— Ты чего? — удивился Дмитрий.
— Да как тебе сказать, господин прапорщик, ты хоша и выбился в благородия, а все такой же дурень!
— Чего?!
— Я говорю, лошадки наши подустали, надо бы отдохнуть!
— Я так и понял.
— Что же тут не понятного! Конечно, понятно, что ента вот кобылка, что ускакала, так и хочет, чтобы ее объездили…
— Егорыч, блин! — разозлился офицер. — Ты хоть знаешь, чья это дочь?
— Евина, ваше благородие?
— Тьфу на тебя!
В тот же день, примерно около четырех часов пополудни, когда зной уже спал, но до вечера все еще было далеко, Будищев направился в госпиталь. Официально, навестить все еще болеющего Шматова, а на самом деле извиниться перед барышнями за проявленную невнимательность. Ибо в прошлый раз и впрямь получилось как-то не хорошо. Найти цветы в забытом Богом и людьми Бами не было никакой возможности. Впрочем, может оно и к лучшему, потому как Люсия или что еще более вероятно Катя, при виде букета могли запросто вообразить себе невесть что. Так что, в качестве презента прапорщик приобрел у маркитанта коробку английского печенья и бутылку вина. Насчет последнего, правда, были некоторые сомнения.
— Точно, не бутор? — подозрительно посмотрел он на гордого сына армянского народа.
— Дмитрий-джан, я тебя когда-нибудь обманывал? — сделал оскорбленное лицо торговец, но нарвавшись на выразительный взгляд моряка немного смутился.
— Напомнить?
— Слушай, дорогой, зачем так говоришь? Карапет для тебя все сделает, все достанет.
— Ашот тоже так говорил…
— Вах! Зачем ты вспомнил про этого облезлого ишака?! В тот раз, кстати, это его вино было, зачем я только его товар согласился взять…
— А в этот раз чье?
— Мамой клянусь, настоящая «марсала»! [4]
— Точно?!
— Слушай, не хочешь брать — не бери! Такое вино долго не залежится. Его больше ни у кого нет.
— Ладно, — махнул рукой прапорщик и, прихватив сверток с подарками, отправился дальше.
Оказалось, в госпитале он появился как нельзя вовремя. Доктор Студитский и находившиеся под его опекой сестры милосердия собирались отобедать. Для этого был уже накрыт круглый стол под полотняным навесом, а чуть поодаль тщедушный санитар колдовал над полуведерным самоваром.
— Добрый день, — почтительно поздоровался Будищев, снимая кепи.
— Проходите, садитесь, — радушно отозвался врач. — Будете чай?
— С удовольствием. Если, конечно, барышни не против.
— Ну что вы, Дмитрий Николаевич, — защебетала мадемуазель Сутолмина. — Мы всегда рады видеть вас. Правда, Люси?
— Разумеется, — немного холодно отозвалась баронесса, — мы очень рады, что вы нашли время нас навестить. Или вы, на самом деле, собирались проведать кого-то другого?
— Нет-нет, — немного смешался прапорщик, выкладывая на стол свой сверток.
— Ах, какая прелесть! — обрадованно воскликнула Катя, увидев жестяную коробку. — Нам с Люси ужасно нравится это печенье!
— А это что? — взялся за бутылку Студитский. — Марсала в наших краях? Однако!
— Это тоже вам.
— А я уж думала, что вы принесли ее своему денщику, — все также равнодушно заметила мадемуазель Штиглиц.
— У моего Феди от вина изжога, — усмехнулся Будищев. — Кстати, как он там?
— Все в порядке с вашим Шматовым, — поспешил успокоить посетителя врач. — Через неделю танцевать сможет.
— Ну вот и славно.
— Не прикажете ли подавать, Владимир Андреевич? — спросил санитар в чистом переднике, очевидно, исполнявший обязанности официанта.
— Погоди еще немного, Тихон.
— Слушаюсь!
— Вы еще кого-то ждете? — удивился Дмитрий, но доктор не успел ему ответить.
— А вот и я! — появился перед ними в полном великолепии кавказской формы подполковник Мамацев.
На наряде следует остановиться подробнее. Бравый артиллерист красовался в длиннополой белой чохе или, как ее обычно называют в России, черкеске с серебряными газырями. Узкий пояс подчеркивал стройность стана, а богато изукрашенные кинжал и шашка, вкупе с орденами, придавали своему обладателю торжественный вид.
