пространство терминала показалось Бугго наполненным червячками-ауфидиями: там переливалась и шевелилась огромная живая масса; она непрестанно перемещалась, по ее поверхности проходили колебания, порой она содрогалась, но не выплескивалась за пределы строго очерченного круга.
На летном поле стояли корабли, причудливо размалеванные или грозно-черные; по ним, как по червячьей пастушке, ползали пестро разодетые люди, и это еще больше усиливало сходство.
Губернатор Бургариты восседал посреди людского скопища на большом золотом троне. Точнее, трон был из особого пластика, но выглядел как золотой. Оскаленные пасти двух кренчеров высились над плечами капитана; пластиковые звери обменивались негодующими взглядами прямо над буйными черными губернаторскими кудрями. Полосатая желто-черная подушка, сплюснутая посередине задом сидящего, вздувалась по обе стороны огромных, широко расставленных бедер в зеленых, блестящих, обтягивающих чулках. Чулки поддерживались подвязками, больше похожими на наборные пояса с пряжечками в виде звериных черепов. Несколько лент свешивались с подвязок на ноги и на уровне щиколоток заканчивались бантами.
Капитан Алабанда — так его звали. Бугго нашла это имя в базе данных, которую наскоро просмотрела перед посадкой, пользуясь «Универсальным переводчиком Лололера» при всем его несовершенстве.
Алабанда был рослым и мясистым. Он весь состоял из первосортного мяса, обогащенного разными минеральными, витаминными, белковыми подкормками. Снаружи, правда, это мясо выглядело немного обветренным, но опытный глаз все равно безошибочно определял: высшее качество.
Его парчовый кафтан, того же нелепого покроя, как и тот, что присвоил Антиквар, пузырился от бантов, вышивки и сверкающих пластинок — явно синтетического происхождения.
«Ласточка», почти потерявшаяся на фоне пристыкованного к ней «Птенца», медленно опускалась на подготовленную для нее полосу. Земля Бургариты в окне надвигалась на Бугго. Корабль сажал Хугебурка — он сам на этом настоял, не объясняя, почему. Капитан не спорила. Просто стояла у окна, разглядывала терминал и пеструю массу любопытных, оценивала обстановку, шевелила губами. У нее в руке была планшетка.
Когда рев двигателей стих и на почве улеглась краткая буря, вызванная приземлением корабля, Бугго сочла уместным выдержать паузу. Затем «Ласточка» выбросила трап, и оттуда показалась невысокая худенькая женщина в узкой юбке и строгой блузе с нашивками капитана торгового флота Эльбеи. Глаза глядели с заученной холодностью — на всех и ни на кого в отдельности, в углах рта притаилась скука. Хугебурка угрюмой тенью возник за ее плечом. Шаг в шаг, он на ступеньку позади нее, они спустились на летное поле, и Бугго мысленно поздравила себя с тем, что ни разу не подвернула высокий каблук. От усилия не оступиться выражение ее лица делалось все более кислым.
Алабанда, очень смуглый, почти синий, налился чернотой и заворочался на троне. Выкрашенные лазоревой краской зубы мелькнули между темных губ, словно губернатор Бургариты хотел укусить жесткую, костлявую Бугго, но в последний миг передумал.
«Он пьян», — поняла Бугго. В этот миг Хугебурка прошептал у нее за спиной:
— Он пьян.
Бугго чуть дернула плечом, давая понять, что слышит и понимает. Она направилась прямо к трону из золотого пластика. Каблуки впивались в пыльную почву летной полосы, оставляли на ней вереницу следов, похожую на игольный шов.
— Господин Алабанда, если не ошибаюсь? — произнесла Бугго холодно и сделала легкий книксен перед губернатором.
Этот книксен в узкой юбке она репетировала минут сорок. Руководил репетицией Калмине Антиквар. Было решено ошеломить Бургариту целой серией трюков, и книксен входил в их число. Бугго должна была явить безупречную воспитанность, полное отсутствие высокомерия и, главное, подчеркнуть свою принадлежность к слабому полу.
— Никаких военных салютов! — страдал Антиквар. — Никаких мужских полупоклонов! Лучше всего был бы, конечно, полный бальный реверанс…
С этими словами он сделал шаг вправо, змеевидно взмахнул руками, изогнул спину удивительно похабным, расслабленным движением и низко присел.
— Сперва напяль форменные оковы, — заворчала Бугго, наблюдая за развевающимися лентами на рукавах своего второго офицера, — а потом попробуй так скакать…
Остановились на книксене — варианте девичьем, практически детском.
— Их это добьет, — заверял Антиквар, поправляя положение левой ноги у застывшего капитана. — Чуть левее лодыжку. Согните колено.
— Я упаду, — предупредила Бугго.
