— Не сказал, не успел. Написал мне об этом в записной книжке, я получил ее после его смерти.
— И какие разновидности предметников там были названы?
— Странники, хранители, охотники. Возможно, там был еще кто-то.
— Дубина! И к кому относишься ты?
— Думаю, к хранителям. У меня есть шелкопряд, и я не должен отдавать его никому.
— А вот тут ты ошибаешься! — Игнат наставил на Виктора указательный палец, короткий, кривой и толстый. — На скольких языках ты говоришь?
— На шести. Или семи... При необходимости могу объясниться на десяти.
— А я говорю на двадцати пяти! — хохотнул Нефедов. — Свободно. А при желании могу понять любой язык вообще! Знаешь, почему?
— Ты полиглот?
— Я — странник! Как и ты! Никакой ты не Хранитель, забудь об этом. Твой удел — путешествовать по временам и странам. А шелкопряд тебе не нужен. Чем быстрее ты от него избавишься, тем лучше для тебя будет. Тридцать лет назад один персидский дурень подарил шелкопряда Мохтат-шаху, и через пять минут шах перерезал ему горло. Шелкопряд должен был попасть совсем в другие руки, но Мохтот-шо вцепился в фигурку как клещ и не шел ни на какие сделки. Единственный человек, который мог забрать шелкопряда и передать его тому, кому следует, это ты, Витя. Ты совершил первую часть своей работы и выполнишь ее до конца.
— Стало быть, я всего лишь переносчик предмета? Как малярийный комар? Отдам шелкопряда и стану никому не нужен? Тут-то меня и прихлопнут?
— Ничего подобного! — Игнат глянул в кружку и с сожалением увидел, что в ней остался лишь толстый слой разбухших чайных листьев. — Тебе предстоит еще много опасных и невероятных дел. Ты десять раз успеешь устать от жизни, пока к тебе не придет благодатная смерть!
— Спасибо за замечательный прогноз, — пробормотал Вик. — Сауле сказала мне так: «Если все пойдет так, как нужно, ты встретишь одного интересного человека, и он расскажет тебе, что делать дальше». Это ты, Игнат?
— Я кажусь тебе недостаточно интересным? — Нефедов сложил руки на груди и самодовольно усмехнулся.
— Тогда рассказывай.
— Что?
— Что делать дальше.
— Да что ты, паря! — Игнат хмыкнул. — Этого тебе не расскажет и сам бог. Сауле говорила не обо мне. Она говорила о той девочке, что лежит сейчас в коме на твоей кровати. Она расскажет тебе много, очень много. Если, конечно, ты сможешь ее разговорить. Она такая высокомерная особа, что тебе не позавидуешь. Впрочем, парень ты видный, симпатичный, может, найдешь дорогу к ее сердцу.
— Она там не умерла, случайно?
— Пока живая.
— Ей нужно в больницу...
— Не нужно. — Бородач снова махнул мясистой рукой. — Полагаешь, у нее есть внутричерепные гематомы? Точно, есть три штуки — две эпидуральные и одна субарахноидальная. Сломаны четыре ребра и левая лучевая кость. Разрыв капсулы правой почки. Литр крови в животе. Правое легкое насквозь пробито стрелой — не волнуйся, стрелу я уже сломал и вынул, хотя пневмоторакс, конечно, присутствует в полный рост. В общем, не думай о больнице, даже о транспортировке вертолетом. Не получится. Помрет по пути.
— Ты врач?
— Вообще-то я историк, лингвист и археолог, — заявил Игнат, с каждой минутой кажущийся Виктору все более невыносимым. — Еще я специалист по радиоэлектронике...
— Ты врач хоть чуть-чуть?! — заорал Ларсен. — Она сейчас умрет...
— Не голоси. — Игнат скривился. — Я не просто врач. Я народный целитель, очереди ко мне выстраивались на три километра. Я мертвых из земли поднимал, хотя это было не слишком приятно. И не надо мне тут истерики закатывать. Подбавь лучше кипяточку...
Он подвинул кружку к Виктору. Вик взял чайник, снял крышку и выплеснул горячую воду прямо в физиономию Игната.
Вода застыла в воздухе каплями, потом собралась в единый шар и улетела в угол комнаты, мгновенно пропитав деревянный пол. Нефедов громко шмыгнул.
— Ага, — сказал он, — еще один недовольный. И за что вы меня так не любите? Работаешь на вас, работаешь, спасаешь вас, спасаешь, а в благодарность — только кипяток в морду. И где тут социальная справедливость? Ни поспать, ни пожрать, выпить нечего, только чай пятнадцатого сорта. Что тебя так зацепило, дурень? То, что она похожа на Сауле, как родная сестра?
— Ну, хотя бы это...
— Не сестра она Сауле. Они даже не знакомы. Знаешь, Витя, иди-ка ты в другую комнату и попробуй поспать. Не получится заснуть — хотя бы успокойся. А я поработаю над девочкой — по-моему, уже пора. На все твои вопросы дам только один ответ: работать буду с помощью предмета — ни к чему тебе знать, какого. К утру Элин будет живехонькой. А сейчас пошел вон, и не вздумай подходить ко мне со спины ночью — убью на месте. Иди спи, амбал чухонский. Эй, подожди!
