– Да, – сказал он, глядя на длинный погнутый рельс. – Вполне возможно.
Хендерсон, Джон и Чак Кейтсман стояли на погрузочной платформе, рассматривая находку, сделанную Джоном и Чаком.
Хендерсон присел и еще раз внимательно взглянул на вмятину на рельсе, которую оставила – или могла оставить – вилка подъемника.
– Сколько людей работало на автокаре со дня несчастного случая? Пока мы будем называть это несчастным случаем, если вы не против.
Чак уже понял, к чему ведет следователь.
– Я, Джимми, возможно, Бадди Хендерсон поднялся на ноги.
– Иначе говоря, Со времени несчастного случая машину использовали регулярно. Чак горестно согласился:
– Да.
– И, полагаю, вы вывели автокар на платформу, чтобы посмотреть, совпадают ли зубцы подъемника с царапинами на рельсе?
Этот факт и Джону, и Чаку было особенно тяжело признать. Чак ответил:
– Да.
– Ладно, мы все равно снимем отпечатки пальцев, но вряд ли найдем что-нибудь. Если бы тогда мы знали то, что знаем сейчас...
– А как насчет заключения медицинского эксперта? – спросил Джон. – Разве он не обнаружил телесные повреждения, которые не вполне отвечали версии о несчастном случае?
– Мы проверим заключение еще раз. Но, помнится, медэксперт не пришел к определенному выводу. Ваш отец... извините, мне тяжело спрашивать об этом. Что-нибудь пропало из магазина после несчастного случая? Я хочу найти возможный мотив.
Чак отрицательно покачал головой:
– Мы не заметили никаких следов вторжения, и мы ведем строгий учет всех товаров.
– Никаких наличных денег не пропало?
– Сейф был в целости и сохранности.
– Так... а враги? Помогите мне. Кто мог желать смерти милому старому торговцу слесарно-водопроводным инструментарием – и почему?
– Ну... – сказал Джон. – Он был не просто торговцем. Он был также и бескомпромиссным... э-э... религиозным человеком.
– Какую религию он исповедовал?
– Христианин... фундаменталист. Он был активистом движения против абортов и, возможно, завел себе врагов в противном лагере.
О, черт. Это прозвучало страшно глупо, о чем свидетельствовало и выражение лица Хендерсона.
– Это что, настолько необычно?
– Ну... – В конце концов Джон потряс головой. – Да, в самом деле, это неубедительно.
– Да, неубедительно. – Хендерсон взглянул на часы. – Ладно... Я снова открою дело. Но проделайте для меня небольшую домашнюю работу, идет? Подумайте, поройтесь в памяти, поспрашивайте вокруг, найдите человека, который знает что-нибудь, способное пролить свет на эту историю. Сейчас у нас нет подозреваемого, нет даже предположений относительно возможной личности подозреваемого, нет мотива, практически нет ничего. Покажите мне, в каком направлении двигаться. Дайте мне точку опоры. Неважно какую. А сейчас мне пора идти.
– Спасибо.
– Не стоит благодарности. Не трогайте автокар. Я пришлю сюда кого-нибудь.
С этими словами он удалился, и Джон почему-то почувствовал себя обойденным вниманием, незамеченным...
...Забытый... брошенный. Уже днем, сидя за компьютером и редактируя сценарий пятичасового выпуска, Джон все еще продолжал размышлять обо всем этом, снова и снова прокручивая в уме одни и те же неотвязные мысли. Интересно, так ли чувствует себя официантка Рэйчел Франклин?
– Джон?
Ну надо же, чтобы в этот момент подошла именно Тина Лыоис.
– Да, Тина. В чем дело?
Тина решительно пододвинула кресло и устроилась на нем в элегантной позе.
– Джон, сюжет о твоем отце обсуждался на утренней летучке, и я считаю нужным поговорить с тобой.
«Уж кто-кто, а ты-то...» – ощетинился Джон внутренне.
– И что с моим отцом?
Сейчас Тина держалась довольно мягко. Это было абсолютно на нее не похоже.
– Все мы знаем, тебе пришлось трудно, и, конечно, решение, принятое нами в работе над сюжетом о митинге губернатора, было... В общем, это было неудачное решение. Я признаю это. Извини.
