Сколько раз вы пытались ухватить слово, вертящееся на кончике языка, а оно никак не давалось? Как часто вы старались запомнить номер телефона, только для того чтобы мгновением позже начисто забыть его? Непреложный факт: с возрастом нам всё труднее задействовать свою долговременную память.
Вы можете попробовать Невро-Ткань, но она дорога и к тому же заполнена своей собственной информацией, вам не принадлежащей.
Однако теперь у нас имеется Быстро-Дум® — неврологическая система хранения знаний, которая вам столь необходима!
Быстро-Дум® — это органический имплантат размером с десятицентовую монету, незаметный, вживлённый за ухом и повышающий возможности вашей памяти с помощью миллионов здоровых нейронов, взятых у отборных расплётов.
Вы больше никогда не забудете нужное вам имя или день рождения близкого человека. Звоните и запишитесь на консультацию уже сегодня, и вы навсегда забудете, что у вас были проблемы с памятью!
— А правда то, что о тебе говорят? — спрашивает его красотка.
Её платье немного коротковато для приёма, рассчитанного на бальные туалеты и фраки. Она единственная из гостей, кто подходит Кэму по возрасту.
— Смотря что, — отвечает он. — А что говорят?
Они в библиотеке, далеко от шума и блеска многолюдного праздника. Из меблировки здесь стенной шкаф, уставленный переплетёнными в кожу книгами; удобное кресло и письменный стол — такой огромный, что вряд ли его можно использовать по прямому назначению. Кэм сбежал сюда, потому что ему надоело «блистать» пред очами разных богатых и могущественных персон. Девица увязалась следом.
— Я слышала, будто всё, за что бы ты ни взялся, ты делаешь неподражаемо. — Она идёт к нему от двери. — Ещё поговаривают, что все твои части подверглись тщательному отбору и поэтому они идеальны во всех отношениях.
— Я ничего такого не говорю, — лукаво усмехается Кэм. — Это Мэри Поппинс утверждает, что она само совершенство.
Девушка хихикает и подходит к нему вплотную.
— Оказывается, ты ещё и забавный!
Она красива. И, несомненно, его поклонница. Она хочет купаться в лучах его славы; и Кэм спрашивает себя, а не позволить ли ей это.
— Как тебя зовут?
— Миранда. А можно я... потрогаю твои волосы?
— Только если ты разрешишь мне потрогать твои...
Она проводит рукой по его разноцветным прядям — сначала осторожно, а затем зарывается в них пальцами.
— Ты такой... экзотичный. Я думала, что когда увижу тебя вот так, вблизи, то с ума сойду от страха. Но нет...
Её аромат — ваниль и полевые цветы — вызывает в нём неясные воспоминания. Впрочем, это популярные духи популярных девушек.
— Риса Уорд — сучка, — произносит она. — Как она посмела так с тобой обойтись, да ещё на национальном телевидении! Поиграла и бросила. Ты заслуживаешь лучшего. Ты заслуживаешь того, кто оценит тебя по достоинству.
— Дверь на замок! — вырывается у Кэма.
Девица одаривает его улыбкой и томно плывёт к двери.
— Здесь нет замка, — сообщает она. — Я просто закрою её, хорошо?
Она плотно притворяет дверь; ещё мгновение — и она снова в его личном пространстве. Кэм даже не совсем понимает, как она там очутилась: девица словно телепортировалась от двери прямо в его объятия. У него не получается трезво мыслить — слишком много данных на входе. Обычно его это раздражает, но сегодня так даже лучше.
Она развязывает его галстук. Кэм отдаёт себе отчёт, что не сможет вновь завязать его, но ему всё равно. Он сжимает девушку в объятиях. Она целует его — долго-долго, и отстраняется лишь на короткое время, чтобы перевести дух и послать партнёру лукавый, зовущий взгляд. Она снова тянется к нему. Второй поцелуй ещё более пылок, чем первый. Девушка, кажется, решила пуститься в тщательные исследования. Кэм обнаруживает, что и сам не промах по этой части. Должно быть, решает он, заработала мышечная память, поскольку язык, что ни говори, это прежде всего мышца.
Девушка снова отстраняется, задохнувшись ещё больше, чем прежде. Затем она прижимается щекой к его щеке и тихонько шепчет ему в ухо:
— Я хочу стать твоей первой.