Идущий следом за офицером денщик тащил целую корзину с угощениями.
— Здравия желаю, господин полковник! — вытянулся прапорщик.
— Будищев, а что вы здесь делаете? — нахмурился Мамацев.
— Дмитрий Николаевич — мой гость, — поспешил вмешаться доктор.
— Гость в дом — радость в дом! — расплылся в фальшивой улыбке подполковник, но затем, улучшив минутку, вкрадчиво поинтересовался у подчиненного: — а что в морской батарее совсем заняться нечем?
— Так подавать? — с надеждой в голосе спросил санитар.
— Подавай, Тихон! — кивнул начальник госпиталя.
За столом диспозиция прояснилась. Бравый подполковник устроился рядом с мадемуазель Сутолминой и на протяжении всего обеда настойчиво опекал ее. Екатерина Михайловна принимала его ухаживания более чем благосклонно, но при этом вела себя с большим достоинством. Перестала жеманиться и бросать кокетливые взгляды по сторонам, глупо хихикать и вообще вела себя паинькой. Студитский занял место между двумя барышнями, а Будищев, таким образом, оказался между Люсией и Каримом — шестым участником их трапезы. Как выяснилось, молодой человек успел вполне освоиться и чувствовал себя в обществе как рыба в воде.
Слава богу, никаких заумных приборов, вроде вилки для рыбы или щипчиков для омаров, на столе не оказалось, иначе бы Дмитрий непременно опозорился перед барышнями. Впрочем, особых разносолов тоже не наблюдалось. Просто утомившийся уже от ожидания Тихон брякнул на столешницу большую супницу, и, утерев со счастливым видом рукавом гимнастической рубахи лоб, спросил:
— Кому влить?
Внутри посудины неожиданно оказался вполне приличный суп-харчо. Не слишком густой, в меру острый, с кусочками хорошо разваренного мяса. Даже Мамацев, обычно не упускавший случая заметить, что настоящие харчо, шашлыки и прочие хачапури бывают только в Грузии, на сей раз обошелся без кулинарного шовинизма. За супом последовал шашлык под вино.
Все застолье мужчины старательно развлекали своих соседок. Мамацев провозглашал витиеватые тосты за их красоту. Студитский рассказывал смешные случаи из своей студенческой жизни. И только Карим с Будищевым отмалчивались, первый по незнанию русского языка, а второй старался держать язык за зубами, чтобы не брякнуть чего-нибудь неприличного.
— А отчего вы ничего не рассказываете, Дмитрий Николаевич? — обратила внимание на его скромность Сутолмина. — Неужели жизнь охотников так скучна?
— Вовсе нет, любезная Екатерина Михайловна, — замялся прапорщик, — просто наши поиски…
— Полны подробностей не предназначенных для дамских ушей, — пришел ему на помощь доктор.
— Именно так, — с облегчением согласился моряк.
— Экий вы бука, — надула губки барышня. — Неужели у вас нет никаких развлечений не связанных с кровопролитием?
— Я полагаю, речь идет о чем-то другом, — ровным голосом заметила молчавшая до сих пор Люсия. — Согласись, сестер милосердия трудно испугать видом крови и человеческих страданий.
— Вы — настоящие героини, — поспешил вмешаться подполковник. — Наперсницы Афины Паллады…
— Скорее уж Асклепия [5], - улыбнулся Студитский, но его мало кто услышал.
— Вы держитесь в седле как настоящие амазонки, — продолжал расточать комплименты галантный сын грузинского народа. — При этом красивы как цветы, выросшие под жарким солнцем Кавказа!
— Полно, Дмитрий Осипович, — зарделась Катя, — вы нас смущаете.
— Вах! Разве я сказал хоть слово неправды, господа? — горячо воскликнул Мамацев, призывая в свидетели всех присутствующих.
Мужчины поспешили согласиться с ним и даже ничего не понимающий Карим важно кивнул и что-то буркнул на своем гортанном языке.
— Но может быть, вы расскажете что-то про обычную охоту? — продолжала гнуть свою линию Сутолмина. — Помнится, вы привозили нам мясо кабана и антилопы. Или вы купили его у маркитантов?
— Нет, любезная Екатерина Михайловна, — смеясь вместе со всеми, возразил доктор, — господин Будищев — прекрасный стрелок и удачливый охотник.
