Вечерка улыбнулась печально так, но сказала:
– Не нравится мне то, что с тобой сделали, но сил моих тебе помочь не хватит. Ты видела Алатырь-камень, что под Мировым деревом лежит? Пойди к нему, прикоснись, может, что и изменится, а сейчас прости, занята я очень, солнце проводить должна.
– Спасибо, – сказала ей и направилась к Дереву.
Камень мне этот показывали тетушкии сказывали, что этот камень не простой, что сила в нем необыкновенная, а я еще удивилась: маленький такой камешек, что в нем такого необыкновенного?
Нашла камень, села возле него, и такой он мне красивый показался – белый, блестящий и так манит к себе, так потрогать его хочется. Присела я на траву и дотронулась до него, а он горячий такой оказался, попробовала поднять, а он хоть небольшой, а тяжелый. Потом вдруг стал на глазах увеличиваться – уже не камешек, а валун целый вырос. Чудеса. Смотрю на него, а рук не отнимаю, даже плечом привалилась. Тут глядь – из-под него ручеек пробиваться начал, чистый такой, веселый, журчит, плещется. Так и захотелось воды из него испить и умыться. Наклонилась, набрала воды в ладошки, плеснула в лицо и тут …. как будто пелена с глаз слетела, мир перевернулся, живым стал, почувствовала я его. И дерево почувствовала, и траву под ногами, и небо над головой, в которое подняться захотелось, полетать. Еще зачерпнула воды и глоточек выпила. Улыбнулась и поняла, что это опять я, такая, какая есть – со своими тараканами в голове, со своими проблемами и радостями, а не как кукла, «счастливая» дева, у которой два желания и одна извилина в голове. Сначала обрадовалась своему пробуждению, а потом обозлилась и на теток, и на Кота этого: зачем они меня заморачивали, ишь, игрушку нашли. Ножкой топнула – ну, ты у меня, интриган хвостатый, сейчас пожалеешь о песнях своих успокоительных – и пошла искать Кота.
Кот нашелся возле Дерева и они изволили на ночь откушать, а увидев меня, такую грозную, сметанкой своей любимой подавился. Сообразил, что лучше спрятаться, горшок бросил, взобрался на Дерево. Но я тоже умею по деревьям лазить, пусть не когти у меня, а только злость, но Кота я поймала за хвост, на землю сбросила, уселась на этого теленка сверху и прорычала:
– Сказывай, почто меня ополоуметь решили?
Кот замялся, пощады просить стал:
– Ну что ты, Лотточка, как это ополоуметь, мы тебя осчастливить хотели. Скажи, мало ли девушек мечтают в спокойствии и полном довольствии жизнь прожить? Чего тебе не хватало – песни тебе пели, сказки рассказывали? Спала, как сурок, на пуховой перинке, ела вкусно, чувствовала себя абсолютно здоровой, да и была такой – ни токсикоза, ни болей никаких, детки растут, ты родишь их в срок без боли и особых затруднений. Что тебя не устраивает? Да большинство будущих мам за такое счастье на край света пошли бы, а ты гневаешься. Чего тебе надо-то? Страдать, рефлексировать, о себе, неправильной, думать, кого из принцев больше любишь, размышлять, как залетела с первого раза и почему, да что от тебя боги хотят??? Или тебе в лесу на земле ночевать нравится больше, чем в тереме? Что не так, Лотточка, девочка наша?
Тут я призадумалась, Кот, конечно, во многом прав, жирую я тут немеряно, не ценю «заботу», только вот «овощем» быть не хочу, время зря терять не хочу, жизнь свою прожить хочу, а не в полусне сказки чужие слушать. Сказала об этом в довольно грубой форме Коту и строго так приказала:
– Рассказывай, прохвост, почто меня одурманили?
Кот отодвинулся от меня на всякий случай подальше, чихнул и пропел:
– Да, благими намерениями дорога в ад устлана, – и повторился. – Никто тебе зла, Лотточка, не хотел, только одно добро, чтобы отдохнула ты, чтобы мыслями не маялась, чтобы спала хорошо, чтобы детки росли здоровыми, ведь остров Буян – место силы особой.
Тут я возмутилась и добавила:
– Да еще тетушкам было с кем играться и кого залюбливать, не правда, что ли?
Кот опять вздохнул, картинно так, и потянулся.
