отцом.
Сначала шестеренки в моей голове крутились медленно, затем — быстрее. Ты не
считаешь, что её похитил твой отец. В комнате Селин Майкл непринужденно назвал
девушку одной из наших жертв. Он пришел сюда, чтобы поболтать со своим отцом, но
сосредоточился не на том, где могла быть Селин, а на том, как его отец с ней обращался —
и спал ли он с ней.
Потому что он уже знал.
Майкл взглянул на моё лицо и шагнул ко мне. Я мысленно вернулась к месту
преступления. Мы с Дином думали, что разбитое стекло, мольберт, перевернутые столики
и вся эта разруха, были результатом борьбы Селин с нападавшим.
Но что, если никакого нападавшего не было? Возможность тут же пустила корни в
моём мозгу. Слоан сказала нам, что кто-то смахнул содержание столика на пол. Мы
думали, что это сделал Н.О. — чтобы сделать Селин больно, напугать её, доминировать.
Но Селин была из тех, кто рисовал собственный портрет ножом. Она полностью
отдавалась всему, что делала. Волевая. Решительная. С характером.
— Она сделала это сама, — я проверила теорию, наблюдая за выражением лица
Майкла. — Поэтому ты думал, что твой отец пришел к Селин в день её исчезновения. Что-
то заставило её сорваться.
— Понятия не имею, о чём ты, — в голосе Майкла не было абсолютно никаких
эмоций.
— Нет, — возразила Лия. — Имеешь.
Ты разгромила собственную студию. Я вернулась к точке зрения Селин . Ты
смахнула стекло со стола. Сломала мольберт, перевернула столик. Ты пропитала
комнату керосином. Возможно, ты собиралась её сжечь. Возможно, ты хотела
превратить всё это в пепел, но затем ты остановилась, огляделась и поняла, на что
походила вся эта разруха.
Комната выглядела так, словно там произошла драка. Словно на тебя напали.
Я гадала о том, было ли этого достаточно. Гадала о том, окинула ли Селин этот хаос
глазами художника, размышляя о том, как сделать его более реалистичным.
Кровавый отпечаток ладони на двери. Капли крови на ковре.
Я гадала о том, как она смогла удалить запись с камер наблюдения и взломала ли
она замок собственной студии.
— Художественный вызов, — подхватил Дин. — Игра. Чтобы увидеть, сможет ли
она всех обмануть. Увидеть, когда…
Когда они заметят, что она исчезла.
— Кто-нибудь потрудится объяснить мне, что я упускаю? — из телефона раздался
голос агента Стерлинг, напомнив мне о том, что она всё ещё была на связи.
— Майкл — лжец, — ровно произнесла Лия. — А бедняжка Селин Делакруа —
паталогическая богатая девчонка, которая похитила саму себя.
— Не говори о ней так, — тут же ответил Майкл. — Что бы она не сделала, у неё
были на то причины.
— Ты сох по ней с детства? — Лия задала вопрос так, словно ей было плевать на
ответ. — Таскался за ней с круглыми глазами, как когда-то таскался за Кэсси? — Лия била
ниже пояса. Но только так она и умела бить. — Ты убедил себя в том, что недостаточно
хорош для неё, — негромко произнесла она, — потому что кто-то вроде тебя достаточно
хорош только для такого ужасного человека, как я?
— Ты говоришь ерунду, — сказал ей Майкл.
— Ты её любишь? — голос Лии сочился приторной сладостью.
Я видела, как иссякает терпение Майкла. Он провёл большим пальцем по
окровавленной губе и посмотрел на Лию.
— Дольше и сильнее, чем тебя.
ГЛАВА 16
Мы нашли Селин Делакруа на следующее утро. Она сидела на краю причала в двух
часах езды от её дома — того самого причала, где их с Майклом сфотографировали много
лет назад. Стоявший рядом со мной Дин с каменным лицом наблюдал за тем, как Майкл
шагал к краю причала — к Селин. Я не смогла различить выражение, появившееся на её
лице, когда она заметила его. Я не расслышала его приветствия и её ответа. Но я увидела,
в какой именно момент боец в Селин сменился чем-то мягким.
