— Я рада. Надеюсь, ваш отдых в наших краях будет приятным.
— Благодарю вас.
— И долго вы намерены здесь оставаться?
— Возможно, до следующего четверга.
— Понятно.
Дэвид сделал глоток шоколада и поставил чашку на стойку.
— Там часто останавливаются отдыхающие?
— Постоянно там никто не живет.
— На лето его обычно сдают?
Миссис Брентвуд слегка вздрогнула.
— Может быть.
«Кто жил там прошлым летом?» — этот вопрос будто сверлил его мозг.
— Коттедж этот, кажется, довольно старой постройки, — продолжал Дэвид свои расспросы.
— Я толком не знаю. — Миссис Брентвуд пожала плечами. — Почему-то мне кажется, что его строили в те времена, когда я была еще маленькой девочкой.
Дэвид откашлялся и снова спросил:
— В нем когда-то жил художник?
— Художник?
— Или художница. — Дэвид чувствовал, как сильно забилось его сердце, будто он допустил грубый промах. — Мы видели несколько картин в доме. И подумали, что здесь жил их автор. — «Не слишком ли я тороплюсь», — мелькнуло у него опасение.
Миссис Брентвуд заулыбалась и покачала головой.
— Ни малейшего понятия не имею, — веско заявила она. — Никогда не обращала внимание на то, кто останавливается в коттедже. Извините.
Выдавив из себя улыбку, Дэвид отвернулся и пригубил шоколад. По какой-то непонятной причине у него было ощущение, что он сам себя выдал, хоть и не мог понять, каким образом. «Вина не любит молчать», — снова подумал он с отвращением. Он мельком прислушался к словам Эллен, которая начала рассказывать, как они восхищались картинами.
Миссис Брентвуд бросила взгляд на часики, пришпиленные к лацкану жакета, и воскликнула:
— Ох, как я сегодня припозднилась! Мне давно пора быть в постели. — Она торопливо допила чай и поднялась.
Дэвид тоже поднялся со стула, когда пожилая дама подошла к ним и протянула на прощание руку Эллен.
— Непременно приходите навестить меня, — улыбаясь, произнесла она.
— Благодарю, — отозвалась Эллен.
— Я буду очень рада, — промолвила миссис Брентвуд и протянула руку Дэвиду.
Она вдруг таким пристальным взглядом заглянула в его глаза, что у него что-то сжалось внутри. «Господи, неужели она умудрилась заметить, как Марианна входила или выходила из коттеджа?» — со страхом подумал он, и тут же воображение услужливо подсунуло ему картинку. Стоящая на вершине утеса пожилая дама держит бинокль у глаз и ведет дотошные наблюдения за его временным жилищем. Что, если она знакома с Марианной? А последняя, например, имеет репутацию особы, способной на что угодно? Волна ужаса захлестнула его. Сейчас миссис Брентвуд производит впечатление доброжелательно настроенной дамы, но вдруг она только и ждет случая рассказать его жене обо всем, что ей известно? Он судорожно глотнул, едва имея силы прислушаться к сказанному на прощание «Спокойной ночи, мистер Купер», и она направилась к дверям.
Тяжело задумавшись, Дэвид опустился на стул, краем глаза отметив, что бар опустел. «Подобные интриги явно не для меня, — мрачно подумал он. — Маскировочный огонь не является моей сильной стороной. И как только я умудрился провернуть ту интрижку с Джулией, непонятно». Им овладело желание выложить все начистоту Эллен, но он подавил его. Это был бы всего лишь поиск простейшего пути: сделав признание, выпросить прощение.
Когда дверь бара захлопнулась за их новой знакомой, Эллен тут же воскликнула:
— Как потрясающе выглядит эта женщина!
— Угу.
— Должно быть, в молодости она была неотразима. Даже сейчас, а ей, должно быть, за шестьдесят, она очень привлекательна.
— Угу.
— Ты так не думаешь?
Он постарался поскорей обрести присутствие духа.
— Что именно я не думаю: что она привлекательна или что ей больше шестидесяти?
— И то и другое.
— Да. И еще раз да. — Он постарался изобразить беззаботную улыбку.
— Я заметила, что ты произвел на нее впечатление.
Дэвид похолодел.
— Я?
