— Так значит, ви знакомы, — еще раз повторил подполковник, в речи которого от волнения стал еще заметнее грузинский акцент.
— Я имел честь сопровождать ее сиятельство графиню Милютину и ее очаровательных спутниц до Астрахани, — пояснил Будищев.
— И у вас там были приключения?
— Да так, — неопределенно пожал плечами кондуктор. — Пустяки.
— Ну да, — обрадованно проворковала Катя. — Просто когда мы ехали на поезде, он всего лишь сошел с рельсов, а когда плыли на пароходе, там всего лишь поймали шулера.
— Вот как?
— Было дело, — развел руками Дмитрий.
— Могу сказать, что здесь жизнь не менее увлекательна. Если вам приходилось слышать о славном деле у Бендессен, то вот его герои! — немного напыщенно провозгласил совершенно успокоившийся Мамацев. — И барон, и господин Будищев участвовали в этом знаменитом бою.
В ответ на это плохо говоривший по-русски фон Левенштерн поклонился, а его товарищ, скромно заметил:
— Да так, постреляли немножко.
— Но об этом позже, — продолжал подполковник. — А теперь, господа, самое время подкрепиться. Столов тут нет, так что прошу к нашему достархану.
— Зер гут, — обрадованно буркнул барон.
Будищев видимо тоже охотно воспользовался приглашением, но тут возникла небольшая заминка. Взглянув на поднос с шашлыком, Мамацев немного удивился. Мяса, впрочем, хватило на всех. К тому же у подполковника, как у истинного сына гор, нашлась при себе бутылочка прекрасного вина, так что обед удался на славу. После чего новые и старые знакомые тепло простились.
Потом караван быстро собрался и тронулся в путь, благо Бами и впрямь был уже не так далеко. К вечеру они достигли цели своего путешествия, и барышни впервые за много дней смогли помыться и переночевать не под открытым небом, а в отведенной для них кибитке.
— Странное название, кибитка, — задумчиво заметила Люсия, расчесывая перед сном волосы. — Я когда впервые услышала его, вообразила, что речь идет о какой-то повозке вроде дормеза, только без колес.
— Я тоже, — легко согласилась Катя, — но если ты хочешь знать, кого я полагаю странным, так это давешнего нашего попутчика.
— Будищева? — удивилась баронесса. — Но отчего ты так решила?
— Ну как тебе сказать. Я слышала об этом деле у Бендессен, он ведь и впрямь — герой, в отличие, к слову сказать, от барона. И любой офицер на его месте распушил бы хвост и принялся вещать о своих подвигах, безбожно привирая при этом. А этот, — «немножко постреляли», — неожиданно зло передразнила она. — Мужлан!
— Видишь ли, Катя, господину Будищеву нет никакой надобности, кого-либо разыгрывать передо мной. Даже если он в одиночку захватит Денгиль-тепе, Дмитрий Николаевич не станет в моих глазах более храбрым и благородным человеком, чем сейчас. Ведь он спас Людвига.
— Твоего брата? — изумилась Сутолмина видевшая у Люсии фотографическую карточку с изображением брата и сестры, и находившая молодого человека весьма привлекательным.
— Да.
— Но как это случилось?
— Он накрыл его своим телом при взрыве и был ранен.
— Невероятно!
Несмотря на свой авантюрный характер, не раз уже толкавший хозяина на поиски приключений, доктор Студитский оказался неплохим организатором. В приспособленных под палаты кибитках было чисто, имелись вполне сносные кровати и даже невероятная роскошь — свежее белье. Больные и раненые вполне обеспечены как лечением, так и полноценным питанием, отчего быстро из состояния лежачих переходили в разряд выздоравливающих, а затем и вовсе возвращались в части отдохнувшие и полные сил. Все это не осталось незамеченным как начальством, так и нижними чинами, отчего о Владимире Андреевиче вскоре стали слагать легенды.
С появлением же сестер милосердия в этом «оазисе благочиния и порядка» стало просто волшебно. По крайней мере, именно так думали многие молодые офицеры, изнывающие в походе от отсутствия дамского общества. Первым это заметил сам Студитский, у которого резко прибавилось работы. Даже совсем еще юные прапорщики и подпоручики внезапно вспомнили о многочисленных болячках, мучавших их с детства и особенно обострившихся в песках Закаспийского края. Беда была лишь в том, что при виде барышень, страждущие нередко начисто забывали о симптомах своих хронических заболеваний и принимались расточать им комплименты, по большей части весьма затасканные.