Чем-то уязвимым.
— Вот, что происходит, когда они вместе, — произнёс Дин. Я знала, что он говорил
не о Майкле и Селин. — Майкл знает, что именно чувствует Лия. Лия знает, когда он ей
врёт. Они ранят друг друга и самих себя.
Я подумала обо всём, что произошло: стычке Майкла с его отцом, его ссоре с Лией
и осознании того, что мы отвлеклись от охоты за похитителями моей матери ради
тщательно проработанного розыгрыша. Мы работали над этим делом меньше суток, но
даже это казалось мне слишком большим перерывом.
До дня рождения Майкла оставался один день. Три дня до второго апреля. Пока я
наблюдала за тем, как Майкл присаживается на причал рядом с Селин, в моей голове
возобновился отсчет Фибоначчи.
— Расслабься, Дин, — к нам подошла Лия. — Я в порядке. Мы нашли девушку.
Спасли ситуацию. Если думаешь, что я стану убиваться за Майклом Таунсендом, значит,
моя игра в бессердечную злюку не удалась.
Майкл не рассказал нам, что сказала Селин. Он не рассказал нам, объяснила ли она,
почему так поступила или чего она хотела этим добиться. К утру мы вернулись на
самолет. В салоне царила недосказанность.
Бриггс и не заговорил Стерлинг о том, что она с самого начала знала, что это дело
никак не было связано с Владыками. Стерлинг не стала говорить Бриггсу, что он
согласился заняться им, стоило вмешаться её отцу. Майкл с Лией не упоминали об их
ссоре.
Я не сказала Дину о том, что накануне ночью мне снился его отец, моя мать, кровь
на стенах и на её руках — и на моих.
Когда мы взлетели, Джадд отозвал меня в заднюю часть самолета. Он опустился в
одно из сидений и кивнул в сторону соседнего. Я села. Несколько секунд он молчал,
словно мы двое сидели на крыльце нашего дома в Квантико, наслаждаясь утренним кофе и
тишиной.
— Знаешь, почему я согласился на это дело? — наконец, спросил Джадд.
Я обдумала его вопрос. Он хотел поймать Владык не меньше меня. Они убили его
дочь. И пусть казалось, что это дело с ними связанно, что-то подсказывало мне, что в
отличии от директора и агента Бриггса Джадд очень внимательно наблюдал за агентом
Стерлинг. Он поддержал не решение Бриггса. Он поддержал её.
— Пропала девушка, — я повторила слова, сказанные агентом Стерлинг днём
ранее. — Девушка, которую знал Майкл.
— Майкл вернулся бы сюда так или иначе, — Джадд не сомневался в этом даже на
секунду. — А когда один из моих детей падает в эмоциональную кроличью нору вроде
этой, он — или она — точно не будет делать это в одиночку.
Джадд позволил мне усвоить его слова, а затем потянулся к своему рюкзаку и
достал из него папку.
— Что это? — спросила я, когда он вручил её мне.
— Документы, которые кто-то очень старался похоронить, — ответил он. —
Сегодня утром, пока вы ездили за мисс Делакруа, одному из контактов Ронни удалось их
найти.
Ронни было сокращением от Вероники — агента Вероники Стерлинг.
— Заключенный по имени Роберт Миллс, — коротко произнёс Джадд, пока я
открывала папку. — Осужден за убийство своей бывшей жены. Был убит в тюрьме вскоре
после приговора.
Мужчина, с которым говорил Рэддинг. Я крепче сжала папку. Тело его жены так и
не нашли. Её забрали, как и мою мать.
Когда я открыла папку, Джадд взял меня за подбородок, и его обветренная ладонь
ласково повернула к нему моё лицо.
— Кэсси, не ныряй в эту кроличью нору в одиночку.
