На самом деле, едва объединенный отряд вошел в лагерь, Бриллинг попросил у сотенного командира разрешения отлучиться и, получив его, не теряя ни минуты, бросился в госпиталь. Разыскав там баронессу, он подошел к ней, попытавшись придать себе вид почтительной робости.
— Что вам угодно? — холодно осведомилась барышня, ни на секунду не обманувшаяся его притворством.
— Люси, молю вас не прогоняйте меня! — с видом опереточного героя-любовника попросил бывший гвардеец.
— У меня нет такой власти, иначе я, разумеется, сделала бы это немедленно.
— Не будьте так жестоки, ведь у меня для вас хорошие новости!
— Вы смертельно больны? Если нет, то не представляю, что меня могло бы обрадовать.
— О да я болен! Я ранен в самое сердце…
— В таком случае вам надобно к врачам. Возможно, они сумеют спасти вас ампутировав какой-нибудь ненужный орган. К примеру, голову!
— О, лучше бы мне и в самом деле лишиться головы, ибо причина моей болезни — вы!
— Прекратите этот водевиль! — поморщилась сестра милосердия. — Если вам есть что сказать, так говорите уж наконец. У меня много работы.
— Клянусь честью, как только вы узнаете, какую новость я вам принес, вы немедля оставите эти занятия!
— Еще минута подобного вздора и я позову доктора Щербака!
— Ваш брат…
— Что с моим братом? — насторожилась баронесса.
— Он здесь!
— Но каким образом?
— Он прибыл с отрядом полковника Куропаткина из Туркестана. Я видел его своими глазами!
— Господи, что же вы сразу не сказали?! — ахнула барышня. — Но где же он теперь?
— Уверен, что он в расположении морской батареи и если вы позволите проводить мне вас, то…
Впрочем, узнавшая о появлении любимого брата Люсия так и не успела дослушать, что же будет, если она «позволит». В самом деле, до того ли ей было? Бросив все, барышня вихрем полетела навстречу Людвигу, забыв обо всем на свете и более всего, о бывшем гвардейце с томным взором.
Судя по всему, Бриллинг не ожидал от нее такой прыти, и некоторое время удивленно смотрел вслед.
— Потеряли чего, ваше благородие? — кротко поинтересовался идущий мимо отец Афанасий.
— Нет, батюшка, ничего, — с досадой отозвался хорунжий, и направился к своей лошади.
Вернулся он как раз вовремя. Брат с сестрой встретились и когда Людвиг спросил, как она узнало о его прибытии, Люсии ничего не оставалось, как показать на Бриллинга.
— Прошу прощения, барон, — повинился хорунжий. — Мне следовало сразу сказать вам о присутствии мадемуазель Штиглиц в лагере, но после тех давних недоразумений, случившихся между нами, я счел это не совсем удобным. Только поэтому я взял на себя смелость принести эту весть вашей сестре. Надеюсь, вы не в претензии на меня за эту маленькую вольность?
— Вовсе нет, — с явной досадой ответил ему Людвиг. — Напротив, я благодарен вам за эту услугу.
— Что вы, это я благодарен вам, равно как и всему вашему отряду. Ведь вы нас крепко выручили у Кара-ниаза. Я еще во время боя, поклялся хорошенько угостить наших спасителей, если судьба позволит вернуться нам в лагерь невредимыми!
— Свидетельствую, так оно и было! — подтвердил его слова Майер.
— Тогда, быть может сегодня вечером?
— Право, я не знаю, — смешался подпоручик.
— Если вы откажетесь, я пойму, — тихо сказал ему Бриллинг, — но, быть может, война — достаточной повод, чтобы забыть о прежних разногласиях?
— Пожалуй, — не смог не согласиться с ним Штиглиц.
— Тогда, мир? — протянул ему руку бывший гвардеец.
— Мир!
— Но сейчас ты пойдешь со мной! — решительно заявила брату Люсия. — У вас еще будет время для пирушки, а пока мне нужно о многом тебе рассказать. Познакомить тебя с Сердаром и вообще, мы не виделись почти год!
— Хорошо-хорошо, — смеясь, отвечал ей Людвиг. — Конечно же, я с удовольствием познакомлюсь с господином Сердаром… кстати, а кто это?
— Тогда, до вечера? — с надеждой в голосе спросил хорунжий.