Впрочем, выход нашелся быстро. В одно прекрасное утро, когда доктору ассистировала не мадемуазель Сутолмина, имевшая обыкновение глупо хихикать и строить глазки господам офицерам, а куда более строгая в общении баронесса Штиглиц. Выслушав печальный рассказ «смертельно больного» прапорщика Панпушко о непонятном дрожании в левой пятке, она мило улыбнулась, и ангельским голосом заявила, что при подобных признаках весьма полезны клизмы.
— Что, простите? — не понял поначалу врач.
— Клизмы, Владимир Андреевич, — хладнокровно повторила выпускница Смольного института.
— И в самом деле, — воодушевился доктор. — Это средство вполне может спасти эту молодую жизнь!
— Э… вы знаете, господин Студитский, — смутился пациент, — мне кажется, что я чувствую себя гораздо лучше…
— Внезапное облегчение — явный признак грядущего кризиса! — наставительно заметил начальник госпиталя. — Но не беспокойтесь, Николай Васильевич, наш фельдшер Марк прекрасно делает эту процедуру. Даже если необходим объем в полведра, он справляется просто мастерски.
— Нет-нет, — решительно отказался прапорщик. — Я тут вспомнил, что мне пора… заступать в караул… а то текинцы кругом так и рыщут… а пушки не готовы.
— Вот как? Весьма досадно. Впрочем, если передумаете, то Марк всегда к вашим услугам.
— Честь имею! — щелкнул каблуками прапорщик и поспешно ретировался.
Доктор проводил неудачливого донжуана смеющимся взглядом, после чего обернулся к сестре милосердия и не без восхищения в голосе заявил:
— У вас, сударыня, несомненный талант к медицине!
— Благодарю, — скромно улыбнулась барышня.
— Пожалуй, таким образом, мы скоро излечим всех наших «мнимых больных», впрочем, мне кажется нужна еще одна деталь.
— Какая?
— Люсия Александровна, будьте так любезны, позовите ко мне фельдшера Барнес.
— Это тот самый Марк?
— Точно так-с.
— И ему, вероятно, надобно прихватить с собой необходимые принадлежности?
— Всенепременно!
В самом скором времени весть об изуверских методах лечения практикуемых доктором Студитским разнеслась по гарнизону, вызвав легкую панику среди заинтересованных лиц. Впрочем, процедура оказалась сколь радикальной, столь и действенной, потому что количество больных быстро сократилось, не иначе как по милости высших сил, не оставляющих своим заступничеством русское воинство.
Из частых гостей госпиталя остался лишь прибывший вместе с сестрами милосердия подполковник Мамацев, оказывавший недвусмысленные знаки внимания мадемуазель Сутолминой. Надо сказать, что Екатерина Михайловна весьма благосклонно принимала его несколько неуклюжие ухаживания. Однако видеться слишком часто они не могли, по причине занятости. Дело в том, что у сестер милосердия всегда есть работа, а бравый подполковник был назначен командиром четвертой батареи, сменив на этом посту исправляющего обязанности капитана Полковникова, в свою очередь, вернувшегося к себе в полубатарею. Так что у Дмитрия Осиповича теперь тоже хватало различных дел и забот.
Не обошли перемены и морскую батарею. Как это водится в русской армии, ее раздергали на отдельные взводы и разослали их по разным постам для усиления обороны последних. Лейтенант Шеман и сам стал на время комендантом одного из постов, прихватив с собой гардемарина Майера, а также его митральезу с подчиненными. Будищев тоже получил назначение, но, оказавшись без непосредственного надзора начальства, не теряя ни секунды, свалил всю рутину на своего унтера. Сам же Дмитрий большую часть времени проводил вместе с охотниками из местной команды. Ходил с ними в поиски, участвовал в засадах с перестрелками и прочих столь же увлекательных занятиях. Узнай об этом высокое начальство, бравый кондуктор вряд ли получил бы поощрение, но в здешних диких местах умение ловко стрелять ценилось куда больше субординации.