— Выпрямитесь. По моей команде… раз… два… Великолепно! — восхитился Антиквар не вполне искренне.
И вот теперь он наблюдал через окно за парадным выходом своего капитана, как за балетной постановкой, где он был главным хореографом, и кивал при каждом ее шаге.
Глаза Бугго были на одном уровне с глазами сидящего Алабанды. И сейчас они глядели на нее так, словно производили инвентаризацию всего того, что было скрыто под смуглой кожей молодой женщины: сердце — одна штука, легкие — одна пара, чистые, кишечник — столько-то метров… «Взгляд работорговца», — подумала Бугго и тотчас поняла, что ошиблась. Этот человек не оценивал ее, он ее анализировал.
Ярко-синие глаза Алабанды несколько раз подернулись кожистыми веками; затем он расклеил толстые губы, просунув между ними язык, и наконец заговорил:
— А-а… а… а вы?… — и махнул в сторону «Ласточки».
— Имею удовольствие представить моего старшего офицера, — Бугго сделала строгий жест, без поворота головы, в сторону Хугебурки.
— М-м… — сказал Алабанда, беглым взором внеся в свои учетные ведомости Хугебурку. — Это…
— Капитан Бугго Анео, — представилась Бугго и сотворила второй книксен. Разрез на ее юбке треснул, обнажив ноги выше, чем было задумано. Зрители разразились радостными воплями, над толпой взметнулись разноцветные платки.
— Это… — повторил Алабанда и пошлепал губами, — ты захватила «Птенца»?
— Именно, — подтвердила Бугго.
— А Нагабот?
— Я его убила, — бесстрастно объявила Бугго.
Алабанда вытянул губы трубочкой.
— Утю-тю. Покажи ручки. — Он схватил Бугго за запястье и помахал в воздухе ее кистью. — Вот этими ручками. Утю-тю. Ах ты, муха.
Бугго задрала руку, потянув вверх и лапу Алабанды.
— Да! — крикнула она. — Смотрите все, я убила его этими руками! Согласно кодексу Бургариты, «Птенец» — мой!
— Ну, — сказал Алабанда примирительно и выпустил Бугго.
Она вдруг сообразила, что в толпе почти никто не понимает эль-бейского. Да и Алабанда говорит на нем еле-еле. Разномастная толпа постепенно стискивала кольцо вокруг губернатора и чужачки.
— Алабанда! — завопил кто-то. — А что она говорит?
Алабанда проревел какую-то фразу, отчего все сперва притихли, а потом разом начали топать ногами и оглушительно завывать. Бугго чуть переместилась в сторону и ощутила прикосновение Хугебурки. Он был почти бестелесный — как будто под одеждой не скрывалось ничего, кроме духа, угрюмого и упорного.
— Не озирайтесь, — прошипел Хугебурка в самое ухо Бугго. — Не сводите глаз с губернатора.
Бугго пошире, понадежней расставила ноги, позволяя всем желающим любоваться ее коленками и резинками для чулок, и указала на Алабанду подбородком.
— Эй! — гаркнула она. — Я беру «Птенца» и все его контракты, кроме гнилого!
Последнее слово она произнесла на жаргоне Бургариты. Оно звучало довольно грубо, особенно в устах женщины.
Неожиданно Хугебурка заревел на чужом языке. Алабанда почти перекрывал его срывающийся голос громовым хохотом. Однако теперь многие лица в толпе сделались более осмысленными. Бугго кричала Алабанде в глаза, при каждой фразе дергаясь так, словно вот-вот плюнет:
— Нагабот заказал оружие! Его партнер подставил нас! Но он подставил и Нагабота, подсунув ему меня! Я — плохая жертва! Я убила всех! Теперь груз — мой! Я хочу отдать долги Нагабота и отомстить за него!
Алабанда смеялся и бил кулаками по подлокотникам, толпа шумела. Мужчины — разряженные, пахнущие липкими, масляными благовониями, грязным бельем, араком, кислым молоком, спиртовыми духами, костровым дымом, оплавленным пластиком, — все эти мужчины теснились возле Бугго, толкали ее, хватали за бедра, за руки, целовали в щеку обветренными колючими губами, хлопали по спине, а потом подхватили под локти — ее и Хугебурку — и потащили в гудящий, раскачивающийся кабак. Оглянувшись, Бугго увидела, как над толпой шевелится поднятый на руки золотой трон, а на нем, ерзая вместе с подушкой и взмахивая над головами толстыми ножищами, болтается Алабанда — пьяный, счастливый, безумный.
После попойки Бугго проснулась в незнакомом месте — на полу под столом. Она лежала на пластиковом мешке, набитом комковатым синтепоном. Чуть повернув голову, женщина увидела металлическую тонкую ножку стола, приваренную к полу. Плиточки на полу были, видимо, специально подобраны таким образом, чтобы вызывать страшные пьяные галлюцинации: немыслимое чередование желтых, фиолетовых и черных геометрических фигур, которые, если долго на них глядеть, начинали сливаться в назойливые, застревающие в сознании узоры.