– И это тоже, – согласился он.
И тут его как будто подменили, речь его изменилась, сюсюкать перестал и четко так произнес:
– Одной из многих причин была необходимость проверить тебя на устойчивость к магии внушения. Если то, что тебе предстоит делать, правда, то ты должна уметь не попадать под чужое влияние, как бы хороши и красивы не были произнесенные слова, критически смотреть на ситуацию, трезво анализировать и принимать решения на основе своих взглядов, а не навязанных. Поверь, в другом мире это особенно важно.
А потом опять расслабился и, зевнув, продолжил:
– А с тобой и я, Баюн, и тетки твои намагичили, вот ты и жила эту неделю, «тихо жизни радуясь», а теперь вот опять нервная и дерганая – тебе это не полезно.
– Ты мне зубы-то не заговаривай, что мне полезно – сама решать буду. А такой, какая есть, всяко лучше, чем «овощ». И скажи мне правду: это что, я, как бабка моя, оказалась бы на долгие годы, а то и насовсем, безвольной куклой, кабы Вечерка не посоветовала к Алатырь-камню сходить?
– Да нет, – вздохнул Кот, – ты же сама вопрос нужный ей задала, потому, что чувствовала – не так что-то, да и Алатырь-камень заглянул в самую твою душу и посчитал тебя достаточно сильной, открыл источник воды живой и позволил тебе умыться и напиться, а после этого очнуться от наваждения. Он не просто так пупом земли именуется, мудрость в нем изначальная хранится. Да и сама ты не кукла безвольная, сложно тебя сломить – дух твой мятежный, неспокойный да авантюрный рано или поздно все равно выдернул бы тебя из сна «счастья».
Я опять насела на Кота.
– Ты мне можешь, усатый прохвост, обещать, что больше меня осчастливливать с родственницами не будете, или мне улететь каким-нибудь образом надобно от родни заботливой куда глаза глядят, хоть море переплывать?
– Убечь-то тебе вряд ли удастся, но раз тебя сам Алатырь-камень приветил да живой водицы дал, никто на тебя больше повлиять не сможет. Вот только не пожалела бы ты об этом. Одумайся.
Я его причитания прервала и спросила:
– Рассказывай, зачем мне так нужно было на Буян попасть и что узнать, чему научиться? Ну же не тяни, и так неделю проспала.
– Ну, во-первых, – опять протянул Кот, – ты про родство свое должна была узнать. Не безродная ты, как видишь. Каждый должен свой род знать, безродный человек, как дерево без корней, а у тебя корни мощные, за такими тетушками не пропадешь. Научить они тебя должны разным премудростям, а я – попробовать рассказать более-менее вразумительно о жизни на другой планете, куда Михел с Лилит отправились, ты туда тоже должна отбыть.
– А почему попробовать рассказать? Что там за планета такая страшная, что как все, кто про нее говорят, сразу вздыхают?
– В том то и дело, Лотта, что сложно там все и запутано. Много, очень много зла и жестокости на ней, жуткая планета.
– Так зачем туда ехать, что я там забыла?
– Зачем ехать – не ко мне вопрос, у Макошь спросишь, а я и тетушка Гамаюн немного тебе про эту планету порассказываем.
Учеба
Утром я проснулась без ощущения поросячьего счастья в голове, но в добром здравии и с ясной головой. Отлично, значит, не обманул Кот Баюн, а то, что я выспавшаяся и в здравом уме – легче с тетушками разговаривать будет. Вот ведь не птицы они, а змеи оказались. Настроилась на серьезный разговор, надела сарафан и пошла завтракать.
Меня ждали и явно знали, что я тоже уже не в состоянии прострации.
– Ну что ж, – сурово так и печально посмотрела на меня Сирин. – Хотела без иллюзий жить – твое право, только не пожалела бы об этом. Иногда лучше на многое глаза закрыть и пребывать в святом неведении, чем увидеть истинный смысл вещей.
Осуждающе жалеющие взгляды тетушек нисколько не повлияли на аппетит, я откушала с огромным удовольствием поставленные пользительные для меня блюда и в конце сказала:
– Спасибо за пищу и очень прошу – научите, дайте мне знания, которые нужны на Первой Земле. Ведь Макошь советовала мне сюда съездить не только для того, чтобы мы обзнакомились, а чтобы вы меня кое в чем просветили. Я, конечно, за прошлую неделю отдохнула благодаря вам, набралась сил, подуспокоилась, насколько это возможно, а теперь мне нужно узнать многое. Вы ведь мне поможете?