Джон сохранил дружелюбный вид, но не поверил ни единому ее слову, и его мало волновало все это.
– 0'кей.
– Так вот, сегодня обсуждался возможный сюжет о смерти твоего отца и вопрос о том, стоит ли нам заниматься им. Если мы дадим сообщение, то несколько запоздало, и фактически нам нечего показать. У нас нет видеозаписи самого несчастного случая, нет кадров с места происшествия с полицией, «скорой помощью» и пожарными – ничего для телезрителя.
– Да, вы правы.
– Но я веду вот к чему: мы действительно сошлись во мнении, что нам следовало принять во внимание твои чувства. Мы не хотим, чтобы ты думал, будто смерть твоего отца не имеет для нас никакого значения, будто мы просто проигнорировали ее. Но в то же время мы усомнились в необходимости снова копаться в делах, которые лучше оставить в покое и которые могут тебя расстроить.
– Я ценю вашу заботу, – солгал Джон.
– Но позволь мне задать один вопрос...Ага. Джон почувствовал, что Тина подходит к истинной цели разговора.
– Появились ли в деле о смерти твоего отца какие-нибудь новые обстоятельства? Проводилось ли полицейское расследование... что-нибудь, что сделало бы сюжет интересным для зрителя? Потому что, если для тебя это важно, мы готовы дать сообщение в выпуске.
«Не говори ей! – громко и отчетливо прозвучало у Джона в уме. – Не говори ей ничего!
– М-м-м... знаете, Тина... – Джон перевел взгляд с Тины на монитор компьютера – просто для того, чтобы собраться с мыслями, – а потом снова повернулся к ней. – Нет, я не могу припомнить ничего особенного, это точно. Папа умер, и, думаю, интерес к этой истории в основном уже угас.
– Угу. – Она кивнула и изобразила на лице участие и понимание. – Что ж, если всплывут какие-то новые факты и ты захочешь сообщить мне о них, пожалуйста, не стесняйся.
Боль. Коварство. Одновременно, в одном человеке. Тина походила на раненого, загнанного в угол зверя.
– Спасибо, – только и сумел сказать Джон, стараясь не смотреть на нее слишком пристально.
Она поднялась на ноги, передвинула кресло на место и поплыла к своему кабинету. Джон смотрел в пол, пытаясь разобраться, что же сейчас произошло, что он внезапно узнал о Тине Льюис. Что делают с раненым, загнанным в угол зверем? Пытаются помочь ему или бегут от него как от опасности?
Джон снова уставился на монитор, но на этом все его попытки заняться сценарием, отредактировать текст закончились.
Что-нибудь интересное для зрителя, сказала она. Мой отец погиб – внезапно, трагически, – а она хочет знать, появились ли какие-нибудь интересные обстоятельства. Он попытался выбросить эти мысли из головы. Сценарий сам себя редактировать не будет.
Интересное для зрителя. Если говорить об интересном для зрителя, то в сценарии вечернего выпуска содержится множество важных и достойных освещения новостей – во-первых, продолжающаяся предвыборная кампания кандидатов па пост губернатора, потом изменение маршрута основных транспортных потоков на мосту 1-40. Так, а вот этот сюжет, о чем он, собственно говоря? А вот этот?
Джон оглянулся через плечо. Раш сидел за своим столом, тоже работая над сценарием.
– Раш...
– М-м? – откликнулся он, не поднимая глаз. Джон старался говорить по возможности мягче. Он не хотел еще одного столкновения. – Я могу задать тебе пару вопросов по поводу нескольких сюжетов?
Раш наконец поднял глаза.
– Конечно.
Джон вывел на монитор первый интересующий его сюжет.
– Вот этот, номер 230, о леди, умершей в зоопарке. Раш не стал смотреть, слишком занятый чем-то другим.
– И что с ним?
Насколько я понял, зоопарк не имеет никакого отношения к ее смерти. Я имею в виду, это не был несчастный случай, происшедший по чьей-то небрежности, ее не растерзал лев, не растоптал слон, ничего такого.
– Да, согласно заключению врачей, она умерла от сердечного приступа.
– От сердечного приступа. – Джон на миг задумался. – Короче... она просто умерла. – Раш не ответил, поэтому Джон решился задать следующий вопрос. Почему же сообщение идет в программе новостей?
