«Вам повезло», - сказал он еще тогда, четыре часа назад, в неторопливо ползущей сквозь пробку машине «Скорой», снимая и протирая тряпочкой свои очки. Впрочем, ограничиться этим нелогичным утверждением было бы как-то не по-горячевски. «Вы читали Кастанеду?» - неожиданно спросил он. Валуйский, которому как раз бинтовали спину, отчего он был похож на полуразмотанную мумию, отрицательно покачал головой, а Скрипка удивленно кивнул.
- У дона Хуана есть чудные слова, которые мне всегда нравились: «В любой ситуации воин должен действовать безупречно», - поучительно сказал им Горячев, надевая очки и окончательно становясь похожим на университетского профессора. - Вы действовали безупречно, и поэтому вам повезло, вот что я хотел сказать. До удара газового баллона об асфальт и взрыва у вас было от силы секунды четыре. За это время вы успели заметить опасность, идущую с неожиданной стороны, и посильно защититься от нее.
- Я его видел, - невпопад ответил Валуйский, мотая головой. - Я видел гада, Николай Васильевич. Там, на крыше, когда он бросал баллон. Волосы темные, в жилетке, что всякие коммунальщики носят, цвет еще такой желто-зеленый, не помню, как называется...
- Салатовый, - слабым голосом подсказал Скрипка и истерически захихикал. Горячев успокаивающе похлопал его по руке. Наверное, подумал, что шок...
- ...Баро, ты нормально?
- Да, нормально, - открыл глаза Скрипка. - Уже иду.
Он поднялся с пуфика и прошел вслед за Алей в рабочую комнату.
Весь отдел «Т.О.Р.» был, кажется, в сборе. Горячев нахохлился за своим ноутбуком, посверкивая очками. Краснов за столом совершал какие-то сложные манипуляции с несколькими карандашами, скотчем и устрашающего вида ножом. Забинтованный Валуйский спал на диване младенческим сном, держа за руку Лену Марченко. Аля прошла на свое привычное место под форточкой и чиркнула зажигалкой, закуривая.
- Вот все и в сборе, - констатировал Краснов. - Только Марины нет, но она в поле, ищет нашу девочку-потеряшку. Сейчас начнем, еще две минуты. Сергей, если не сложно, помоги.
Скрипка подошел к Ярославу, с интересом глядя на лежавшие перед ним предметы. Тут были пять карандашей, которые экстрасенс заточил до неправдоподобной остроты, здоровенный складной нож с характерными следами грифеля на лезвии, моток канцелярского скотча и немалых размеров лист девственно-чистой бумаги.
- Что это вы задумали, Князь? - с интересом спросил Скрипка.
- Импровизирую, - пожал плечами Краснов, отматывая кусок скотча. - Бери ножик, юный падаван, сейчас я покажу тебе правильную сторону Силы.
- Вы меня пугаете, - буркнул Скрипка, но нож, тем не менее, взял.
Краснов приложил один из карандашей к указательному пальцу левой руки, придерживая большим. Аккуратно, в три витка, примотал его скотчем.
- Режь, - кратко велел он Сергею, кивая на свою руку.
- Скотч? - на всякий случай уточнил Скрипка.
- Нет, вены, - фыркнул Ярослав. - Скотч, ясное дело.
Скрипка перерезал скотч, и процедура повторилась со всеми пальцами левой руки Краснова по очереди.
- Прекрасно, - одобрил Ярослав, пошевелив всеми пятью карандашами по очереди. - Сергей, бери бумагу, и пойдем к Игорю. Еще столик подтащи к дивану, будь добр.
Скрипка выполнил, что просили. В результате рядом с безмятежно спящим Валуйским очутился журнальный столик с расстеленным листом бумаги, а в изголовье дивана сел сосредоточенный Краснов с карандашами, примотанными к пальцам.
- Я, конечно, всё понимаю, - нервно сказала Лена, сжимая руку Игоря. - Но что-то больно вы, Ярослав Олегович, на Фредди Крюгера смахиваете. А я, знаете ли, за Игоря беспокоюсь.
- Ценю хорошую шутку, - ровно сказал Краснов, кладя правую, свободную, ладонь на лоб Валуйского. - Тем более, параллели действительно налицо. Но можешь не беспокоиться, никто не пострадает... наверное.