Алконост просто взмахнула крыльями и закрыла ими лицо.
– Ты все-таки собралась выполнить то непонятное задание, что собирается поручить тебе Макошь.
Она начала картинно заламывать руки и при этом хлопать крыльями.
«А неудобно, наверно, постоянно две пары верхних конечностей иметь, – как всегда не вовремя возникла мысль в голове. – Хорошо, у меня крылья спрятаться могут и не мешают жить, а у них вот так всегда – и крылья хлопают, и руки машут».
Тут я вспомнила про свои крылья. «Интересно, почему мои крылья как-то давно не появляются, – опять пронеслось в голове, – они тут не атрофировались? Вдруг я здесь бескрылая особь?»
Ужас о потере крыльев, видимо, отразился на моем лице. Потому что Сирин сочла это за проявление моего понимания сложности ситуации, смягчилась и пропела:
– Не волнуйся, мы рады, что ты сознаешь всю ответственность служения Макошь и, если все-таки передумаешь ввязываться в ее авантюру, можешь спокойно оставаться на Буяне, тут боги не имеют власти.
– Не суетись, Сирин, – пробормотала довольно невнятно, как она обычно вещала, Гамаюн. – Тут дело в пророчестве, в пророчестве.
У нее закатились глаза, голова откинулась назад, крылья обвисли, как тряпочки, губы посинели, и страшно как-то стало.
– Дева осени проклятая. Похожая и непохожая. Страшная и прекрасная, любимая двумя и носящая двух, придет и заберет нужных, спасет от ярости нового потопа, что не водой пройдет по миру, а огнем ненависти.
– Ей не уйти от него, и это о ней, вижу, вижу, – продолжала вещать Гамаюн в непонятном экстазе. – Время исполнилось, путь открылся, в огне гибели одного возникает росток второго, маленький, но зеленый.
Тут, слава богам, глаза у нее стали нормальными, крылья обрели силу, и она захлопала ими вполне живенько. Потом отрешенно обвела всех взглядом и сказала:
– Мы не можем ее удержать тут, в пророчестве говорится именно о ней. Дева Осени – это, скорей всего, она, и тут не только прихоть Макошь, а и Его решение. Мы не можем противиться и должны помочь в осуществлении.
Тут она вздохнула и печально так сказала:
– Это о тебе.
– Почему это, при чем тут я? – очень сильно не хотелось быть причастной ни к какому пророчеству.
– Что тут непонятного? Родилась ты осенью – Дева осени, значит. Прокляли тебя в детстве. Ты внешне удивительно похожа на бабку и мать и совсем не похожа на них по характеру. Была уродливой внешне до снятия проклятья, но все нелюди видели тебя прекрасной. Ну, а то, что любят тебя двое принцев и ты беременна двумя детьми, вообще можно не объяснять. А вот остальная часть пророчества – это точно к Макошь.
– Ну почему я, что со мной не так? Я обычная и ничего особенного не хочу.
– Все в тебе как-то не так, как положено. В сказках герои идут на подвиги, сражаются с драконами, спасают принцесс, а потом на них женятся, все живут долго, счастливо и спокойно, растят детей и пишут сказания или о них пишут сказания, про их славные подвиги. А ты, Лотта, принцев от невест спасала, с драконом дружбу завела, Кощею бессмертному помощь оказала, и хоть проклятье с тебя сняли, и претендентов на руку и сердце сразу два оказалась, и оба красавца, а от любви сбежала, под венец не пошла, даже между двумя принцами выбор до конца не сделала.
Внутренний голос огрызнулся: «Выбрала я, чего уж там, вот только выбор этот в моей жизни пока ничего пока не меняет». А тетка дальше говорила:
– Детей вот зачали, а вместо того, чтобы на перине пуховой с мужем под боком по утрам просыпаться, на сырой земле спала, а главное – с детьми нерождёнными в другой мир должна отправиться и подвиги там совершать, да еще непонятно какие. Неправильная ты героиня для сказки, неправильная.
– Какая есть, и не героиня я вовсе. А про другой мир поподробнее бы и про подвиги тоже, я на них вроде бы не подписывалась. И что там за пророчество? И вообще – непонятно, что от меня кто хочет.
