невесомым, как перышко — даже этот плащ имел внизу маленькую дырочку, которую, очевидно,
прогрызла мышь или какое-то другое мелкое животное.
— Простите, бабушка, — обратился Тайленар к старухе, — не известна ли вам дорога из
царства тирана Казориуса? Вот уже три месяца я брожу по границам его страны, и не могу
пересечь их — тропы, по которым я иду, поворачивают обратно, а когда я схожу с троп и иду по
бездорожью, всегда оказывается, что я двигаюсь вдоль, а не от границ его государства.
— Мальчик, — улыбнулась старуха беззубым ртом. — Раз уж ты нашел меня, я отвечу на
любой твой вопрос — но знай, что цена моих ответов всегда выше, чем польза, которую можно
извлечь из них.
— Мне все равно, — сказал Тайленар. — Казориус посредством колдовства отнял у моей
возлюбленной разум и сердце. Мне незачем больше жить. Меня не страшит цена.
— Если ты больше не хочешь жить, — спросила старуха, — зачем же ты так жаждешь
вырваться из царства Казориуса? Умереть можно и здесь.
И тогда в потухших глазах юноши на мгновение вспыхнуло черное пламя ненависти.
— Нет! Сначала я отомщу этому нелюдю! За все, что он сделал с моей невестой... со
мной... с нами! Скажи, ведьма, как мне покинуть его царство, как мне отыскать другого
волшебника, который сможет остановить действие чар Казориуса на срок, достаточный для того,
чтобы я мог бы вонзить меч в его жирное брюхо?!!
— Покинуть его царство трудно, — отвечала старуха, — ибо Казориус — Повелитель
Сердец: так же, как он коснулся сердца твоей возлюбленной, коснулся он и сердца этой земли.
Теперь она без его приказа не выпустит тебя на волю. А такого приказа Казориус не отдаст
никогда.
— Как же мне быть?!
— Возможно, тебе следует отыскать кого-нибудь, сведущего в Искусстве, не выходя из его
царства.
— Но на этой земле нет волшебников, равных Казориусу! — С отчаяньем воскликнул
юноша. — А тех, которые ему не ровня, он подчинил своей воле давным-давно, когда только
появился в нашей стране! С тех пор вся власть здесь принадлежит только ему одному.
— Мой дом, — сказала старуха, — находится на границе его земель, и я не принадлежу
Казориусу. Он даже не подозревает о моем существовании.
— Значит, ты можешь помочь мне? Ты сможешь разрушить магию Повелителя Сердец?
— Я? — Засмеялась старая ведьма. — Я всего лишь Гветхинг, старая предсказательница.
Немало лет я прожила в большом мире, от которого так успешно отгородился Казориус, и
зарабатывала себе на жизнь, давая советы тем, кто в них не нуждался, и показывая карты дорог
тем, кто и без того двигался туда, куда ему было нужно. Не раз меня проклинали и не раз
пытались убить, однако ни то, ни другое не приносило успеха. Когда мне надоели глупые люди,
приходящие со своими бедами, я решила удалиться на покой. Так я поселилась здесь, в домике на
границе, равно отдаленном и от большого мира, и от царства тирана. И все же некоторые мои
знакомые иногда вспоминают обо мне и навещают старую матушку Гветхинг, и некоторые из них
обладают достаточной силой, чтобы без труда справиться с таким ничтожеством, как Казориус.
— Прошу тебя, мудрая Гветхинг, — воскликнул юноша, молитвенно сложив руки,—
познакомь меня с одним из твоих посетителей! За это я отдам тебе все, что ты не попросишь!
— Заманчивое предложение, — сказала Гветхинг, жадно облизнув краешки губ. — Ох,
заманчивое!.. Однако, мальчик, ты имеешь не так много, чтобы платить мне подобным образом.
Радуйся, если того, что имеешь, хватит для расплаты с тем, кого ты хочешь нанять!
— Что же этот волшебник может от меня потребовать?