Он длинно выдохнул, закрыв глаза и громко сказал:
- Так, граждане. Смертельный номер, слабонервным не смотреть, сильно нервным лучше вообще покинуть помещение. А если серьезно — то я прошу всех некоторое время посидеть тихо, потому как дело новое, неосвоенное, на голых интуиции с импровизацией. Может потребоваться какое-то время... хотя нет, не потребуется, уже поперло, каже...
Он замолчал на полуслове, медленно повел головой сначала вправо, затем влево. Глазные яблоки под закрытыми веками двигались хаотично. Скрипка лишь мысленно присвистнул. Так быстро, буквально за несколько секунд, входить в транс у него не получалось и на самой мощной «волне».
Краснов вытянул левую руку с карандашами вбок, над столиком. Валуйский беспокойно зашевелился, и Лена почти беззвучно принялась его успокаивать и гладить.
Левая рука Краснова затряслась, сначала крупной дрожью, потом всё мельче и мельче, почти неразличимо. Валуйский на диване метался и дергался — кажется, ему снилось что-то совсем нехорошее. Тихо и плавно, каким-то невероятно изящным движением, Краснов опустил трясущуюся руку вниз, на бумагу.
Это был действительно «смертельный номер». Скрипка, открыв рот, смотрел, как мельчайшие движения пальцев с привязанными к ним карандашами превращают белую поверхность в испещренный пятнами фон. Краснов рисовал не последовательно, как делают художники — овал превращается в схематичное лицо, лицо постепенно обрастает подробностями — он, скорее, передавал стоящую перед его внутренним взглядом фотографию. Судорожные подергивания пяти карандашей сразу с какой-то нечеловеческой точностью воспроизводили картинку целиком.
Вот край газового баллона с полустершейся надписью «Пропан». Вот разлетевшиеся на ветру волосы, вот часть щеки, вот ограда крыши. Рука снова идет вверх, чуть сдвинувшись вправо, и снова — волосы, щека и нос, тонкие губы, заросший щетиной подбородок, шея, край толстовки с толстым шнуром, к концу которого привязан крупный «колокольчик»... Сергей скривился — всё-таки его «манекены»-расклейщики не были обострением паранойи.
Валуйский на диване вдруг перестал метаться и обмяк. Лена испуганно ойкнула и посмотрела на Краснова. Но всё, кажется, было в порядке, просто кончилось «рабочее время»: экстрасенс открыл глаза и устало откинулся на диван. С удивлением взглянул сначала на сточенные почти до деревяшек карандаши у себя на пальцах, потом — на рисунок.
На рисунок, к слову, получившееся походило мало. Скорее — на большую черно-белую фотографию или, что вернее, на картину в жанре гиперреализма. Во весь лист формата А3 на зрителя глядело очень неприятное и даже пугающее лицо. Лицо убийцы, швыряющего газовый баллон с крыши.
- Эпическое полотно «Воплощение смерти Сергея Скрипки», - криво усмехнулся Сергей. - Сожгите, пожалуйста, эту дрянь, как станет больше не нужна. Смотреть на него физически неприятно, согласитесь? Настолько омерзительная рожа, просто невероятно. Его бы такого первый же полицейский патруль задержал.
- Да, странное лицо, - отрешенно пробормотал Краснов. - Но Игорь увидел именно так.
- С ним всё в порядке? - требовательно спросила Лена. - С Игорем? После ваших фреддикрюгерских вторжений к нему в сон?
- Да, всё в порядке, - заверил ее экстрасенс. - Сейчас он спит без сновидений, и ближайшие полчаса-час его из пушки не добудишься. И не надо, пусть отдыхает.
- Да-а, - протянул Горячев, вместе с Алей разглядывая получившийся рисунок. - Наши художники, что делают фотороботы, от зависти бы удавились. Но Сергей, кстати, прав: такого типа задержит первый же встречный патруль, какой бы там жилет на него не был надет. Такой, я бы сказал, инфернальной угрозой и агрессией от него веет, это что-то.
- Верное слово, очень верное - «инфернальной», - сухо согласилась цыганка, кладя обе руки на фоторобот. - Я вообще сомневаюсь, что человек это. Ой, неохота лезть, совсем неохота, но теперь ведь моя очередь, да, Ярослав?
- Да, - кивнул Краснов. - Сможешь сказать, что с ним и где он?
- Сейчас, - поморщилась Сочина. - Ох, спаси и сохрани, Господи. Ну, попробуем...