ГЛАВА 17
Документы состояли из сплошных фактов. Роберта Миллса осудили за убийство его
бывшей жены. Не смотря на то, что её тело так и не нашли, улик было более, чем
достаточно. Его ДНК нашли на пропитанном кровью его жены месте преступления. Он
избивал её. Перед своей смертью Мэллори Миллс жила под вымышленным именем; но
недавно Роберт узнал об её местонахождении. Полиция нашла на месте преступления три
окровавленных пули с ДНК Мэллори. Криминалисты исследовали пистолет, найденный в
мусорном баке неподалеку, и обнаружили, что из него стреляли шесть раз, а значит, три
другие пули остались в теле жертвы.
Пистолет был зарегистрирован на её бывшего мужа.
Тебя оставили истекать кровью на полу больше чем на пять минут. Там были
лужи крови — больше сорока двух процентов крови в твоём теле.
Рядом со мной Дин изучал фото с места преступления на своём телефоне. Агент
Стерлинг наверняка приклеивала эти фотографии — ещё один кусочек пазла — к стене в
подвале нашего дома. Я же выбрала для размышлений другое место.
Кладбище.
Я посмотрела на имя своей матери на могильной плите: Лорелея Хоббс. Я и раньше
знала, что похороненные здесь останки ей не принадлежали. Теперь я пыталась усвоить
тот факт, что они могли принадлежать Мэллори Миллс.
Я не впервые думала о жизни, которую отняла моя мать, ради спасения
собственной. Но теперь я думала не просто о теле в шести футах под землей; а о живой,
дышащей женщине. Я представляла её, думая об уликах, благодаря которым её бывшего
мужа обвинили в убийстве.
Три недостающие пули. Я представила, что лежу на спине, а пули обжигают мой
живот, мою грудь и ногу. Ты почти наверняка потеряла сознание. Без неотложного
вмешательства врачей, ты бы умерла.
— Но Владыки выбрали тебя, — мой голос был так мягок, что я едва расслышала
слова. — Как выбрали мою мать.
Если я была права, Мэллори Миллс умерла не от огнестрельных ран. Владыки
стреляли в неё, а затем спасли её. Они забрали её, подставили её мужа, а когда её раны
затянулись, они заставили её сражаться с её предшественницей насмерть. Она была их
пленницей до тех самых пор, пока они не похитили мою мать.
— Что у них общего? — негромко спросил Дин.
— Мэллори была чуть старше двадцати, — я вернулась к фактам. — Моей матери
было двадцать восемь, когда она исчезла. Обе молодые, здоровые. У Мэллори были
темные волосы. Моя мама была рыжеволосой, — я попыталась не вспоминать о
заразительной улыбке моей матери, о том, как она танцевала в снегу.
— Над ними обеими издевались.
Моя мать сбежала из дому в шестнадцать, чтобы спастись от отца, пострашнее отца
Майкла. А Мэллори Миллс? Она не просто так жила под вымышленным именем. А её
бывшего мужа не просто так смогли осудить, даже не найдя тело.
Вы выбираете женщин, знающих о насилии не понаслышке. Выбираете бойцов.
Тех, кто умеет выживать. А затем вы заставляете их сделать немыслимое, чтобы
выжить.
Я хотела шагнуть к Дину. Хотела накрыть его губы своими и забыть о Мэллори
Миллс, об имени моей матери на этой могильной плите и обо всём, что я прочитала в этой
папке.
Но я не могла.
— Когда я ездила к твоему отцу, он процитировал мне Шекспира. «Бурю». «Ад
пуст. Все бесы здесь».
Дин знал своего отца достаточно хорошо, чтобы читать между строк.
— Он сказал тебе, что твоя мать может быть не просто пленницей. Что она может
быть одной из них.
— Мы не знаем, что с ней сделали эти монстры, Дин. Мы не знаем, кем ей
пришлось стать, чтобы выжить, — по моей коже пробежал холодок, хоть я всё ещё
чувствовала исходящее от Дина тепло.
— Мы знаем, что она не просто жертва. Она — Пифия. Фемида — так её назвал
Найтшэйд. Судья и присяжные. Словно она была одной из них.
— Не по собственной воле, — мне нужно было услышать эти слова. Но это не
делало их правдой.