— Разве ты не видел, как она на тебя смотрела? — принялась подразнивать его Эллен.
— А, это. Ну что ж, я давно знаю, что чертовски нравлюсь немолодым дамам.
Она коротко рассмеялась, а его вдруг захлестнуло гибельной волной ужаса: бежать отсюда, немедленно же ехать в аэропорт, а оттуда — домой. Все больше и больше его угнетал неизвестно откуда возникший страх. Дэвид был почти уверен, что с ним непременно должно произойти что-то ужасное, если они немедленно не уедут отсюда. Логики в этом страхе не было ни малейшей. Он не сомневался, что отношения с Марианной больше не возобновятся, с этим покончено, и что опасение подглядываний и ябедничества со стороны миссис Брентвуд в высшей степени надуманно. Но бороться с этим поглощающим страхом у него не было сил. Если в нем так говорит чувство вины, значит, он только что совершил самый позорный поступок в своей жизни.
— Дэвид, лапочка?
Он вздрогнул.
— А? Что?
— Я сказала тебе, что, по-моему, этот человек собирается закрывать свое заведение.
— Да?
Он оглянулся и увидел, что мистер Доути уже стоит в пальто и шляпе подле кассового аппарата и пересыпает мелочь из его ящичков в бумажный пакет.
— Почему ты так решила?
Тем не менее они расплатились за горячий шоколад, пожелали бармену спокойной ночи и вышли из кафе. Пар облачками срывался с их губ, и они, обнявшись, заспешили к машине.
— До чего холодно! — вырвалось у Эллен.
— Точно! — подхватил Дэвид.
Он торопливо распахнул дверцу, и Эллен скользнула внутрь. Когда он уселся на свое место, жена жадно приникла к нему и жалобно простонала:
— Ох, кажется горячий шоколад внутри меня превращается в холоднющий молочный коктейль.
Дэвид рассмеялся, завел двигатель и перевел рычажок нагревателя на позицию «Горячий воздух». Оглянувшись, задним ходом вывел машину на середину проезжей части, притормозил и дал передний ход.
— Ты считаешь, нам и вправду следует навестить ее? — спросила Эллен.
— Если будет время, почему бы и нет.
«Интересно, как отреагировала бы Эллен, если бы он предложил сейчас отправиться домой?» — пришла вдруг в голову мысль. И что он мог бы сказать, чтоб скрыть от нее, что его предложение продиктовано безудержным страхом? Он не находил в себе силы ни признаться ей в происшествии с Марианной, ни упомянуть о его беспочвенных опасениях по поводу миссис Брентвуд. Эллен, конечно, решит, что их второй медовый месяц оказался неудачей и что он намерен поставить на этом деле точку. Но он ни в коем случае не должен разрешать ей такие мысли. Не сейчас, по крайней мере.
Она издала чуть слышный стон:
— Ох уж этот корсет…
— Давит на желудок?
— Это творение человеческих рук следовало бы назвать «Объятия железного дровосека».
— Так сними его.
— Что ты? — Она заколебалась. — Я знаю, как тебе нравится, когда я надеваю корсет.
Дэвид внутренне поежился, когда сообразил, что она имеет в виду. Это зрелище раньше всегда так возбуждало его, что дело непременно заканчивалось самыми горячими объятиями. Сейчас он тоже чувствовал сильное волнение, оно было одновременно и эротическим возбуждением, и нервным беспокойством. Он не должен обмануть ее ожидания.
— Нравится, да, — сказал он. — Но мне совсем не нравится, когда у тебя болит желудок.
Она все-таки колебалась.
— Так ты не стал бы возражать, если бы я сняла его?
— Абсолютно нет. — Он ласково погладил ее бедро. — Особенно потому, что намерен подглядывать, как ты будешь это делать.
— Какой вы нахал! — Она шутливо сбросила его ладонь с бедра. — Мы с вами даже еще не знакомы.
— Ничего, познакомимся, — невозмутимо ответил он.
Распахнув ее пальто, он снова положил руку ей на бедро и, потянув юбку вверх, поднял ее почти до колен, довольный рефлексом своего тела.
— Позвольте, мадам, помочь вам расстаться с этим предметом туалета.
— Очень любезно с вашей стороны.