Её атласное платье с тихим шелестом трётся о прекрасно выделанную ткань его фрака.
— Ты явно из тех юных леди, которые добиваются желаемого.
— Всегда, — выдыхает она.
Вообще-то, Кэм пришёл сюда вовсе не за этим. Может, дать ей отбой? Хотя зачем? Зачем отказываться о того, что предлагается вот так свободно, без принуждения? К тому же, упоминание имени Рисы раззадорило его. Она его не захотела? Ну так он сделает это здесь, с девицей, чьё имя он уже позабыл.
Он целует её — ещё более жадно и агрессивно, чем она.
И в этот момент распахивается дверь.
Кэм замирает. Девчонка отскакивает от него, но поздно. В дверном проёме возвышается импозантного вида мужчина, в своём элегантном фраке выглядящий даже более внушительно, чем Кэм.
— Руки прочь от моей дочери!
Руки Кэма уже давно не имеют касательства к его дочери, так что юноше больше ничего не остаётся, как ждать, чем закончится вся эта сцена.
— Папа, пожалуйста! Ты ставишь меня в неловкое положение!
Начинают собираться другие гости, привлечённые разворачивающейся драмой. Глаза отца мечут молнии — он явно практиковался в этом под руководством профессионала.
— Миранда, надевай пальто. Мы уезжаем!
— Папочка, ты всё не так понял! Ты всегда всё преувеличиваешь!
— Ты меня слышала.
Вот теперь включается фонтан и начинает работать на полную мощность.
— Ну почему ты вечно всё портишь! — рыдает Миранда и, вся в слезах, шествует к двери, неся своё унижение словно боевую рану.
Кэм понятия не имеет, как ему на всё это реагировать, поэтому не реагирует никак. Засовывает руки в карманы — на всякий случай, чтобы от него опять не потребовали убрать их от нечастной девицы, в это время стремглав несущейся прочь по коридору. Лицо его бесстрастно, как у игрока в покер. С разъярённым папашей, судя по его виду, вот-вот произойдёт спонтанное самовозгорание.
Появляется Роберта. Немного помедлив, она спрашивает:
— Что здесь происходит? — Тон её голоса сейчас совершенно для неё нехарактерен: неуверенный, беспомощный, из чего следует вывод, что положение у Кэма ещё более незавидное, чем он полагал.
— Я вам сейчас объясню, что здесь происходит! — ревёт мужчина. — Этот ваш... субъект... пытался совратить мою дочь!
— Вообще-то, — возражает Кэм, — это она пыталась совратить меня. И, можно сказать, преуспела.
Из толпы собравшихся слышатся приглушённые смешки.
— Ты думаешь, я этому поверю?! — Папаша кидается вперёд, и Кэм вынимает руки из карманов, готовый защитить себя, если потребуется.
Роберта бросается между ними:
— Сенатор Маршалл, не могли бы вы...
Но сенатор отталкивает её в сторону и наставляет палец в лицо Кэму. Одна часть Кэма хочет сломать этот палец. Другая не прочь его откусить. Третья готова повернуться и задать стрекача, четвёртая — остаться и от души поржать над этой комедией. Кэм обуздывает все эти противоречивые импульсы и остаётся недвижим и невозмутим, пока сенатор выговаривает ему:
— Если ты ещё хоть раз когда-нибудь приблизишься к моей дочери, я прослежу, чтобы тебя снова разъяли — один проклятый кусок за другим! Надеюсь, тебе ясен смысл моих слов?
— Ясен, как стекло, сэр, — говорит Кэм, — настолько чистое, что ещё чуть-чуть, и его вообще не станет видно.
Сенатор отступает и обрушивает свою ярость на Роберту:
— Не вздумайте обращаться ко мне, — хрипит он, — за поддержкой для вот этого вашего... «проекта»! — Он выплёвывает последнее слово и вылетает из помещения, оставляя за собой, словно выхлоп, полосу удручающего молчания.
Роберта, потеряв дар речи, смотрит на Кэма с горьким упрёком в глазах. «Почему? — вопрошают эти глаза. — Почему ты так наплевательски обошёлся со всем тем, что я пыталась дать тебе? Ты всё испортил, Кэм! Нам конец! Мне конец!»