— О, многое! Слишком многое. Не лучше ли тебе забыть о своей возлюбленной и о мести
тирану, тихо осесть где-нибудь неподалеку, ловить рыбу, чинить сети, и, может быть, даже найти
себе жену и завести нескольких ребятишек? Поселись поблизости — тут как раз имеется все
необходимое для такой жизни: пустые людские дома — выбирай любой, ничейные лодки и
снасти. Я прикажу своей собаке, чтобы она не трогала тебя.
И юноша вздрогнул, поняв, кому принадлежит чудовище, истребившее целую деревню
рыбаков. Но, набравшись мужества, так ответил он Гветхинг:
— Нет, благодарю. Я никогда не смогу забыть свою невесту. И никакая цена за помощь в
ее освобождении не покажется мне высокой.
И тогда старуха вздохнула.
— Что ж, — сказала она, — я предупредила тебя о цене и пользе. Один из тех, кто, при
желании, мог бы оказать тебе помощь, дожидается тебя на пороге моего дома. Ему потребовалось
нечто, что способен раздобыть только отчаянный, безрассудный человек вроде тебя — но,
полагаю, что вы сами сможете обсудить условия сделки. Поговори с ним, а потом возвращайся ко
мне, ибо то, что он попросит, достать будет отнюдь не легко.
И юноша, поблагодарив старуху, вышел из ее дома. Оказалось, что за порогом дома
человек в темной одежде все это время терпеливо дожидался его появления.
Того, кто ждал юношу, звали Мъяонель, Хозяин Безумной Рощи. Именно он подарил
Гветхинг волшебный плащ, который позволил ей скрыться от людей и небожителей, постоянно
донимавших ее своими вопросами. Взамен Гветхинг дала Мъяонелю совет, как овладеть
колдовским могуществом. Мъяонель воспользовался ее советом, и взрастил из своего сердца, как
из семени, колдовскую Рощу, которую люди назвали Безумной, ибо деревья ее были призраками,
земля покрыта плесенью, а воздух вокруг переполнен миазмами распада и гниения. Над многими
могущественными, ужасающими и противоестественными силами обрел власть Мъяонель. Однако
чем дольше жил он в своем царстве, тем больше убеждался в том, что потерял нечто более ценное,
чем приобрел. Впрочем, понимал он это только умом — с тех пор, как его сердце растворилось в
потоке волшебной силы, создавшей Рощу, никакие чувства не тревожили больше ее Хозяина — ни
любовь, ни ненависть, ни даже жажда познания, которая прежде представлялась ему
неотъемлемой от его существа. Нет, ничего этого теперь ему не было нужно.
Так проходили дни и недели, времена года сменяли друг друга, а Мъяонель сидел в Башне
Без Окон, что высилась в центре Рощи, и равнодушно созерцал свое царство. Без печали, без
радости, без тревоги, без надежды. Он медленно таял в Силе, которую приобрел, он жил
желаниями своих деревьев и желаниями призрачных волков, и безумными желаниями мертвых
животных, и дурманящими желаниями умирающих растений, и стремлениями гнили,
расползавшейся по телу древнего леса — но сам он не желал ничего. Он застывал, становился
недвижим, прорастал в средоточии Силы — подобно тому, как прорастало первое призрачное
дерево, которое когда-то было посажено им в Царстве Бреда.
Однако он помнил, что прежде все было не так. Он знал, что было нечто, что заставляло
его бороться, совершать поступки и безумства, не успокаиваться на достигнутом, и всегда желать
чего-то большего. Мотивы, двигавшие прежним Мъяонелем, теперь представлялись ему глупыми,
бессмысленными, но он не мог не осознавать того, что эта "глупость" была той самой силой,
которая заставила его добиться нынешних высот в магическом искусстве. И тогда он решил снова
навестить старую Гветхинг. То, что она носила волшебный плащ, позволяющей ей скрываться от
глаз людей и небожителей, а так же от глаз самого Мъяонеля, не было для него помехой, ибо, даря
старухе плащ, он припрятал в левой руке кончик одной из его невесомых нитей. Теперь, скатывая
нить в клубок, он покинул Рощу и пересек несколько стран, населенных людьми, миновал Долину
Оборотней, и безжизненную пустыню, где обитали фантастические чудовища, не останавливаясь,
прошел по Огненному Мосту — пылающему пути, протянутому между двумя древними мирами.