— Рад оказаться полезным. — Он потянул юбку еще выше, открылись резинки чулок и белоснежная кожа бедер. — О-ла-ла, — пробормотал он чуть хриплым голосом.
— Кажется, тут довольно тепло, — сказала она.
— Вы так думаете? — Дэвид искоса наблюдал за тем, как она скинула пальто и перебросила его на заднее сиденье. Затем расстегнула платье и молнию корсета.
— Ох! — Тон его был печальным.
— Что-нибудь не так?
— Да, немножко не так. Со мной.
— А что значит этот стон?
— Как же, — отвечал он, — я предчувствовал, что все этим кончится.
Она легко коснулась его плеча.
— Что ты такое говоришь?
— Quelle[9] трудности, мадам.
Эллен хмыкнула в шутливом негодовании, затем вздохнула, сдаваясь.
— Ну так и быть, — сказала она, — исключительно из соображений франко-американской дружбы.
Она продолжала трудиться над платьем. Ухитрилась приподнять его до талии, затем стянула через голову и бросила на свое пальто на заднем сиденье. Начала было отстегивать пояс с резинками от чулок, как вдруг Дэвид остановил ее:
— Погоди-ка минутку!
Она бросила на него негодующий взгляд.
— Ты, кажется, сам меня уговаривал?
Наклонившись вперед, Дэвид повернул тумблер выключателя и вся кабина осветилась электрическим светом. Эллен вздрогнула.
— Дэвид!
— Так меня впредь и называй.
Она смущенно оглянулась, затем, видя, что их окружает полное безлюдье и мрак, с облегчением откинулась назад и положила ногу на ногу.
— Хорошо же. Пусть так. Только я очень надеюсь, что ни один полицейский не прячется за каким-нибудь из этих деревьев, подглядывая за нами.
Дэвид не ответил, откровенно рассматривая ее. В нем страстно говорило желание. Если бы он только мог сейчас забыться и дать волю своим чувствам, все его опасения пошли бы прахом.
— Le chat[10] проглотил твой язык?
— Нет, не проглотил. И вы скоро убедитесь в этом, мадам.
— Тебе не кажется, что лучше выключить свет? — начала она, но как раз в эту минуту он его и выключил.
Затем выключил задние фары, выехал на обочину и остановился, оставив отопление салона работающим.
— Ну и?.. — провокационно спросила она.
Дэвид обернулся к жене, дыхание его сбивалось от волнения. Резкими движениями сорвал с себя пиджак, свитер, забросил их на заднее сиденье. Эллен молча проводила их взглядом.
— Как, прямо здесь? — Она пыталась изобразить насмешливый тон, но ей это не удавалось.
— Почему бы и нет?
Она не издала ни звука, когда он запрокинул ее голову поцелуем, обнял обеими руками ее полную грудь. Сейчас он безумно хотел ее. Дома, в коттедже, этого не могло быть.
Эллен прижалась к его жадному рту, ее нежные губы медленно раздвинулись под его напором. Их языки нашли друг друга и сплелись в игре. Дэвид тянул ее к себе все сильней, пока не оказалось, что она сидит у него на коленях. Теперь у нее вырывались тонкие, будто плач, стоны, которые становились тем отрывистей и жалобней, чем крепче он ее обнимал. Но он не размыкал объятий: здесь он сможет доставить ей наслаждение, здесь у него все получится. Он медленными движениями ласкал ее плечи, спину, затем, просунув пальцы между их телами, потянул вниз замок молнии на своих брюках и опять сжал ее груди, трепещущие, разгоряченные. Эллен запрокинула голову, жадно ловя воздух.
— Боже, я так хочу тебя, Дэвид, — пробормотала она и, замолчав, почти перестала дышать, когда он прижал ее к рулю машины, распахнул в стороны обе половинки корсета и принялся целовать и посасывать ее груди.
— Дорогой, — простонала она, почти захлебываясь от рыданий, и вдруг с испуганным криком вырвалась из его объятий.
Дэвид поднял голову и увидел свет фар приближающейся машины. Ослепленный, он быстро опустил голову и зажмурил глаза.
— Черт подери, — проворчал он.
Эллен метнулась на соседнее сиденье и потянула вверх замок молнии.
— Лучше нам отправиться домой. — В ее голосе звучало явное разочарование.