– У Восьмого канала есть хороший видеоматериал по теме, – сказал Раш, возвращаясь к монитору. – Кто-то был в зоопарке с любительской видеокамерой и заснял все, получились хорошие кадры, и Восьмой канал собирается пустить их в программе, поэтому мы тоже взяли сюжет.
– То есть мы пускаем сюжет, потому что Восьмой канал пускает сюжет, потому что кто-то случайно сделал любительскую видеозапись?
– Именно так.
– А какой видеоматериал мы сами даем?
– Мы сегодня послали в зоопарк Кента, и он немного поснимал там.
– Что поснимал? Горилл, ковыряющих в пальцах ног? Раш медленно покраснел.
– Послушай, посмотри повнимательнее в сценарий. Мы выделили на сюжет тридцать секунд. Он идет с голосом за кадром. Ты читаешь сообщение, мы крутим видео. Вот и все.
– Да, но я все равно не вижу тут никаких новостей. Я собираюсь сообщить телезрителям, что некая леди умерла самой обычной смертью, не в результате несчастного случая и не в следствие чьей-то халатности, в то время как мы будем крутить видеозапись... зверей, спящих или разгуливающих в клетках, и детишек, кормящих голубей, которые, в сущности, не имеют никакого отношения к делу.
Рашу не терпелось вернуться к своей работе.
– Что ж, просто иногда получается так, а не иначе.
– Подожди. У меня еще один вопрос. Раш согласился уделить Джону внимание исключительно из соображений профессиональной этики.
– Ладно... Только побыстрее.
– Сюжет из Англии о человеке, стрелявшем в знак протеста в прохожих и полицейских. Кто он такой?
– Мы вытащили сообщение из информационной сети Там ничего об этом не говорится.
– Там говорится, что он протестовал против перепланировки общественного парка. Какого парка?
– В сообщении не говорится.
– Значит... мы не знаем, что собираются делать с парком и чем конкретно он был недоволен?
– Нет.
– В кого он стрелял?
– В нескольких журналистов и полицейских. Это заснято на видео. У кого-то там оказалась при себе камера.
– Ему предъявлены какие-нибудь обвинения? Раш хлопнул ладонью по столу.
– Послушай, какое это имеет значение?
– Именно об этом я и спрашиваю. Согласен, это впечатляющие кадры, но какое они имеют отношение к чему бы то ни было?
Терпение Раша иссякло.
– Слушай, если ты не можешь успокоиться, потому что мы никак не осветили несчастный случай с твоим отцом, я могу тебя понять. Но, Джон, жизнь продолжается. Сюжет вставил в сценарий я, и я хочу, чтобы ты прочитал текст сообщения. И хочу также дать это сообщение в пятичасовом выпуске. Си-Би-Эс освещает это происшествие, мы освещаем это происшествие. Оно интересно. Именно таких новостей ждут телезрители. Конец дискуссии.
Раш вернулся к работе раздраженный.
Джон повернулся к своему монитору и пролистал сценарий. Новости. Интересные сообщения. Джон почувствовал вдруг отвращение к своей работе: как все это на самом деле непрофессионально.
«Если бы мы могли заснять падающий штабель, или окровавленные руки Чака, или кровавые пятна на полу... Если бы только в клинике находилась камера, когда Энни...»
Джон осадил себя: «Довольно, Джон. Успокойся. Остынь».
Карл весь день работал над портретом Джона Баррета, но нашел задачу крайне тяжелой, невыполнимой. Лицу недоставало выражения. Оно казалось лицом трупа.
Он взглянул на часы. Пять без малого. Скоро пойдет анонс программы, длиной в целых двадцать пять секунд. Карл не знал, зачем именно, но включил телевизор и стал ждать с карандашом в руке. Может, что-нибудь случайно промелькнет и затронет его душу – искорка тепла, человечности... что-нибудь.
Пока он ждал, взгляд его упал на груду несобранных деталей – на лодку, которую строили дедушка и отец и которая все еще ждала под брезентом. Карл подошел взглянуть на нее поближе, откинул в сторону брезент, потрогал дерево. Он ощутил острую грусть о дедушке.
Из телевизора раздался голос: «Добрый вечер, говорит Джон Баррет из отдела новостей Шестого канала. Мы выйдем в эфир на Шестом канале в пять тридцать...»