Иногда он наведывался в Бами, чтобы закупить необходимые припасы и тогда непременно навещал госпиталь. Студитский всегда был рад ему, тем паче, что кондуктор являлся не с пустыми руками, а с какой-нибудь добычей. Иной раз это был откормившийся к концу лета жирный фазан, в другой сладости, выменянные у местных, а нынче это оказалась кабанья нога.
— Да вы меня балуете, — усмехнулся доктор.
— Ну вы же не в одну ха… в смысле, не сами все съедите, — вовремя поправившись, отвечал ему Дмитрий Николаевич. — Глядишь, с больными поделитесь или сестричек угостите.
— Отчего бы вам самому не презентовать им свое угощение? — тонко улыбнулся начальник госпиталя.
— Не-не-не, — замотал головой георгиевский кавалер. — Чтобы Сутолмина потом смотрела на меня глазами давно не доеной коровы и глупо хихикала?
— Как вы сказали? — засмеялся Студитский от услышанного сравнения. — Ей богу, убийственно точно! И верите ли, я иногда ума не приложу, что с ней делать? Вроде бы и дело свое знает, и не ленива, но вокруг нее постоянно кружится какой-то рой из наших офицеров, который меня уже весьма утомил.
— Да ладно вам. Девушка хочет замуж, что же в том странного?
— Но разве здесь место для этого? Ведь кругом…
— Жизнь, Владимир Андреевич — перебил его Будищев. — Всего лишь жизнь. И прожить ее надо так, что бы, как это… не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы.
— Однако, какая красивая фраза. Право, не ожидал от вас.
— А вот это было обидно, — ухмыльнулся кондуктор.
— Коли так, то, во-первых, прошу прощения, во-вторых, в качестве компенсации предлагаю вам сегодня отужинать у нас. В конце концов, это ведь вы добыли эту славную хрюшку, стало быть, вполне заслуживаете возможности ее отведать.
— Спасибо за приглашение, но мне некогда. К тому же остальные части этого несчастного кабанчика, имевшего неосторожность встретиться нам на пути, находятся у нас на посту. Вряд ли мои товарищи успели покончить с ними.
— Разрешите? — заглянула в кибитку доктора Люсия, но увидев Дмитрия заметно удивилась: — Вы?
— Увы.
— Отчего же, увы? Я очень рада вас видеть.
— Это радует, — улыбнулся Будищев.
— Полюбуйтесь, сударыня, — поспешил вмешаться Студитский. — Наш друг презентовал нам весьма изрядный кусок мяса, но категорически не желает разделить с нами трапезу.
— Вот как, — удивилась сестра милосердия, — неужели наше общество столь неприятно для вас?
— Да нет, что вы, — смешался Дмитрий, никак не ожидавший такого упрека.
— Тогда я повторяю приглашение Владимира Андреевича.
— Да-да, мой друг, — поддержал барышню доктор, — сделайте одолжение, составьте нам компанию за ужином.
— Ну хорошо, — сдался Будищев, не выдержав двойного напора.
Глава 8
— Как все-таки бывают красивы места еще не тронутые цивилизацией, — задумчиво заметил командовавший охотниками штабс-капитан Слуцкий, озирая окрестности в бинокль. — Чувствуется в них какая-то первобытная прелесть. А воздух какой? Нет, ей богу, не знаю даже как выразить словами, но очень хорош. Не находите?
— Это пока солнце не поднялось, — хмуро отозвался Будищев, не отрываясь от оптического прицела. — Вот начнет припекать, тогда посмотрим.
— Эх, Дмитрий Николаевич, — вздохнул офицер. — Нет в вас поэтической жилки. Не умеете вы ценить истинную красоту…
— Где уж нам, сиволапым, — буркнул про себя Будищев, хорошо знавший, что Слуцкий прежде служил на Кавказе, где не было ни малейшего недостатка, ни в живописных видах, ни в чистом горном воздухе.