— Непременно, — заверил его барон, уходя вместе с сестрой.
Бриллинг проводив их взглядом тоже засобирался. Все же ему следовало сговориться с маркитантами, заказать у них напитки и закуску, а так же оповестить прочих знакомых из числа тех, кого неудобно обойти приглашением.
После его ухода гардемарин Майер остался один. То есть, вокруг суетились люди, главным образом солдаты и матросы, занимавшиеся своими обязанностями, но вот поговорить было не с кем, а обсудить хотелось многое. Прошедший бой, встречу с отрядом Куропаткина, работу механизмов митральез… а более всего прекрасные глаза мадемуазель Штиглиц!
— Как дела? — хмуро поинтересовался подошедший откуда-то сзади Будищев.
— Лучше и быть не может! — мечтательно вздохнул Майер.
— Пулеметы не подвели?
— Что ты! Прекрасно отработали… один, правда, заклинил посреди боя, а второй кипел как самовар в духане у Карапета, но в остальном все просто великолепно!
— Ты что гашиша хапнул? — удивился его состоянию Дмитрий.
— Нет.
— Тогда что с тобой? Ну-ка рассказывай, что там с нашими машинками приключилось?
— Ах, Дмитрий, какой ты все-таки приземленный человек! Я может быть, только что видел ангела, а ты меня отвлекаешь какими-то пустяками от возвышенного…
— Баронесса мимо проходила? — сообразил, в чем причина его настроения прапорщик.
— А как ты догадался?
— За ангелов в лагере могут сойти только наши сестры милосердия, — охотно пояснил свою догадку Будищев. — Но от Катьки, то есть, мадам подполковницы тебя бы вряд ли так торкнуло, так что остается Люся.
— Боже, и этого человека я называю своим другом! — страдальчески заломил руки молодой человек, потом не выдержал и засмеялся. — А ты, похоже, уже заложил капельку за воротник?
— Ну и что ты ржешь? — укоризненно покачал головой Дмитрий. — Сломал машинку и радуешься. Эх, Сашка-Сашка, не выйдет из тебя путевого пенсионера! Ну, выпил твой боевой товарищ немного винца и что с того? Сам знаешь с водой здесь плохо, вот и приходится глотать всякую дрянь!
— Знаешь, а в отряде Куропаткина оказался брат мадемуазель Люсии. Он сказал, что знаком с тобой.
— Еще бы, — ухмыльнулся приятель, открывая крышку пулемета и внимательно присматриваясь к содержимому.
— Вечером по поводу его прибытия состоится небольшая пирушка. Ты пойдешь?
— Нет, — отказался Будищев. — Ты лучше посмотри, что тут творится, до утра бы управиться.
— А что там?
— Ничего хорошего, — буркнул прапорщик. — Руки бы твоим архаровцам оторвать за такую чистку!
— Жаль, что не пойдешь. Этот Людвиг — славный малый, да и Бриллинг оказался совсем не таков, как я думал прежде.
— А он-то тут при чем?
— Так ведь это он нас всех собирает!
— Тогда точно не пойду.
— Но почему?!
— Да по кочану! Чего я не видел на ваших пьянках?
— Ну, как знаешь.
Если бы Дмитрий знал заранее, чем может закончиться эта пирушка, он, по всей вероятности, ни за что не пропустил бы ее. Но, увы, ему и в голову не могло прийти подобное развитие событий. Однако поздно вечером, когда он уже закончил наладку пулеметов и отмывал испачканные руки от смазки, перед ним возник качающийся подпоручик барон Штиглиц.
— Господин Будищев? — громко спросил он.
— И вам здравствуйте, Людвиг Александрович, — мрачно поприветствовал его моряк.
— Господин прапорщик, я имею сообщить вам, что вы подлец!
Сказать, что Дмитрия удивило подобное заявление — не сказать ничего! Отложив в сторону ветошь, он с интересом уставился на явно перебравшего офицера и не без юмора в голосе поинтересовался:
— Чем мотивируете?
— Вы негодяй! — последовал исчерпывающий ответ.
— Очень добрый день! А можно подробнее?
— Вы, милостивый государь, своими действиями компрометируете мою сестру!
— В смысле?!
— Как вы смеете ухаживать за ней и преподносить подарки?! Я требую, что бы вы немедленно прекратили это безобразие!