И тут в тишине кто-то начинает аплодировать. Мужчина немного старше и объёмистее в талии, чем сенатор Маршалл. Его ладони соединяются с таким громоподобным хлопком, что любой хлопатель бы обзавидовался.
— Отлично сработано, сынок! — Толстяк говорит с ярко выраженным южным акцентом. — Я много лет пытался уесть Маршалла, а ты справился за один вечер. Молодец, так держать! — И он разражается громовым хохотом, после чего напряжённость в комнате лопается, словно мыльный пузырь.
Женщина в сверкающем золотыми блёстками платье и с бокалом шампанского в одной руке, второй рукой обнимает Кэма за талию и слегка невнятно по причине употреблённого алкоголя произносит:
— Уж поверь мне: ты не первый парень, которого Миранда Маршалл пытается заглотить целиком. Эта девица — просто анаконда какая-то!
Кэм не может удержаться от смеха:
— Она и вправду пыталась удавить меня в кольце своих объятий.
Теперь хохочут уже все. Толстяк пожимает Кэму руку.
— Но нас ещё не представили друг другу должным образом, мистер Компри. Я Бартон Кобб, старший сенатор от Джорджии. — Он оборачивается к Роберте, у которой такой вид, будто она только что слезла с «русских горок». — Мисс Грисволд, можете рассчитывать на мою безусловную поддержку вашего проекта, а если сенатору Маршаллу это не нравится, он может засунуть своё недовольство туда, куда не проникает ничего, кроме инструмента проктолога. — Он снова гогочет.
Оглянувшись по сторонам, Кэм обнаруживает, что в библиотеку, похоже, набилось всё общество в полном составе. И каждый из гостей подходит к нему с протянутой ладонью и представляется — даже те, с кем он уже сегодня познакомился и поздоровался.
Кэм прибыл на этот приём в качестве диковинки, этакого талисмана, пикантной приправы к блюду, а превратился в гвоздь программы. К этой роли он привычен, поэтому чем больше ему уделяют внимания, тем более раскованным он становится. Чем больше прожекторов, тем меньше теней, так ведь?
Роберта тоже чувствует себя лучше всего, когда Кэм находится в центре внимания. Вьётся вокруг него, словно ночная бабочка вокруг свечи. Интересно, она имеет хоть малейшее представление, насколько ему противно всё то, за что она стоит? Самое странное, он даже толком не знает, за что же стоит Роберта, и от этого его презрение только растёт.
— Кэм. — Она доверительно берёт его под локоток и ведёт к человеку в форме, который явно сам ни к кому подходить не собирается. — Это генерал Эдвард Бодекер.
Кэм пожимает протянутую ладонь и отвешивает вежливый поклон:
— Это большая честь, сэр.
— Взаимно, — отвечает генерал. — Я как раз спрашивал мисс Грисволд, не подумываете ли вы о карьере военного.
— Я не отметаю никаких возможностей, сэр, — уклончиво отвечает Кэм. Это его любимый не-ответ.
— Отлично. Таким блестящим молодым людям, как вы, у нас нашлось бы широкое применение.
— Вот только, сэр, есть одна проблема: «таких, как я» молодых людей нет.
И генерал добродушно смеётся, отечески похлопывая Кэма по плечу.
Напряжённость, царящая в помещении ещё несколько минут назад, полностью растаяла. Похоже, Кэм правильно выбрал себе врага, потому что он вдруг обзавёлся множеством друзей.
4 • Ночной продавец
Это просто зараза, чёрная гниль, выедающая мир изнутри. Хлопатели! Проклятые хлопатели. Как собак нерезанных. Чума на их головы!
Продавцу магазина 7-Eleven на Палм-Дезерт-драйв в ночную смену нечем особенно заниматься, кроме как бесконечно раздумывать о собственной уже не молодой жизни, о современном мире, о жёлтых газетёнках, которые помимо сказок о пришельцах и призраках мёртвых знаменитостей обожают печатать репортажи об очередных терактах хлопателей. Вот вам кровища, вот размазанные кишки — всё ради того, чтобы развлечь и ублажить читателя. Там взорвали офисное здание, там подняли на воздух ресторан... Последнюю свою атаку хлопатели провели на какой-то дурацкий спортивный клуб, чтоб им пусто было! Просто завалили в здание, как к себе домой, и здрасте-пожалста — ба-бах! У бедняг, накачивающих себе там мясцо, ни единого шанса не было. Когда кругом, словно шрапнель, летают свинцовые гантели и тяжеленные диски, далеко не ушлёпаешь.