– Учить нам с сестрами тебя придется уму-разуму, Лотта. А вот как за такой короткий срок уложиться – не знаю.
– А чему учить меня будете? – тут меня такое любопытство взяло, что аж подскочила.
– Не торопыжничай. Тому, о чем простой смертный только мечтать может, а не мечтает только потому, что не знает, что это существует. Учить будем порталами\ вратами пользоваться, открывать их и перемещаться в пространстве, в информационно-энергетической оболочке \ в безтелесном обликеМОЖЕТ???Земли скользить и находить нужные потоки, чтобы не утонуть и с ума не сойти – все покажем, что умеем. Людей немного чувствовать научим, насколько сами способны, а ты уж способности-то сама развивать будешь. Кот тоже помогать будет. Он тебе многое о Первой Земле расскажет, да о людях тамошних, он у нас ученый и философ, хоть и хвостатый. Времени только у нас маловато. На учебу месяц всего, не больше, имеем, а потом улетишь. Да еще тренироваться тебе летать надо, нельзя, чтобы крылья ослабли.
Тут тетки дружно загомонили, обсуждая как, что и в каком количестве мне в голову вкладывать. Просто птичий базар начался. Голова сразу распухла, и я жалобно так попросила:
– Можно, вы не втроем сразу учить меня будете, а по отдельности? Мне так легче воспринимать знания.
Тетушки начали обсуждать план занятий, а я пошла погулять по Буяну.
Только сегодня, наконец, я почувствовала остров, ощутила его дивную дикую северную красоту. Огромные валуны, выброшенные на берег, как игрушки, чахлые можжевельники, притаившиеся за ними, чтобы выжить и не быть смытыми в море – так просто и так невероятно торжественно. Остров в своей первозданной красоте, казалось, был осколком вечности – недоступный человеку и равный богам, а может и не им, но кому? Казалось, ты прикасаешься к чему-то великому, бесконечно мудрому, к тому, кто по своей непонятной доброте разрешил ощутить себя, не отвергая и не возвышаясь.
Вокруг до самого горизонта простирался океан, вдалеке плавали льдинки\льдины. Чайки и поморники носились над водой, расчерчивая крыльями синеву воды и воздуха. Океан, как и остров, был извечен, только еще более непредсказуем и непонятен. Волны накатывали на прибрежные скалы, шумели и, как ласковые котята, лизали подножье острова и уходили назад, чтобы вернуться и насладиться извечной игрой – дотронулся и убежал, догони меня. Остров возвышался, океан шумел, а я стояла и удивлялась – как я, такая ничтожная, смею смотреть на это величие. Захотелось слиться с этим миром, раствориться в его безграничье, не задумываясь о будущем, забыть о том, что привело меня сюда – только смотреть и благодарить, что смогла, вернее, что мне позволили это увидеть. И тогда этот мир открылся и поглотил меня.
Крылья возникли сами собой, я поднялась над землей с невероятной легкостью и растворилась в потоках воздуха. Сознания достигла и накрыла волна понимания, что тут я своя, что, наконец, я дома. Вот мое начало и, если захочу, могу в любой миг оказаться здесь, и мне будут рады и остров с его обитателями, и океан, я буду любима и понята, согрета и защищена. «Дома я, дома», – пело все внутри. Я, наконец, обрела его, поняла, почему изредка, когда выматывалась в дороге, шептала себе слова: «Я устала и хочу домой». Но до этого мига я не понимала, куда именно домой, где он, мой дом. Дом Микулишны и дом отца я тоже любила по-своему, но ощущала, что в них я пришлая. А здесь, на этом острове, у этого океана я была действительно дома, и все мне рады и любят меня, потому что я своя.
Некоторое время я парила над островом, а потом тихо опустилась рядом с тетушками. Они вздохнули.
– Остров принял тебя, и ты действительно дома, Ловелия. Мы рады. Очень…
Потом они долго молчали и смотрели на океан, боясь словами разрушить возникшее понимание родства.
Тишину прервала Гамаюн.
– Все, набралась сил, пора приступать к учебе.
– Хорошо, – кивнула я, – с чего начнем?
– Со всего понемножку. Сначала география.
Передо мной поставили большой шар с нанесенными на нем океанами, горами и равнинами.