— Кстати, господа, а почему бы нам не съездить на охоту? — неожиданно предложил Мамацев. — И сами развеемся и развлечем наших прекрасных барышень. Я слышал от казаков, что окрестности Бами просто кишат дичью, но самому как-то не было случая убедиться.
— В самом деле, — согласился Студитский. — Я сам слышал, как войсковой старшина Верещагин, давеча говорил, что его таманцы встретили целое стадо этих самых, как вы сказали, джейранов?
— Мы согласны! — тут же воскликнула Катя, умоляюще смотря при этом на подругу, как бы опасаясь, что та не захочет.
— Почему бы и нет, — пожала плечами баронесса.
— В таком случае, я прикажу тотчас седлать коней, — радостно воскликнул легкий на подъем начальник госпиталя. — В самом деле, почему бы нам немного не поохотиться. Будищев, вы с нами?
— Хорошо, но мне нужно заскочить к себе, чтобы взять лошадь и оружие.
— Не стоит беспокоиться, — остановил его Студитский, — в моем арсенале довольно ружей всех сортов, да и конюшня при госпитале не пустует. Давайте не будем терять времени.
— У вас есть свой арсенал? — удивился Будищев.
— Да так, — скромно улыбнулся врач, — накопил кое-что за время странствий.
Как оказалось, странствия обогатили Владимира Андреевича на полдесятка стреляющих приспособлений самого различного калибра и фасона. Среди них были бельгийский дульнозарядный штуцер, ремингтон с крановым затвором, переломная двустволка под шпилечный патрон, и даже пара американских многозарядных винтовок: револьверный карабин Кольта и хорошо знакомый Дмитрию винчестер 1874 года.
— Ё…лки-палки! — не смог удержаться от восхищения прапорщик.
— Нравится?
— Очень. Правда, есть один вопрос.
— И какой же?
— Просто не понятно, почему, несмотря на все это великолепие, вас понесло к Бендесенам с одним револьвером?
— Во-первых, багаж задержался, — лучезарно улыбнулся в ответ Студитский.
— А во-вторых?
— Не люблю таскать лишнюю тяжесть.
— Ну-ну, — хмыкнул Будищев, подкидывая на руках винчестер. — Если хозяин не против, я возьму в это.
— Сделайте такое одолжение. Я же возьму, пожалуй, двустволку. Давно из нее не стрелял.
— А патроны найдутся?
— Кажется где-то тут… а вы полагаете, придется много стрелять?
— Честно говоря, я вообще не уверен, что нам попадется хоть какая-нибудь дичь. Так что придется развлекать наших сестер милосердия чем-то другим. Почему бы не стрельбой по мишеням?
— И то верно, — согласился доктор, нашедший, наконец, картонную коробку с огнеприпасами. — Пары десятков вам хватит?
— Конечно, — ухмыльнулся прапорщик, рассовывая по карманам содержимое коробки.
Владимир Андреевич на секунду опешил от такого самоуправства, но возражать не стал. Тем более что манеры моряка были ему хорошо известны. Выйдя из кибитки, они застали уже оседланных и готовых лошадей, чего никак нельзя было сказать о прочих участниках экспедиции. Первым со сборами справился Мамацева. Сопровождавший его денщик мухой слетал в расположение и так же быстро вернулся верхом, ведя в поводу каракового мерина подполковника, с притороченными к седлу карабином и буркой. Дольше всех провозились барышни, которым пришлось переодеваться в амазонки, но скоро явились и они, почему-то в сопровождении улыбающегося как именинник Карима.
— А этот куда? — нахмурился Дмитрий, увидев, как юный туркмен вскакивает в седло.
— Он будет сопровождать нас, — безапелляционным тоном ответила Катя, вероятно вообразив, что мальчик будет ее пажом.
— Вообще-то, этот молодой человек, если вы не в курсе, очень ценный заложник.
— И что с того?
— Ничего. Сейчас выедет за пределы лагеря, и только мы его и видели, — остался непреклонным Будищев.
— Полно вам, Карим — очень милый мальчик и никогда себе такого не позволит!
— В самом деле, может не стоит? — задумался Студитский и вопросительно посмотрел на Мамацева.