— А то что? — не удержался от вопроса, начинающий понимать, откуда ветер дует Будищев.
— Будем стреляться! С двадцати… нет, с пятнадцати шагов!
Закончив свой спич, подпоручик четким строевым шагом подошел к Дмитрию и, коротко размахнувшись, попытался залепить ему пощечину. Однако попасть по физиономии прапорщика оказалось не так просто. Сообразив, к чему идет дело, он в последний момент просто отошел в сторону и не рассчитавший сил бедняга Штиглиц плашмя грохнулся оземь.
— Что разявились? — строго посмотрел на застывших от удивления матросов Будищев. — Не видите человеку плохо? Взяли аккуратнышко и понесли.
— Кудыть, вашбродь?
— Лучше всего в госпиталь, — решил после недолгого раздумья Дмитрий. — Там ему и сопли вытрут, и клизму вставят, а отец Афанасий, в случае чего, и причастит!
[1] Духан — небольшой ресторанчик или харчевня на Кавказе.
Глава 16
Один мудрец, который возможно еще не родился, сказал, что утро добрым не бывает, и именно сегодня Будищев в очередной раз имел возможность убедиться в правоте доморощенного философа.
— Граф, вставай, — нудел над ухом Федька, одновременно тряся Дмитрия за плечо.
— Иди нахрен! — отозвался тот, пытаясь перевернуться на другой бок.
— Вставай, — проигнорировал всем известный адрес денщик.
— Ну какого черта? — обреченно вздохнул прапорщик.
— Их благородие господин лейтенант Шеман просили прийти, — почтительно пояснил свое рвение Федор.
— Твою ж дивизию, ни днем, ни ночью покоя нет! — чертыхнулся окончательно проснувшийся Будищев. — Какого рожна ему надо?
— Не могу знать, — строго по уставу гаркнул Шматов, но тут же расслабился и уже обычным тоном спросил, — умываться будешь?
— Давай, — едва не вывихнул челюсть в зевке Дмитрий.
С гигиеническими процедурами в лагере имелись проблемы. Все-таки декабрь он и в Средней Азии декабрь, а потому вода была не просто холодная, а почти ледяная, в чем Дмитрий немедленно убедился.
— Ох ты ж мать…, - охнул он, опустив руки в тазик и ополоснув заросшую небольшой бородкой физиономию.
Ощущения оказались просто непередаваемыми, особенно если учесть, что прочим офицерам денщики воду грели. Кто на огне костра, кто на спиртовках из походных наборов. Но, увы и ах, Шматов в число этих добрых волшебников не входил.
— Бриться будешь? — с невинным видом поинтересовался злодей.
— Издеваешься? — вздохнул Будищев, вытирая лицо вафельным полотенцем, которое все почему-то называли турецким.[1]
— Почему? — искренне удивился приятель.
— Вода холодная! — попытался объяснить, как ему показалось очевидную вещь, Дмитрий.
— Так я нагрел…
Шеман в отличие от своего подчиненного выглядел почти безупречно. Почти, потому что даже у него форма в условиях похода успела порядком износиться, но при этом его бачки аккуратно подстрижены, а подбородок и нижняя губа тщательно выбриты.
— Наконец-то! — с явным облегчением встретил он прапорщика.
— А что за пожар? — спросил тот, с трудом удержавшись от зевка.
— Нас ждет командующий.
— Нас? — в голосе Будищева прозвучал явный скепсис.
— Представьте себе!
Перед штабом Скобелева, как водится, толпилось много людей, среди которых были офицеры и чиновники, ожидающие распоряжений, коммерсанты, прибывшие в чаянии подрядов и много иной непонятно откуда взявшейся публики, но прежде всего в глаза бросались осетины из личного конвоя Михаила Дмитриевича. Их лохматые папахи и бурки, грозно нахмуренные брови и воинственный вид производили незабываемое впечатление на всех присутствующих.
— Гэнерал вас ждет! — внушительно объявил им носатый урядник, всем своим видом показывая, какой великой чести они удостоились.