— Чего еще?
— Дай мне бинтов.
— Каких?
— Стерильных, нестерильных. Эластических, бактерицидных. Давай все, что есть.
Через минуту Вик шарахнул на стол огромную коробку с бинтами — у него было еще пять таких коробок, но и этого хватило бы, чтоб забинтовать девушку в три ряда вместе с двуспальной кроватью. А потом молча повернулся и пошел страдать в спаленку.
* * *
Вик был уверен, что не заснет ни на секунду. Однако, как только рухнул на постель в соседней комнате, в одежде, без одеяла, — провалился в черноту. Раскрыл глаза только тогда, когда в окошко глянул свет. То есть, по околополярному поясу, часов в одиннадцать утра.
Он немедленно вскочил на ноги и потряс волнистой крашеной бородою, чтобы проснуться совсем. Ноги-руки побаливали — видать, славно порубился вчера, с полной выкладкой. Вышел из комнатенки и обнаружил Игната, сидящего за столом и флегматично прихлебывающего очередную кружку крепчайшего чифира. Девушка лежала на кровати с закрытыми глазами и все так же прерывисто дышала.
Дышала.
По предположению доктора Ларсена, она уже должна была умереть.
— Это тринадцатый сорт того, что ты изволишь называть чаем, — сообщил Нефедов. — Прежние низкие сорта кончились. Когда я доберусь до первого сорта, то, вероятно, поймаю неземной кайф. Хотя поменял бы весь твой гребаный чай на полбутылки водки. Нет! — Он вскинул указательный палец, сломанный и сросшийся как минимум в трех местах. — На бутылку солодового шотландского виски! Большую бутыль, налитую по самое горлышко! Вот это было бы действительно здорово!
— Все мои сорта чая хорошие, — напряженно сказал Вик. — Зачем мне покупать плохие? Просто они разные. Ты понимаешь это, долбанутый странник?
— Ты был в Китае?
— Как дела у девочки?
— Ты был в Китае? — повторил рыжебородый.
— Как у нее дела? — прошипел Торвик. — При чем тут чай?!
— Сразу видно, что ты не был в Китае, — заметил Игнат. — Садись, попей чайку. Он уже третьей заварки, но пока еще хорош.
— Как она?!
— Я не понимаю, кто здесь доктор с дипломом — ты или я? — Нефедов картинно развел руками. — Иди, потрогай ее пульс и определи, каков он, из двадцати четырех разновидностей пульса, различаемых Бянь Цао, морально устаревшим две тысячи лет назад. Дай ей подышать на зеркало. Вложи персты в раны ея. Сними ее с креста. Смени повязки, если они промокли, в конце концов. А мне дай хлебнуть чайку после бессонной ночи, если у тебя нет даже водки, бесчувственная ты скотина, животное бык. Ты дрых, а я работал. Иди, иди, двигай копытами, чухна белоглазая.
Игнат был по-прежнему непереносим, на него даже не было сил обижаться. Виктор очень хотел дать ему в морду, но сильно подозревал, что у Нефедова есть предмет, не позволяющий душевно сломать ему нос или хотя бы своротить скулу. Вряд ли у рыжебородого была только одна фигурка. Скорее всего, у него было несколько штук, подобранных со тщанием, не мешающих друг другу, а взаимодействующих между собой. Игнат был настоящим предметником, опытным и знающим многие нюансы серебристых артефактов. В своей жизни Вик встречал только одного подобного человека, и этой персоной был не кто иной, как Лотар Эйзентрегер. И это определенно навевало мрачные подозрения.
А Вик был новичком в мире предметов. Фоссен не успел доучить — его убил посланник Лотара. Нефедов определенно не набивался Виктору в учителя — вместо этого он притащил исландскую девушку в коме и обещал, что она научит Вика... Возможно... Если выживет... Если захочет... Как ни странно, это было замечательно. Потому что она точно не назвала бы Вика белоглазой чухной, потому что сама была таковой. Она была огромного роста, но Виктор был на голову выше ее, и они могли нормально обняться — она положила бы голову на его грудь, а он нежно прижал бы ее к себе. Все девушки, которые были у Виктора до сих пор, стоя могли прижаться своими прелестными макушками разве что к его груди. Он привык к этому, но ведь хотелось и чего-то другого, более высокого...
Виктор осторожно присел на край кровати и медленно потянул одеяло вниз. Элин была обмотана бинтами, как египетская мумия, — удивительно, как умудрялась дышать при этом. Кое-где на бинтах выступали пятна крови — темно-бурые, уже успевшие высохнуть. На левую сломанную руку был наложен лубок — аккуратно, профессионально и даже изящно. Голова Лены была обмотана марлей сверх меры и напоминала футбольный мяч. Грубо состриженные рыжеватые волосы валялись на кровати и вокруг нее, и Виктор не мог судить, обрил ли лекарь девушку наголо, или лишь выстриг плеши, позволяющие добраться до внутричерепных кровоизлияний и чудесным предметным образом убрать их.