Подполковник остановился в нерешительности. С одной стороны, ему не хотелось навлечь на себя неудовольствие мадемуазель Сутолминой, за которой он всерьез ухаживал. С другой, он здесь старший в чине и отвечать в случае чего, придется именно ему.
— Право, что за фантазии? — звонко воскликнула Люсия, вскакивая в седло. — Кругом наши войска и пустыня. Разве можно предположить в подобных обстоятельствах побег?
— Я тоже так думаю, — поспешил согласиться с барышнями Мамацев и недовольно посмотрел на прапорщика.
— Скобелев за такое шкуру спустит! — покачал головой Дмитрий, заметив, как злорадно блеснули глаза Карима, но спорить больше не стал, тем более что его внимание отвлек бегущий к ним Шматов.
— Дмитрий Николаевич, — почти кричал запыхавшийся денщик, — вы куда?
— Ты глянь, какой резвый! — покачал головой Будищев. — Неужели выздоровел?
— С божьей помощью, — кивнул запыхавшийся Федор. — А вы никак на охоту?
— Типа того.
— Я с вами!
— Извини дружище, нет времени. Хотя…
С этими словами, Дмитрий наклонился к приятелю и что-то прошептал ему на ухо. Простецкая физиономия Шматова на мгновение застыло как маска, после чего он с явной неохотой отступил.
— Будищев, вы едете?
— Теперь-то я вас уж точно одних не отпущу, — проворчал прапорщик, пришпоривая доставшуюся ему лошадь.
Перед выездом из лагеря случилась небольшая заминка. Путь их маленькой кавалькаде преградил караул из недавно прибывших с Кавказа солдат, еще не знавших местных раскладов.
— Осмелюсь спросить о цели путешествия, ваше высокоблагородие? — почти выкрикнул юный подпоручик, попытавшись придать себе ка можно больше внушительности при виде подполковника.
— Небольшая прогулка, милейший, — с видом владетельного князя перед камердинером отвечал ему Мамацев.
— Но лагерь запрещено покидать без конвоя! — попытался остаться непреклонным молодой человек, но тут в дело вступила тяжелая артиллерия…
— Господин капитан, — очаровательно улыбнувшись, обратилась к нему Екатерина Михайловна. — Дело в том, что моя лошадка немного застоялась и ей просто необходима маленькая прогулка. Вы же не станете возражать против такой малости?
— Но я не капитан, — пролепетал совершенно обескураженный юноша.
— Ах, простите меня глупую, — тут же повинилась барышня, — я должна была догадаться, что такой бравый военный должен быть не менее как майором! Но я, к сожалению, совершенно не разбираюсь в эполетах…
— Ну что вы, — окончательно смешался подпоручик, покраснев при этом как вареный рак.
— Но вы же не станете наказывать всех нас за мою оплошность?
— Конечно же, нет! — горячо воскликнул раненный в самое сердце офицер, и кривая жердь, игравшая роль шлагбаума, поползла вверх.
Получив разрешение, их маленький отряд чинно продефилировал мимо, причем если сестры милосердия подарили начальнику караула благосклонные улыбки, то взгляд Мамацева выглядел менее дружелюбным.
— Не извольте беспокоиться, господин поручик [6], - счел нужным сказать на прощание молодому человеку Студитский. — Мы не далеко, да к тому же все вооружены и с нами солдат.
— Конечно-конечно, — с мечтательной истомой во взгляде отвечала ему жертва стрел Амура.
— Драть тебя некому и мне некогда, — буркнул вполголоса все еще хмурившийся Будищев.
— Что вы сказали? — попытался вернуться в реальность офицер.
— Погоды, говорю… великолепные! — с трудно передаваемым выражением на лице ответил прапорщик и дал коню шенкеля.
Увы, но Дмитрий оказался прав и порядочной дичи нашим «охотникам» так и не встретилось. Даже у пересохшего солончака, на который и была основная надежда, не нашлось ничего кроме старых следов и кучек отходов жизнедеятельности. Тем не менее, верховая прогулка удалась на славу. Окрестности Бами, хотя и не изобиловали красивыми видами, между тем в их первозданной дикости была своя прелесть. Во всяком случае, раскрасневшиеся от скачки барышни именно так и заявили своим спутникам. Мамацев и Студитский поспешили с ними согласиться, Будищев хмыкнул, неопределенно пожав плечами, а тонко улыбающийся Карим продолжал хранить загадочное молчание.