Она закрыла глаза и на какое-то время ушла в себя, лишь руки хаотично двигались по бумаге. Скрипка подошел поближе, готовый, в случае чего, подхватить цыганку — при контакте медиума с особенно злым «визитером» с Той Стороны его запросто могло отбросить или ударить о стену и даже об потолок. Сергею отчего-то крепко запали в голову слова Али - «я вообще сомневаюсь, человек ли это». В этом определенно был резон.
Сочина открыла глаза, помотала головой, приходя в себя.
- Ничего, - удивленно произнесла она. - Пусто. Этого человека нет. Вернее, он был раньше, но словно кончился. Но не умер, а как-то по-другому... словно куда-то ушел и дверь за собой закрыл.
- Сон? Кома? - задумчиво спросил Горячев.
- Нет, - помотала головой Аля. - И во сне, и в коме хотя бы малая часть сознания остается здесь, с нами, в этом мире. А этот словно бы выполз откуда-то из ада, а потом обратно в свой ад и уполз. И слава богу, очень мне не хотелось с ним контактировать...
- Я, кажется, знаю, кто это, - тихо сказала Скрипка.
- Расскажи нам, - ровно произнес Краснов.
- Это одержимый, - криво усмехнувшись, ответил Сергей. - Не «ловец волны» вроде меня, а настоящий, классический одержимый. Тот, кто вместо «волны» поймал себе в хозяева очень нехорошую сущность. Сейчас, на этом рисунке, мы видим лицо человека, одержимого злым духом — почти нечеловеческое лицо, Аля права. Но «хозяин» из таких людей может легко уходить и приходить в любой момент, они для него открытая калитка. Сейчас он ушел. И поэтому Аля и видит закрытую дверь. А человек, в котором гостит эта нечисть, скорее всего, выглядит совершенно безобидно.
- Прямое попадание, - оценил Краснов, закрыв глаза и словно бы к чему-то прислушиваясь. - Почти стопроцентно уверен: именно так дело и обстоит. Только, кажется, это еще далеко не всё... там дальше длинная нить, которую еще распутывать и распутывать, но это после... ну да ладно, «довлеет дневи злоба его».
- Роза, моя учительница, умеет работать с одержимыми, да и знает о них немало, - поделилась Аля. - Я бы посоветовалась с ней. Не в церковь же идти.
- А отчего бы и не в церковь, кстати? - спросил Скипка. - Экзорцизм, отчитка... в церкви целый институт изгнания бесов.
- Ну да, там их изгонят, - скептически повернула голову Сочина. - Может быть. Если привести им того, в кого вселились. А нам ведь надо его найти для начала. Просто Роза на моей памяти дважды находила таких людей на улицах и изгоняла из них «подселенцев» буквально за несколько минут. Такое умение могло бы нам помочь.
- Хорошо, - решившись, кивнул Горячев. - Это надолго?
- Наверное, нет, - пожала плечами Аля. - Два часа на машине. Миша отвезет.
- Съездите, Аля, - согласно кивнул Краснов. - Не повредит. А мы пока пошевелим мозгами.
- А можно и мне зелья, пока не уехали? - извиняющимся тоном попросил Скрипка. - А то Игорь так спит, прямо завидно.
- Конечно, - улыбнулась цыганка, сразу доставая флакончик откуда-то из вороха юбок. - Во сне организм быстрее всего восстанавливается. Тебе как раз очень нужно, и подействует сразу же. Ну-ка...
Она с ловкостью фокусника добыла словно из ниоткуда серебряную чарку, накапала туда из флакончика, развела чаем из стоявшей поблизости кружки Горячева.
- Пей, баро, - протянула чарку цыганка. - Сладких снов.
- Спасибо, - смущенно пробормотал Скрипка и выпил. Вкус оказался горький и древесно-вяжущий, словно кора дуба, но это сразу как-то ушло на второй план. Волна сонливости захлестнула его разом и унесла с собой.
Как он добирался до диванчика в комнате отдыха, запомнилось уже совсем смутно.
Глава 5.
Цыганский поселок Трефолево под Москвой изначально цыганским, конечно, не был. Просто как-то само собой вышло, что цыган там всегда было много — не киношно-кочевых из «Табор уходит в небо», а оседлых, имевших свои, пусть плохонькие, дома и хозяйства. Цыгане всегда стараются держаться вместе, вот и трефолевская община была на диво сплоченной, здесь друг за друга держались и стояли горой, в случае чего. А так как деревни в России сами по себе хиреют и старятся (молодежь разъезжается по городам, пожилых всё меньше, ну и повальный алкоголизм не очень-то способствует), да еще и учитывая шумную и многочисленную цыганскую братию в соседях — в общем, ничего удивительного нет в том, что Трефолево в конце двадцатого века превратилось в деревню, населенную цыганами целиком и полностью.