Карл бросился к мольберту, сравнил глаза на экране телевизора с глазами, нарисованными на холсте. Они были...
Что это? Какой-то старикашка стреляет в людей? «...Мы получили сообщение о человеке, в знак протеста открывшем огонь по случайным прохожим и полицейским...»
Карл стоял и смотрел, как пистолетные выстрелы обращают людей в беспорядочное бегство.
»...и о женщине, умершей в зоопарке, по всей видимости, от сердечного приступа».
На экране снова появился Джон Баррет, в рубашке с засученными рукавами, на фоне отдела новостей.
«Все это и другие сюжеты смотрите через полчаса в выпуске новостей Шестого канала в пять тридцать».
Блок рекламных роликов.
Карл выключил телевизор, уставился на погасший экран и выругался.
Джон отложил пульт дистанционного управления телекамеры, поднялся с табурета и выругался.
Тина Льюис в своем офисе за закрытой дверью тихо говорила в телефонную трубку:
– Я побеседовала с Джоном Барретом. Он сказал, что пока никаких новых обстоятельств в деле о смерти его отца не появилось. Нет... Он не упомянул ни о каком полицейском расследовании. Да, я дам вам знать.
Она положила трубку и вернулась к работе, Мартин Дэвин положил трубку и прошел по коридору к кабинету губернатора. Мисс Роудс, секретарша губернатора, доложила о его приходе и знаком пригласила войти.
Вилма Бентхофф, деятельный организатор избирательной кампании, уже разложила на столе губернатора несколько новых эскизов плакатов.
– Как идет сражение? – спросил Дэвин. Губернатор был доволен.
– Мы утираем Уилсону нос, вот как идет сражение! Посмотри-ка на это!
Дэвин обошел стол, чтобы взглянуть на новые произведения искусства. Фотографии и рисунки дышали благородством, привлекали взгляд, даже были превосходны – и на них Хирам Слэйтер, несомненно, казался много крупнее и значительнее, чем в жизни.
Вилма Бентхофф доложила:
– Первичный анализ ситуации показал, что большинство людей отождествляет с волнующими их проблемами Хирама Слэйтера, а не Боба Уилсона – особенно в области гражданских прав и в вопросах охраны окружающей среды.
Дэвин рассмеялся:
– Разве мы ожидали другого? УправлГя имиджем, управляешь высокими сферами. Жаль, мы не можем высечь портрет губернатора на склоне горы Бланшар.
Бентхофф с удовольствием сообщила:
– Что ж, возможно, мы сделаем и это. Взгляни-ка сюда. Хм-м. Плакат с изображением горы Бланшар, а при ближайшем рассмотрении здесь можно различить лицо губернатора, умело замаскированное в очертаниях расселин, ледников и трещин. Надпись под картинкой гласила: «Слэйтер – окружающая среда».
Дэвин простонал в комичном разочаровании:
– О-о-о... а я-то думал поразить вас оригинальной идеей! Вилма вытащила несколько пробных фотографий.
– А теперь, чтобы сделать акцент на семейных ценностях жизни...
Дэвин взял у Вилмы снимки. Семейные фотографии. Губернатор со своей седовласой женой Эшли и двумя младшими детьми, Хэйли и Хайяттом.
– Ну как, разве не типичная американская семья?! Слэйтер криво усмехнулся:
– Картонная семейка, если хотите знать мое мнение! Хэйли ни когда так не одевается... а посмотрите на Хайятта! Он так причесан! Его даже не узнать!
Вилма шутливо похлопала губернатора по руке.
– Ну-ну! Все вы выглядите премило! Это пойдет на «ура»,поверьте!
– Что ж, по крайней мере, мы в кои-то веки выглядим счастливыми... Слэйтер потряс головой. – Иногда это хуже зубной боли, но они делают это для меня.
– Имидж – это все, господин губернатор, – напомнил Дэвин.
– Имидж – это все, – согласился губернатор, откидываясь на спинку кресла и переключаясь на мысли о будущем успехе _ результаты опроса обнадеживают. Количество наших сторонников возросло на пятнадцать процентов с тех пор, как мы начали рекламную кампанию, – так что не говорите мне, что люди ничему не учатся, уставившись в телевизор!