— Ладно.
Он повернул ключ зажигания и включил фары. Они выехали на дорогу даже прежде, чем напугавшая их машина скрылась из виду.
Почти минуту никто не нарушал молчания. Затем, увидев, что Эллен уже натянула на себя пальто и успокоилась, Дэвид произнес:
— Извини, дорогая.
— Ничего. — Она прерывисто вздохнула. — Это не только твоя вина.
— Ну, положим, я мог бы отыскать место получше.
Он не мог признаться ей в том, что не тяга к непривычной обстановке владела им. На самом деле он просто боялся, что в коттедже окажется несостоятельным.
— По-моему, ты была сильно возбуждена? — спросил он.
— Я ведь не из дерева сделана, Дэвид, — произнесла она и негромким смешком попыталась замаскировать ту долю упрека, что таилась за ее словами.
— Я знаю, любимая. Просто хотел убедиться в том, что ты не притворялась ради моего спокойствия.
Эллен вздохнула.
— Я бы и не смогла.
Руки его сильней сжали руль. «Что за черт, в конце-то концов!» — выругался он про себя. Как сильно она взволнована! И вдруг холодок дурного предчувствия пробежал по его душе. Неужели это все, что им уготовано судьбой на сегодняшний вечер? Эта мысль вызвала в нем приступ тошноты.
— Эл, мне жутко стыдно перед тобой. Правда, стыдно.
— Но тебе нечего стыдиться, — возразила она и запахнула пальто. — Все равно я уже стала замерзать.
«Нет, ты не замерзала», — подумал он про себя, но вслух ничего не сказал.
— Как только приедем, я сразу же разведу огонь в камине гостиной.
— Или в спальне.
«Нет, — решил он, — так не пойдет». Там обстоятельства будут совершенно иными — оказавшись в кровати, они, может быть, сразу же заснут. А он обязательно должен нынче же доставить ей удовлетворение. Это им обоим совершенно необходимо. Он даже подумал, не остановиться ли еще раз, в более укромном месте, но тут же решил не делать этого. В этот раз она вполне может поинтересоваться, почему он так не хочет возвращаться домой. Кроме туманного ответа о расхолаживающей атмосфере, у него на уме нет ничего подходящего. А это и ответом-то являться не может. Да и неправда это. Дело не в какой-то там атмосфере, а в нем самом. На самом деле дома для него было бы гораздо лучше: удобная мебель, огонь в камине, мартини, тепло и, что самое важное, там будет интимность, необходимая для секса.
Ободренный этими соображениями, он свернул влево и стал въезжать на холм, за которым лежала дорога к побережью. Искоса взглянул на особняк на вершине утеса и отметил, что все огни в окнах погашены. Должно быть, миссис Брентвуд отправилась спать, как только вернулась домой. В памяти мелькнуло ее лицо. Кого она ему все-таки напоминает? Глэдис Купер?[11] Или, может быть, Айрин Дунн?[12]
Он кинул взгляд на жену.
— Согрелась?
— Да, отлично.
Больше никто из них не нарушал молчания, пока не добрались до дома. Дэвид обдумывал, что бы такое сказать, но предпочел помолчать, чтобы не портить настроения. Хорошо бы, если бы Эллен ничто не отвлекало, пока он не постарается проявить себя с лучшей стороны.
Ему надо настроиться. А это отнюдь не легко, ибо сейчас интимная близость не казалась ему такой уж привлекательной. Просто не верится, как внезапно страсть может нахлынуть, подчинить себе человека и столь же внезапно схлынуть. При других, менее обязывающих, обстоятельствах ему бы и в голову не пришло пытаться возобновить прерванный секс. В конце концов, быть писателем довольно удобно, во всяком случае всегда есть предлог подчинить ситуацию своим настроениям. Но при нынешнем положении дел ему приходилось подчиняться обстоятельствам. Слишком долго он не предпринимал попыток близости с Эллен, не считая той, что была несколько минут назад, и события этого вечера красноречиво вели их к интимному завершению. Было бы просто стыдно пренебречь той аурой тепла и интимной близости, в которой они провели сегодня долгие часы. Вечером он должен показать себя с лучшей стороны. Пускай они начали примирение не очень удачно, это, увы, так, но время у них еще есть.