В прихожей они, как ни странно, тоже не задержались, а сразу прошли в тесную комнату, почти целиком занятые большим столом. Вокруг этого стола на грубо оструганных скамьях, прикрытых для сбережения начальственных задов чем-то вроде попон, восседали высшие чины экспедиции. Большую часть присутствующих Будищев знал, хотя нельзя сказать чтобы лично. Все-таки прапорщик — невелика птица, тем более недавно произведенный из унтеров. Только лицо молодого полковника генерального штаба, сидевшего между Петрусевичем [2] и Вержбицким, показалось ему незнакомым. «Наверное, это и есть Куропаткин», — успел подумать Дмитрий.
— Ваше превосходительство! — попытался начать доклад Шеман, но нетерпеливый Скобелев остановил его.
— Проходите, господа, — сделал он приглашающий жест.
Поскольку места в комнате практически не оставалось и никто из присутствующих не сделал попытки подвинуться, моряки остались стоять у входа, продолжая есть руководство глазами.
— Завтра мы предпримем штурм Янги-кала, — продолжал Белый генерал. — Ваша батарея, лейтенант, будет распределена между тремя отрядами. Ваша задача поддерживать огнем атакующие колонны. Вам все ясно?
В принципе, задача была понятна. Маленькая крепостца Янги-кала и еще несколько кишлаков оставались последними пунктами перед Геок-тепе еще не занятыми русскими войсками. Во всех них укрепились довольно крупные силы текинцев, пользовавшиеся каждым удобным случаем, чтобы угрожать нашим отрядам. Жаркие перестрелки рядом с ними случались так регулярно, что на них уже не обращали особого внимания.
— Так точно! — вытянулся Шеман.
— А вам? — устремил на Будищева испытующий взгляд генерал.
— Поддерживать атаку будем только мы? — недолго думая спросил тот.
Видимо ситуация когда прапорщики задают вопросы генералам показалась присутствующим несколько необычной, отчего те заметно оживились.
— Не только, — усмехнулся в бакенбарды командующий. — С колоннами пойдут подвижные батареи. Кроме того, перед началом общего наступления Янги-кала обстреляют орудия двадцатой батареи.
Дмитрий знал, что так называемые «подвижные батареи» оснащены снятыми с вооружения устаревшими пушками. Тем не менее, в опытных руках, они являлись еще достаточно грозным оружием, тем более что у текинцев не имелось и таких. Главным их недостатком была крайне низкая скорострельность. Пока собранные с бору по сосенки расчеты будут перезаряжать свои медные орудия, вражеские стрелки успеют перебить их. Но под прикрытием митральез, канониры смогут работать спокойно и тогда у обороняющихся нет шансов.
— Вот это хорошо, ваше превосходительство! — под всеобщие смешки с чувством сказал Будищев.
— Придерживаюсь того же мнения, — не без иронии отозвался Скобелев, но тут же согнал улыбку с лица и продолжил. — Однако у вас, господин прапорщик, будет несколько иная задача. Вы со своими боевыми колесницами будете приданы сотне Таманского полка подъесаула Коханюка. Задача — не допустить подхода подкреплений к противнику из Геок-тепе, а равно и отхода текинцев из Янги-кала. Это понятно?
— Так точно!
— Умрите, а не пропустите текинцев!
— Никак нет, ваше превосходительство!
— Что, никак нет? — не понял Скобелев.
— Врага не пущу. Умирать не стану, — пояснил свою позицию Дмитрий.
Если до этого ответы Будищева вызывали у начальства сдержанные смешки, то последнее высказывание вызвало просто дикий хохот.
— Вы только на него посмотрите, — вытирал слезы Петрусевич. — Умирать он не станет!
— Каков нахал! — вторили ему остальные, и только сам Белый генерал, да еще, пожалуй, Куропаткин оставались серьезными.
— Ступайте, прапорщик, — велел Скобелев, когда все немного успокоились.
Получив разрешение, моряки дружно отдали честь и, повернувшись через левое плечо, вышли вон.
— Стоило ли доводить приказ каждому прапорщику? — тихо спросил у генерала Куропаткин.
— Будищев не каждый, — криво усмехнулся Михаил Дмитриевич. — Кабы его митральезы были музыкальными инструментами, этот сукин сын затмил бы самого Паганини! Он по-своему весьма дельный офицер, но не слишком дисциплинированный. Однако получив приказ от меня лично, в лепешку расшибется, а выполнит. Я таких людей знаю!
— Что же, поживем-увидим, — пожал плечами полковник, потом немного подумал и добавил с улыбкой. — На войне такие люди необходимы, но вот в мирное время…