Пульс, да. Вик приложил пальцы к сонной артерии девушки и уставился на часы. Пульс был около шестидесяти в минуту, наполненный, гулкий, ритмичный, безо всяких экстрасистол и других гадостей. Можно было счесть его медленным... Но у самого Вика пульс стабильно держался на цифре пятьдесят четыре, и это свидетельствовало лишь о том, что он профессиональный спортсмен, поддерживающий себя в форме, непьющий и некурящий.
В общем, с Элин все было настолько в порядке, насколько вообще могло быть в такой ситуации. Игнат, изображающий из себя беспросветного хама, сделал свою работу четко и искусно. Вик закрыл глаза рукой — слезы навернулись невольно, и не хотелось никому их показывать.
— Игнат, прости за неверие, — сипло произнес он. — Ты молодец. Иди, поспи. Я знаю, что ты вычерпал свои силы до дна.
— Хрен! — гаркнул Игнат. — Девочка теперь твоя, и выхаживать ее будешь ты! Сразу говорю: пои ее только водичкой с сахаром и не забывай менять памперсы как минимум два раза в день. Через три дня она очнется, и нужно, чтобы в этот момент ты был рядом с ней. В третью ночь спи с ней рядом и держи наготове тупоконечные ножницы, чтобы вовремя разрезать бинты. Понял?
— Понял. — Виктор поднял одеяло до подбородка Элин, встал с постели и в два шага передвинулся на табуретку за стол напротив Нефедова. — Какие приключения еще ждут меня?
— Тебя ждет десять миллионов неприятностей, и все они твои, а не мои, и я не намерен рассказывать о них ни минуты. Ты мужик большой, сильный, мозговитый. К тому же я тебе в учителя такую дамочку дал! — Игнат громко щелкнул языком. — Справитесь как-нибудь. Во всяком случае, есть процентов пятнадцать, что не сдохнете хотя бы за год.
— Что так мало?
— Мало? — Игнат усмехнулся сквозь густую бороду. — Среди начинающих странников выживает процентов пять, а я дал тебе пятнадцать. Элин — куда более опытная странница, но и ее проценты подошли бы к нулю, если бы я не вытащил ее на руках. Но не надейся на меня дальше, Торвик. Если окажусь где-нибудь поблизости, может, и выручу. А так — извини. У тебя есть куда более мощный ангел-хранитель — Сауле. Она любит тебя... впрочем, не тебя одного. Но нынче Сауле витает в других пространствах и измерениях; ее связь с тобой порвана напрочь, и я не уверен, что когда-нибудь восстановится. В общем, надейся только на себя и на Лену. Элин — норовистая лошадка, и если не сможешь с ней подружиться, убьют тебя гарантированно. Подружись. Ты сможешь, если переменишь свою гордую и нелюдимую манеру поведения.
— Элин почти убили, — хмуро проговорил Виктор. — А на тебе — ни царапины. Я видел, как стрелы отскакивали от твоей шкуры. Это нормально? Это честно?
— Абсолютно ненормально и кристально честно, — заявил Игнат. — Один из предметов, висящих на моей груди, защищает меня от стрел, от пуль, от камней из пращи и прочих быстро летящих предметов. Но если бы я надел его на Элин, он не спас бы ее. Тогда гарантированно убили бы нас обоих. Потому что я бегом нес Элин на руках несколько километров, прикрывая своей спиной эту исландскую дылду, и, если бы я повесил на нее свои игрушки, меня убили бы через сто шагов. А потом ее. Такой вариант устроил бы тебя больше?
— Черт, — пробормотал Вик. — Почему ты выдаешь мне информацию такими скупыми порциями? Почему не рассказать все по порядку, шаг за шагом? От кого ты спас Элин, кто ее так изувечил? За что?..
— Не в корень зришь, — перебил Виктора Игнат. — Всю эту мелочевку расскажет тебе сама Лена. Я уйду через пару часов, у меня свои дела, и ничто меня не остановит. Ты нравишься мне, паря, я хочу, чтобы ты выжил. Но именно поэтому я не должен говорить тебе лишнего. Ты должен допереть до этого своим головным мозгом, увидеть своими глазами, получить положенные удары по хребту и по жопе ниже хребта и сделать выводы. Иначе тебе не выжить, ну просто никак.
— Но ты скажешь мне хоть что-то?
— Есть пространственно-временные тоннели. Насколько я слышал, ты называешь их Червоточинами, дальше — матом. Мы, странники, называем их каналами и выходы из них — линзами. Но сейчас давай о более важном. Элин — спаси. Потом уже поймешь, для чего и для кого. Только об одном упреждаю: если она помрет, то меньше чем через два часа помрешь и ты. Вы связаны толстым невидимым шнуром, и исчезнет он сам собой ровно через год, не раньше. Шансов у тебя мало, Вик, дни твои исчерпаны, но постараться все же стоит. А иначе на кой черт жить? Скучно жить, Витя!