В 2:15 ночи в магазин забегает покупатель, берёт банку энергетического напитка и пакетик жвачки. Тёмная личность. Хотя опять же — кто бы ни нарисовался в 7-Eleven посреди ночи, все выглядят подозрительно; наверняка каждый мог бы о себе такого порассказать, что и слушать не захочешь.
Тёмная личность замечает таблоид, который читает продавец.
— Во психи, а? Хлопатели. И откуда они берутся на нашу голову?
— Не знаю, откуда берутся, но знаю, куда отправляются, — ворчит продавец. — Взять бы всех этих хлопателей и беглых расплётов, а заодно и дикарей, посадить в самолёт да и грохнуть об землю.
Он думал, что нашёл благодарного слушателя, но покупатель смотрит на него в потрясении:
— Так прямо и всех? Постойте-ка, а разве в озеро Солтон не упал недели две тому назад самолёт с беглыми расплётами?
— И слава Богу! Жаль, меня там не было, вот бы я полюбовался. — Наступает неловкая пауза. — С вас пять долларов шестьдесят пять центов.
Покупатель платит, но демонстративно, не сводя с продавца холодного взгляда, опускает всю сдачу в жестянку с надписью «В Фонд помощи беспризорным». «Фонд» призван помочь «дикарям» определиться в жизни, прежде чем их жалкие задницы угодят на расплетение. Ночному продавцу эта благотворительность как нож в сердце, но политика компании предписывает держать жестянку на прилавке.
Покупатель уходит, и теперь мысли продавца текут в новом направлении. Развелось сердобольных, чтоб их... С расплётами надо покруче, а эти добрячки, видите ли, не желают! Достали уже всякими исследованиями общественного мнения. «Надлежит ли нам выделить дальнейшие надцать миллиардов долларов на постройку новых заготовительных лагерей? Да или нет?» «Разрешить ли частичное расплетение и медленное поэтапное разделение? Да или нет?» Тьфу ты, даже конституционность Параграфа-17 и ту поставили под вопрос!
И поскольку мнения граждан по поводу расплетения разделились поровну, всё теперь зависит от тех 30%, у которых либо нет никакого мнения, либо не хватает смелости его высказать. «Массы-шмассы вонючие» — так называет их ночной продавец. Мозгляки, неспособные выбрать правильную сторону. Если все эти радетели за природу и защитники прав «дикарей» возьмут верх над разумными людьми, то весь законный порядок с расплетением покатится под откос, и что тогда? Что, я вас спрашиваю?!
В 2:29 в магазин заходит женщина, у которой под глазами багажа больше, чем в её битком набитом драндулете, покупает чипсы и суёт продавцу под нос разрешение от врача на пачку «Кэмела».
— На здоровье, — желает продавец, обслужив покупательницу.
— Да какое там здоровье...
Ржавый «фольксваген» выстреливает выхлопной трубой и отъезжает, изрыгая густые клубы синего дыма — завонял весь магазин. Некоторых следует расплетать хотя бы для того, чтобы защитить окружающую среду! Продавец ухмыляется: эк куда его занесло — в охрану окружающей среды! Тоже мне, ещё один радетель за природу объявился.
Становится непривычно тихо. Только сверчки сверчат, да изредка раздаётся шум проезжающего мимо автомобиля. Обычно продавец любит, когда в магазине пусто, но сегодня ночью тишина уж больно напряжённая. Интуиция у ночного продавца развилась будь здоров, и он щупает рукой под прилавком — вот он, его верный обрез, наготове. Вообще-то, оружия ему не полагается, но имеет же человек право постоять за себя в случае чего.
И вот в 3:02 в 7-Eleven откуда ни возьмись врывается целая банда «дикарей». Десятки и десятки налетают, точно саранча, гребут с полок всё подряд. Продавец тянется за ружьём, но прежде чем он успевает схватить его, ему в лицо уже смотрит дуло, потом ещё одно и ещё. В него целятся трое из этих сорвиголов.
— Руки! И чтоб я их видела! — требует одна из троицы — высоченная деваха с причёской ёжиком и мужичьими плечами. Крутая баба. Такая отшибёт башку и не задумается. И всё же продавец отвечает: