— Мы летим к морю Хуулмере, к Великому Древу Га'Хуула, — ответил Сорен.
— Вот как? — с плохо скрытой насмешкой протянула самка. — Как интересно!
— Видишь, мамочка, — пропищал совенок. — Я тебе столько раз говорил про это место! Давай тоже туда полетим?
— Какие глупости, мой мальчик! Ты отлично знаешь, как мы с отцом относимся к таким нелепым выдумкам.
Совенок пристыженно втянул голову в плечи.
— Это не выдумки! — твердо заявила Гильфи.
— Ну не станете же вы утверждать, что говорите серьезно! — воскликнул отец семейства. — Это всего-навсего красивая сказка, так сказать, легенда.
— Вот что я вам скажу, юные птицы, — заявила совиха, которая с каждой минутой все сильнее раздражала Сорена. — Нет никакого проку верить в то, что нельзя увидеть, потрогать или почувствовать! Все это глупости и пустая трата времени. Судя по состоянию ваших маховых перьев, не говоря уже о когтях, я поняла, что вы либо улетели из дома, либо осиротели. Иначе с какой стати вы очутились бы в небе в столь неподходящее время? Мудрое родительское слово предостерегло бы вас от дневных перелетов. Я сама мать, поэтому скажу прямо — вы позорите своих родителей. А ведь вы из хороших семей, — прибавила она, выразительно взглянув на Сорена.
Тот чуть не лопнул от злости. Откуда ей знать, что сказали бы их родители? Она же видит их в первый раз! Как она смеет эта масковая сова утверждать, будто они позорят свои семьи?!
И тут из глубины дупла прозвучал тихий, шипящий голосок:
— Лично мне стыдно за тех, кто слеп, имея глаза! — Разумеется, это была миссис Плитивер, которая выползла на середину дупла. — Хотя видеть, имея глаза, — это так просто!
— О чем это она толкует? — растерялся отец семейства.
— Поневоле пожалеешь о добрых старых временах, когда слуги выполняли свои обязанности и помалкивали! — поддакнула его женушка. — Подумать только, какая-то служанка, а что себе позволяет!
— Вы совершенно правы, — кивнула миссис Плитивер. — С вашего позволения, я еще не закончила. — Она уютно свернулась в кольцо и повернула головку к Сорену.
— Разумеется, миссис Плитивер! Продолжайте.
— Вы правы, я всего лишь слепая змея, но это не мешает мне видеть лучше вас! — С этими словами миссис Пи резко повернулась к ошарашенной матери семейства, так что всем показалось, будто змея смотрит ей прямо в глаза своими крошечными пустыми впадинами. — Видеть глазами — что может быть проще? Я же вижу всем своим телом — кожей, костями, извивами позвоночника. В промежутке между двумя ударами своего медлительного сердца я успеваю почувствовать весь мир, что простирается подо мной и надо мной. Я знаю Тамо. Да-да, я узнала его задолго до того, как сама поднялась в небеса. Но и пребывая на земле, я ни на миг не сомневалась в его существовании. Вы, мадам, справедливо назвали бы меня безмозглой дурой, если бы я отрицала существование неба лишь на том основании, что не могу ни увидеть его, ни подняться к облакам! Это ваша собственная глупость позволяет вам отрицать существование Великого Древа Га'Хуула!
— Что?! Неужели я не ослышалась? — ахнула масковая сипуха и недоверчиво вылупилась на своего супруга. — Эта… эта… она назвала меня дурой!
Но миссис Плитивер не обратила на нее никакого внимания.
— Небо существует не только для птиц, его бытие не исчерпывается жизнью птичьих перьев, костей и крови. Небо становится Тамо для всех живых существ, способных освободить свои сердца и разум для подлинного чувства и настоящего знания. И зов Тамо звучит на всех языках, и обращается оно ко всем нам, как бы мы его не называли — небо или глаумора*[1]. Хотя существуют и такие, кому было бы полезно потерять глаза, чтобы обрести зрение, — закончила миссис Плитивер и, изящно наклонив головку, снова уползла в темный угол.
В дупле воцарилась потрясенная тишина.
Остаток дня друзья провели в дупле, дожидаясь сумерек.
— Больше никаких полетов при свете дня, — просвистела миссис Плитивер, сворачиваясь в перьях на спине Сорена. — Договорились?
— Договорились, — хором ответили совята.
Они летели вдоль границы лесного царства Тито, где родился и вырос Сорен. Он старался не подавать виду и махал крыльями с особым старанием, но миссис Плитивер чувствовала непривычную сдержанность своего любимца. Он был странно молчалив, не принимая участия в беззаботной болтовне остальных. Старая змея догадывалась, что Сорен думает о родителях, о своей исчезнувшей семье, о любимой младшей сестре Эглантине. Совенок давно смирился с мыслью, что больше никогда не увидит родных. Миссис Плитивер всей кожей чувствовала его боль, боль, которую трудно было выразить словами. Как-то, спустя некоторое время после их неожиданной встречи, Сорен признался миссис Пи, что ему постоянно кажется, будто в желудке у него появилась дыра, и что дыра эта последнее время стала потихоньку затягиваться. Но миссис Плитивер знала, что, несмотря на наложенную заплату, дыра по-прежнему была на месте.
Когда звезды стали бледнеть, друзья принялись искать место для ночлега. Гильфи первая заметила старый платан, серебрившийся в лунном свете. Несколько ночей назад луна пошла на ущерб, и теперь с каждой ночью она таяла, готовясь к полному исчезновению перед новым полнолунием.
ГЛАВА II
Гостеприимство пепельных сов
— Конечно, милый! Я тоже слышала об этом, но понимаете, это всего-навсего сказка, легенда.
— Ну, не совсем так, Сладенькая, — прогудел самец.
В старом платане оказалось просторное и чистое дупло, где обитала дружная и гостеприимная семья пепельных сов. Эти совы были гораздо приятнее масковых. Они были ужасно милыми — и ужасно скучными. Друг друга они называли Сладенькая и Слатенький. Они ни разу не произнесли ни единого грубого слова. Все у них было превосходно. Дети их давно выросли и жили своими семьями.
— Прошло уже больше года, с тех пор как они выпорхнули из родительского гнездышка, — пояснил Слатенький. — Но кто знает, может быть весной Сладенькая подарит мне новый выводок! А если нет, ничего страшного, нам ведь так хорошо вдвоем, правда?
И они принялись нежно перебирать друг другу перышки.
Вообще-то Сладенькая и Слатенький только и делали, что ухаживали друг за другом. Они беспрестанно чистили перышки друг другу, отрываясь от этого занятия лишь на время охоты. Честно говоря, как хищники они были гораздо интереснее, чем как собеседники. Однако стоит отдать им должное — по части охоты им не было равных, и Сорен был вынужден признать, что никогда в жизни так хорошо не ужинал. Сумрак заранее предупредил друзей, чтобы они были настороже, ибо пепельные сипухи относятся к редкому виду сов, которые могут охотиться не только на земле, но и на деревьях.
Этой ночью нежные супруги угощали своих гостей тремя опоссумами, которых они называли сахарными летягами. Признаться, друзья никогда еще не пробовали такого нежного и сладкого мяса. Может быть, из-за подобной пищи супруги и стали называть себя Сладенькой и Слатеньким, просто от переедания сладкого. Кто знает, вдруг питание сахарными летягами размягчает мозг и превращает речь в сплошное сюсюканье?
Когда Соренууже показалось, что он вот-вот спятит от умильного воркования гостеприимных хозяев, пепельные совы вдруг сменили тему и принялись занудно рассуждать о возможности существования Великого Древа Га'Хуула.
— Что ты, Слатенький, имеешь в виду, когда говоришь «не совсем так»? — лопотала хозяйка дома. — Скажи, это все-таки легенда или правда? Настоящая правда?
— Видишь ли, Сладенькая, я слышал, что этот остров существует, просто он невидим!
— Разве это просто — быть невидимым? — удивилась Гильфи.
— Вот так шутка! Что за бойкая малютка! Хоо-хоо, хуу-хуу, — покатились со смеху пепельные совы. — Она так похожа на нашего Тибби, правда, Слатенький?
И они снова заухали, заохали и принялись нежно перебирать друг другу перышки. Но Сорен сразу понял, что Гильфи задала очень правильный вопрос. В самом деле, разве просто быть невидимым?
— Вот что, молодежь, — отсмеявшись, заговорил Слатенький, — разумеется, это совсем непросто. Так или иначе, птицы говорят, что Великое Древо Га'Хуула невидимо. Оно растет на острове посреди огромного моря, которое называется Хуулмере, и своими размерами может соперничать с океаном. Это море всегда подернуто густым туманом, сам остров опушен ветрами, а Древо Га'Хуула постоянно окутано дымкой.
— Значит, оно на самом деле никакое не невидимое? — уточнил Сумрак. — Это просто так кажется — из-за погоды?
— Не совсем, — захихикал Слатенький, и Сумрак непонимающе склонил голову набок. — Говорят, что для некоторых туман рассеивается, ветра успокаиваются, а дымка тает.
— Для некоторых? — воскликнула Гильфи. — Для кого?
— Для тех, кто верит. — Слатенький помолчал, а потом недоверчиво фыркнул. — В этом-то все и дело! О самом главном они, как всегда, умалчивают! Что значит — верят? Во что верят? Вы понимаете? В этом-то все и дело! Красивыми сказками не наполнишь живот и не задашь работу желудку. Уж поверьте моему слову, юнцы… Все это пустые разговоры! Вот сахарные летяги, жирные крысы и сочные полевки — другое дело.
При этих словах Сладенькая одобрительно закивала, а Слатенький, пододвинувшись к подруге, снова принялся нежно чистить ей перышки.
Сорен зажмурился. Даже если бы он умирал с голоду, он все равно назвал бы эту семейку самыми скучными птицами на свете!
В конце дня, когда они улеглись вздремнуть перед наступлением Первой Тьмы, Гильфи сонно пошевелилась и окликнула Сорена.
— Ты не спишь?
— Нет. Я думаю о море Хуулмере.
— Я тоже жду не дождусь, когда его увижу. Но я не об этом. Знаешь, о чем я думаю?
— О чем?
— Вот скажи, Зана с Громом любят друг друга также, как Слатенький со Сладенькой?
Зана с Громом были белоголовыми орлами, которые пришли на помощь совятам во время битвы в пустыне, когда жестокие воины Сант-Эголиуса напали на Копушу. Эти орлы действительно нежно любили друг друга. Зана была немой — она потеряла язык во время предыдущей такой битвы.
«Хороший вопрос», — подумал Сорен. Его родители тоже никогда не вели себя, как Слатенький со Сладенькой. Он не помнил, чтобы они часами перебирали друг другу перышки или называли друг друга всякими идиотскими именами. Но разве это означало, что они не любили друг друга?
— Не знаю, — ответил он. — В любви все так сложно… Вот ты, например, можешь представить, что у тебя когда-нибудь будет друг? И какой он будет?
Последовало долгое молчание.
— Честно говоря, нет, — призналась Гильфи. Сумрак шумно завозился во сне.
— Мне кажется, я больше никогда в рот не возьму сахарных летяг, — тихо прошептал Копуша. — Они до сих пор во мне летают.
С первой тьмой совята покинули гостеприимный платан, сердечно попрощавшись с пепельными совами.
Вглядываясь в темный лес, друзья сидели на высокой ветке, откуда открывался отличный вид на долину, и пытались разглядеть на ней хоть какой-нибудь ручей. Всем известно, что ручей впадает в реку, а река эта при определенном везении может оказаться той самой рекой Хуул, что впадает в море Хуулмере.
— Как это они в тебе летают? — переспросил Сорен, живо представив себе, как летяги носятся взад-вперед по животу Копуши.
— Это просто такое выражение. Мой папа всегда так говорил, когда ел сороконожек, — вздохнул Копуша. — А мама ему отвечала: «Что же ты хочешь? Наелся до отвала вертлявых многоножек, вот они и бегают у тебя в животе!»
Гильфи и Сорен с Сумраком весело захохотали, а Копуша снова вздохнул.
— Моя мама была такая веселая! Если бы вы знали, как я скучаю по ее шуткам!
— Выше клюв, — сказала Гильфи. — Все будет хорошо.
— Здесь все такое непривычное. Мне неуютно и совсем не нравится жить в деревьях! Я же все-таки пещерная сова. Мы живем в норах, в пустыне. И вообще, я не привык охотиться на тех, кто скачет по деревьям и порхает по веткам! Я бы все отдал за кусочек змеи или какого-нибудь другого существа, что ползает по песку. Ой, простите пожалуйста, миссис Плитивер! Я не хотел…
— Не стоит извиняться, Копуша. Большинство сов ест змей, правда, не слепых — ведь мы как-никак чистим их дупла — но остальных кушают с аппетитом. Родители Сорена были особенно деликатны, поэтому, из уважения ко мне, вообще отказались от употребления моих сородичей.
Сумрак вспорхнул на ветку повыше, стараясь разглядеть ручей, который мог бы привести их к реке.
— Неужели он всерьез рассчитывает разглядеть что-нибудь в таком мраке? Это невозможно даже при его остром зрении, — прошептала Гильфи. — Разве можно увидеть ручеек в темном лесу?
И вдруг Сорен склонил голову — сначала в одну сторону, потом в другую.
— Что такое? — всполошился Копуша.
— Слышишь что-нибудь? — Слетев вниз, Сумрак опустился на тоненькую ветку, которая угрожающе прогнулась под его весом.
— Тихо! — шикнул Сорен.
Все замолчали и во все глаза уставились на амбарного совенка, который стал часто наклонять голову и короткими движениями быстро-быстро поворачивать ее в разные стороны. Наконец он что-то расслышал.
— Вон там ручеек. Я его слышу. Довольно мелкий, но я слышу, как он выбегает из камышей и несется по камням.
Сипухи недаром славятся своим исключительным слухом. Сокращая и расслабляя мышцы лицевого диска, они умеют точно устанавливать источник любого звука, улавливая его своими расположенными на разных уровнях ушами. Друзья хорошо знали о необычных способностях Сорена, но не уставали восхищаться ими.
— Полетели! Я поведу, — скомандовал Сорен.
Это был редчайший случай, когда компанию возглавлял кто-то другой, кроме Сумрака.
Сорен летел, не переставая вертеть головой, чтобы не потерять звук плеска далекой воды. Через несколько минут друзья увидели ручеек, который вскоре превратился в быстрый полноводный ручей. К рассвету ручей обернулся рекой Хуул.
— Великолепная триангуляция! — воскликнула Гильфи. — Просто превосходная! Ты прирожденный навигатор, Сорен.
— Что она хотела сказать? — тихонько переспросил Копуша.
— Просто поблагодарила Сорена, что привел нас сюда, — ворчливо буркнул Сумрак. — Ты же знаешь, эта маленькая сова обожает длинные слова!
Однако было ясно, что и самолюбивая неясыть не на шутку восхищена лоцманскими качествами Сорена.
— И что нам теперь делать? — спросил Копуша.
— Лететь вдоль течения реки до моря Хуулмере, — ответил Сумрак. — Вперед! У нас еще несколько часов до рассвета.
— Что? Снова лететь? — простонал Копуша.
— А ты чего хотел? Идти пешком? — огрызнулся Сумрак.
— Я бы не возражал! И вообще, у меня крылья отваливаются. И рана тут ни при чем, потому что она почти зажила. Я просто устал.
Трое друзей уныло уставились на Копушу. Усевшись на ветку ближайшего дерева Гильфи внимательно посмотрела на пещерного совенка.
— Крылья не могут отвалиться. Это невозможно.
— А мои могут! — взвизгнул Копуша. — Неужели нельзя немного передохнуть?
Пещерные совы, к которым относился Копуша, отличные бегуны. Они могут не только кружить над пустыней, но и благодаря своим длинным голым лапам, проворно нестись по ней. Зато в летных качествах пещерные совы сильно уступают остальным своим сородичам.
— Ладно, вообще-то я проголодался, — согласился Сорен. — Давайте посмотрим, есть ли тут какая-нибудь дичь.
— Только не сахарные летяги! — немедленно заявил Копуша.
ГЛАВА III
Песня Сумрака
Они сидели в дупле большой ели и ужинали полевками, которых раздобыл Сорен.
— Вот вкуснота-то, особенно после сахарных летяг, — радовалась Гильфи.
— М-ммм, — восхищенно пощелкал клювом Копуша.
— Как вы думаете, какое оно — Великое Древо Га'Хуула? — мечтательно поинтересовался Сорен, не замечая крошечного мышиного хвостика, свисавшего из его клюва.
— Во всяком случае, оно не имеет ничего общего с каньоном Сант-Эголиус, — хмыкнула Гильфи.
— Как вы думаете, они там знают о Сант-Эголиусе? О бандитских налетах, о похищении яиц и о…, — замялся Сорен.