— Она по собственной воле убила женщину, которую мы похоронили, —
произнося эти слова, я чувствовала себя так, словно срываю повязку — а с ней и
несколько слоёв кожи.
— Твоя мать выбрала жизнь.
Я говорила себе об этом на протяжении десяти последних недель. Я провела
бессчётное количество ночей, глядя в потолок и гадая: чтобы сделала я, если бы меня
заставили драться на смерть? Смогла бы я убить другую женщину — прошлую Пифию,
сражавшуюся со мной не на жизнь, а на смерть — чтобы спастись?
Как и много раз до того, я попыталась забраться в голову своей матери,
представить, каково ей было, когда её похитили.
— Я просыпаюсь в полутьме. Я должна быть мертва, но это не так, — затем моя
мама подумала бы обо мне, но я пропустила это и перешла к мыслям, крутившимся в её
голове, когда она поняла, что произошло.
— Они резали меня. Ранили. Я была при смерти. А потом они вернули меня.
Сколько женщин, не считая моей матери и Мэллори Миллс, разделили ту же
участь? Сколько было Пифий?
Вы ждете, чтобы они исцелились, а затем…
— Они заперли меня в комнате. Но я там не одна. Ко мне приближается женщина.
У неё в руках нож. Рядом со мной тоже есть нож, — я отрывисто дышала. — Теперь я
знаю, зачем они едва не убили меня, зачем вернули назад, — мне казалось, что даже мой
голос звучит, как голос моей матери. — Они хотели, чтобы я посмотрела Смерти в глаза.
Они хотели, чтобы я знала, каково это. Чтобы я без тени сомнения знала, что я не готова
умереть.
Я беру нож. Я отбиваюсь. И я побеждаю.
— Владыки следят за этими женщинами, — Дин вытащил меня из мрака. Он не
стал использовать привычные для профилирования местоимения — ни «я», ни «мы», ни
«ты». — Они наблюдают за ними. Они знают, через что они прошли, что пережили.
Я шагнула вперед, но замерла в дюйме от Дина.
— Они наблюдали за моей матерью — недели, месяца или годы, а я даже не
помню, в каких городах мы жили. Я — наше единственное подобие свидетеля, и я не могу
вспомнить ни одной полезной детали. Ни одного лица.
Я пыталась. Я пыталась вспомнить уже много лет, но мы так часто переезжали.
Каждый раз, моя мать говорила мне одни и те же слова: «Дом — это не место. Дом, это
люди, которые тебя любят. На веки вечные. Не смотря ни на что».
На веки вечные…
Тогда-то я и вспомнила. Моя мать обещала любить не только меня. Я была не
единственным свидетелем. Пусть я не знала, что делали с моей матерью и кем она стала.
Но кое-кто знал. Кое-кто знал и любил её.
Навеки вечные. Не смотря ни на что.
ГЛАВА 18
Моя сестра, Лорел, была мала для своего возраста. Педиатр решил, что ей было где-
то четыре. Она была здорова, не считая недостатка витамина «D». Вкупе с её бледной
кожей и тем немногим, что нам удалось узнать от самой Лорел, это привело нас к мысли,
что она провела большую часть своей жизни в помещении — возможно, под землей.
За последние десять недель я видела Лорел дважды. Чтобы организовать встречу,
понадобились почти целые сутки. Если бы решения принимали агенты Бриггс и Стерлинг,
эта встреча стала бы последней.
Это слишком опасно, Кэсси. Для тебя. Для Лорел, — предостережения агента
Стерлинг звенели в моих ушах, пока я наблюдала за тем, как младшая сестра, которую я
едва знала, стояла перед пустыми качелями и няпряженно глядела на них своим детским
личиком.
Словно ты видишь то, чего не видят другие, — подумала я. — Воспоминание.
Призрака.
Лорел редко разговаривала. Она не бегала. Не играла. Часть меня надеялась, что на
этот раз она будет походить на ребенка. Но она просто стояла там, в десяти футах и
световых годах от меня, неподвижно и неестественно тихо, как в тот день, когда я нашла