Здесь были свои законы и свои исполнители этих законов. Поселковую администрацию заменил дом барона, полицейские в Трефолево бывали редко — натянутые отношения с силами правопорядка у цыган, как видно, в крови.
Черный джип, хищными обводами похожий на акулу, осторожно переполз хлипкий горбатый мостик через речку Трефолевку. Это был короткий путь с трассы, который знали только свои, поэтому детей здесь не было. Возле поворота на поселок, который обозначен на всех картах и навигаторах, всегда играла ватага чумазых ребятишек — и о визите кого бы то ни было в поселке всегда узнавали раньше, чем он успевал доехать до первых домов.
- Коровины отстроились, - одобрительно прогудел Миша, кивая куда-то влево. - Два месяца назад сгорел дом почти дотла. Роман помогал, все помогали — вот и отстроились совсем, как вижу.
- Миш, я не знаю Коровиных, - покачала головой Аля. - Не забывай, я же тут была последний раз пятнадцать лет назад.
- Да, - легко согласился огромный цыган. - Всё забываю, что ты нечасто у нас бываешь. Но о тебе тут постоянно вспоминают.
История взаимоотношений Али Сочиной и цыган была совсем непростой. По крови она была русской с головы до пят, разве что черные, как вороново крыло, волосы создавали подобие специфической цыганской внешности. Как ей рассказывали, они достались ей от бабки — настоящей донской казачки. Впрочем, про свое настоящее происхождение Аля знала мало. Родилась она где-то в сибирской деревне, в многодетной семье. Из воспоминаний того периода в памяти остались лишь какие-то длинные бараки, в которых жили по несколько семей сразу, и диковинное слово «чудильник», обозначавшее такой барак; еще — огромная печь-титан, которую надо было заправлять снегом, чтобы она давала кипяток.
В возрасте четырех лет она потеряла свою семью. Под словом «потерять» в таких случаях подразумевают смерть, но Аля ее именно потеряла. И немалую роль в этом сыграли цыгане вообще и цыганский барон Джуро в частности.
Как много позже удалось узнать Але, дело обстояло так. В их населенном пункте не было поликлиники, да и вообще с квалифицированной врачебной помощью было совсем плохо. Ее маму изводили мигрени, от которых и сейчас-то толком не научились лечить. Что она только ни пробовала — и травяные настои, и припарки, и прочие средства народное медицины. Без толку. Вот и решила съездить в райцентр, показаться «настоящему» доктору. А поскольку маленькую Алю в тот день оставить дома было не с кем, прихватила ее с собой.
Не удовлетворившись беседой с врачом (он тоже не посоветовал ничего дельного – «нормализовать режим труда и отдыха»), мама Али, судя по всему, пребывала в дурном настроении. Ее можно было понять - нормализуешь тут, когда у тебя семеро по лавкам, и забот столько, что от беготни сердце из груди выскакивает! Оставив Алю сторожить вещи, женщина направилась через дорогу — купить билеты домой. И тут же на нее вылетела из-за поворота машина – огромная сияющая «Победа».
Всё, что Аля, подняв городские архивы, узнала о водителе «Победы», исчерпывалось безликой строчкой в протоколе: «гражданин Семенов А.Н.» Но этот Семенов оказался благородным человеком — что, впрочем, неудивительно, за просто так подобные автомобили не получали. Вполне могло оказаться, что ее маму случайно сбил герой войны или ударник социалистического труда.
В общем, гражданин Семенов А.Н., совершив наезд на пешехода Сочину, не смылся трусливо от греха подальше, а собственноручно погрузил находящуюся без сознания женщину в салон автомобиля и спешно повез в больницу. То, что она может быть не одна, в его благородную голову, как видно, не пришло.
Маленькая Аля, судя по всему, видела, как маму сбила огромная машина, и как незнакомый человек увез ее неведомо куда. Видимо, стресс оказался настолько силен, что в ее детской памяти не осталось вообще ни следа тех событий. Дальше она помнила уже только жизнь в таборе.
Да, так получилось, что замершую в горестном оцепенении девочку первой нашли бродившие по автовокзалу цыгане, и из города она уехала с группой бродяг, которая через несколько дней присоединилась к большому табору. Табору барона Джуро.