В иное время он, возможно, тоже оценил бы скалы, отливавшие в лучах восходящего солнца невероятным красноватым оттенком, прозрачную синеву неба или журчащий ручей, берега которого поросли изумрудной зеленью, но сейчас ему было не до красот. Дело в том, что нынче их команда должна была сопровождать большой транспорт, следующий с различными припасами в Бами. Помимо охотников, составивших авангард, за фургонами и тяжело навьюченными верблюдами их каравана следовала еще и полурота солдат лишь недавно прибывших в Закаспийский край. С таким конвоем можно было не опасаться встречи со сколь угодно большой шайкой текинцев, давно не рисковавших нападать на значительные отряды русских войск. Так что когда впереди послышались выстрелы, Слуцкий совершенно не обеспокоился. Впрочем, проверить что там впереди все равно следовало и штабс-капитан, недолго думая разделив своих подчиненных на две партии, одной приказал остаться с караваном, вместе со второй кинулся вперед.
Его подчиненные, успевшие заскучать в столь непривычной для них миссии, оживились и охотно последовали за своим командиром по узкой тропе, лишь по какому-то недоразумению именуемому дорогой. Поиски оказались недолгими. Не проскакав и двух верст бородатый таманец с погонами приказного по фамилии Долбня внезапно резко осадил своего мерина и замахал спутникам нагайкой, дескать, стойте.
— Что такое?! — требовательно спросил Слуцкий, успокаивая горячащуюся лошадь.
— Здеся это случилось, вашбродь, — коротко отозвался казак, указывая на незаметные на первый взгляд следы крови на камнях.
— Пожалуй, — согласился офицер, в который раз подивившийся зоркости подчиненного.
Мгновенно спешившиеся охотники тут же бросились осматривать местность более детально и вскоре нашли и другие следы недавнего происшествия: клочки ткани, оставшиеся на острых камнях и стреляные гильзы, остро пахнувшие недавно сгоревшим порохом.
— Должно убили человека анчихристы [1], а потом услышали, что мы едем, вот и отволокли с дороги, чтобы сразу не сыскали, — зло процедил таманец.
— Куда оттащили? — удивился Слуцкий.
— Должно, вон туды, вашбродь, — показал нагайкой приказный. — Тама провал и спуск крутой, да все в больших камнях. Черта, прости меня господи, спрятать можно.
— Вот что, — принял решение штабс-капитан, — лошадей отдать коноводам, остальным разбиться в цепь и искать следы. Оружие держать наготове… Будищев, что вы там разглядываете?
— Да так, — неопределенно пожал плечами кондуктор и показал командиру только что найденную гильзу от бердановского патрона.
— И что? — удивился офицер.
— Не берите в голову, ваше благородие, показалось, — покачал головой кондуктор и передал свою находку вертящемуся рядом Шматову.
— Новенькая какая, — простодушно воскликнул Федька, — а чего с ней?
— Вот именно, что новенькая, — непонятно отозвался Дмитрий, и, вытащив из футляра свою уже успевшую стать знаменитой винтовку, взял ее наизготовку.
Достигнув провала, охотники остановились в нерешительности. Спуск был очень крут и неудобен, к тому же внизу вполне могла ожидать засада. Пара-тройка хороших стрелков с берданками, засевшие в складках местности без особого труда могли их перестрелять. «Но где же они могут быть?» — напряженно размышлял Будищев, не отрываясь от прицела, пока Слуцкий любовался окружающими видами в одолженный у него же бинокль.
— Полагаете, они там? — поинтересовался штабс-капитан, закончив любоваться природой.
— Черт знает, — пожал плечами Будищев. — Если из этого котлована нет другого выхода, то туда легче спуститься, чем выбраться, а значит, хрен бы они туда полезли.
— Верно, — согласился командир. — Скорее всего, убили какого-то неудачливого джигита, но, услышав шум нашего транспорта, ограбить не успели, вот и кинули свою жертву в провал, чтобы закончить начатое позже.
— Найн, — покачал головой только что присоединившийся к ним барон фон Левенштерн. — Кровь на дороге не успела высохнуть, значит, время прошло совсем мало. Спрятаться тут больше негде, следовательно, они спускаться в провал!
— В таком случае, они сами загнали себя в мышеловку, — ухмыльнулся Слуцкий и, повернувшись к подчиненным, скомандовал: — Становись!
Устроившиеся было передохнуть солдаты и казаки тут же вскочили, стали надевать шинельные скатки и поправлять амуницию, после чего построились в неровную шеренгу, ожидая распоряжений начальства.