Кроме того, пол явственно покачивался.
Бугго вылезла из-под стола на четвереньках. Несколько человек, с виду довольно мятые, с отвращением завтракали. Никто не удивился появлению Бугго. Она присела с краю, и тотчас к ней подвинулась глубокая плошка с густой кашей серо-зеленого цвета. Бугго поискала глазами ложку или лопатку, но ничего не обнаружила и принялась есть руками. С каждым глотком в голове у нее все больше прояснялось. Когда в помещение вошел, с потерянным видом, Хугебурка, Бугго облизала пальцы и махнула ему рукой, приглашая сесть рядом. От каши он отказался.
— А зря, — сказала Бугго. — Они туда что-то кладут… полезное. Только пол по-прежнему ходуном ходит. Это почему, как вы думаете?
— Потому что здесь многие дома строят на фундаментах с искусственной подушкой невесомости. Очень удобно в сейсмически опасных зонах. Да и вообще, модно.
— А… — Бугго выглядела немного разочарованной. — А где Антиквар? И Малёк?
— На корабле. Я запретил им пока отлучаться.
— Пусть погуляют, — великодушно позволила Бугго.
Хугебурка вынул из кармана устройство внешней связи и вызвал корабль. Поговорил немного, затем обратился к Бугго:
— Калмине спрашивает, мы теперь тоже пираты или как?
— Или как, — сказала Бугго. — Пусть не увлекается. Но у нас с ними пока важное дело. Кстати, вы не знаете, где найти Алабанду?
— Капитан велела не увлекаться, — строго произнес Хугебурка в устройство внешней связи. — Можете гулять и все трогать руками. К вечеру встречаемся на корабле.
Он выключил связь.
— Алабанда ждет нас в губернаторском дворце.
Хугебурка выглядел усталым, как будто всю ночь накануне занимался тяжелым физическим трудом. Бугго осмотрела себя, огладила мятую юбку, поправила застежки на блузе.
— Мне переодеться? — спросила она.
— Да. — Хугебурка кивнул в сторону двери.
Там вертелись, подталкивая друг друга боками, четыре женщины довольно потасканного вида. Их черные лица были ярко раскрашены: на щеках красные круги, губы голубые, брови выбелены. На них извивались ленты; безъязыкие округлые бубенцы били их по обнаженным рукам, свисая с крученых серебряных нитей; кружево, плотное, собранное в тугие складки, облепляло их обнаженные плечи, как пена из огнетушителя. В многочисленные разрезы пышных юбок выглядывали ноги в красных, зеленых и золотых чулках; туфель Бугго не заметила.
— Кто это? — спросила она, поджимая губы немного брезгливо.
— Модистки. — Хугебурка поманил их рукой. — Выберите себе одно из четырех платьев. Они помогут вам одеться и причешут.
— Вы уверены?
— Я ни в чем не уверен, капитан. Большую часть моей жизни я провел в состоянии полной растерянности. Одевайтесь. Я подожду вас здесь.
Бугго, в зеленом и серебряном, в золотых чулках с узором в виде рыбьих чешуек, с бусиной на лбу и восьмиугольными монетками по подолу, шла по улицам портового города, кося глазами по сторонам. Это был обыкновенный городок, каких много во Вселенной — невзрачный, но местами очень симпатичный. Улицы были сплошь вымощены гладким пластиком на подушке с устройством антигравитации; при ходьбе они легонько пружинили под ногой, и Бугго поняла, почему здешние женщины носили мягкие туфли: приятно ощутить подошвой подпрыгивание пластикового настила.
— Здешние мужчины уже издали угадывают настроение женщины по походке, — сказал Хугебурка, как будто прочитав мысли Бугго. — Если она семенит, мелко раскачивая доски, — значит, ищет себе друга. А если шагает широко, медленно — значит, ее лучше не трогать.
— Антиквар об этом знает? — спросила Бугго, останавливаясь.
Хугебурка схватился за устройство внешней связи и вызвал Калмине.
А весть о том, что какая-то худышка, штурман эльбейского торгового флота, уничтожила экипаж Нагабота и зацепила «Птенца» со всем грузом, неслась, спотыкаясь и падая, по портовым барам и всему городку и за ночь распространилась за его пределы.
Бургарита была маленькой планеткой с короткими сутками. Торопливый ритм смены дня и ночи делал здешних обитателей нервными, легко возбудимыми. Некоторые, из числа местной аристократии, содержали изолированные от внешнего мира особняки, где искусственно были установлены более удобные эльбейские сутки. Это создавало для всех дополнительные неудобства.