Наконец нить привела его на морской берег, к старой разваливающейся хижине — здесь жила
Гветхинг с тех пор, как покинула свое прежнее обиталище. Мъяонель вошел, не постучавшись, а
поскольку слуг Гветхинг, крысы и собаки, в этот момент не было поблизости, никто ему не
воспрепятствовал и не загородил дорогу.
Гветхинг не подала виду, что удивлена его приходом — напротив, с кривой усмешкой
встретила она Мъяонеля, как будто ожидала, что он должен будет в сей день придти к ней.
— Ох-ох-ох, — сказала она, — нету мне на этом свете покоя. В море, что ли, утопиться,
чтобы никогда больше не видеть дураков? И таких прощелыг, как ты, неборожденный, вместе с
ними…
— Твой совет был с изъяном, — произнес Мъяонель, — и с изъяном был мой дар. Только
лишь от тебя одной зависит, отдам ли я тебе этот клубок нитей, или заберу обратно свой плащ.
— И что же ты хочешь от меня теперь, хитрец?
— Я хочу вернуть себе то, что потерял, приобретя Силу.
— О, это совсем нетрудно! Но помнишь ли ты о том, что цена моих советов всегда выше,
чем польза, которую они приносят?
— Я не намерен больше играть в эти игры, — все тем же ровным голосом, без малейшего
проблеска чувства, отвечал Мъяонель. — Прежде чем соглашаться, я хотел бы сначала узнать эту
цену.
— Пока не попробуешь — не узнаешь. Ты полагал, что, отказавшись от части себя,
уподобишься пшеничному семени, которое, умирая, возрождается колоском с десятью или
двадцатью семенами? Как видишь, ты несколько ошибся. Не боишься ли ты теперь, вернув себе
утерянное, в тот же миг страшно пожалеть об этом?
— Нет, — равнодушно отвечал Мъяонель, — не боюсь.
— Тогда слушай, глупец: чтобы вернуть в свою жизнь смысл, тебе всего-навсего нужно
найти себе новое сердце.
— Как же мне найти его? Или я могу взять любое, которым смогу овладеть?
— Немного будет пользы от этого, неборожденный. Сердце тебе должны принести — как
дар или как плату, ты волен лишь принять его или отвергнуть. С подобными делами лучше всего
справляются герои — и я знаю, что в эту самую минуту один из них приближается к моему дому.
Встреть его на пороге, Мъяонель, и оставайся там, пока мы будем разговаривать. Я должна
предупредить этого юношу, как предупреждала тебя, ибо даже такие дураки, как ты и этот
мальчик, заслуживают того, чтобы им хотя бы один раз рассказали о последствиях их
необдуманных поступков. Ты не услышал моего совета, но, может быть, у мальчишки ума будет
побольше и он не захочет становиться героем.
Мъяонель, не споря, вышел, ибо с тех пор, как потерял сердце, ему не было никакого дела
до лести или оскорблений. И он стал дожидаться юноши. А когда тот появился и вошел в дом —
ждать окончания их беседы со старой Гветхинг.
...И вот юноша вышел из дома старухи, и почтительно обратился к волшебнику,
лишенному сердца, моля выступить против Казориуса, поработившего душу его возлюбленной.
— Я слышал твою просьбу, — сказал Мъяонель, когда юноша замолчал, — и вот мое
условие: принеси мне сердце, которое я посчитаю достойным себя, сердце, полное отваги и воли,
сердце, умеющее любить и ненавидеть, сердце существа необыкновенного, незаурядного,
необычайного. Как только ты добудешь такое сердце, жестокой местью я отомщу Казориусу за
твои унижения, и сниму чары с сердца твоей невесты.
— О господин! — Воскликнул юноша, опускаясь перед Мъяонелем на колени. — Я сделаю
все, что ты ни прикажешь, но молю — прежде исполни мою просьбу! Меня сводит с ума мысль,
что, пока я буду разыскивать тебе то, что ты просишь, моя невеста останется жить во дворце
тирана на положении последней рабыни.
— Мне неведома жалость, — сказал Мъяонель, — на которую ты, вероятно,
рассчитываешь. Принеси мне сердце — и я научусь сочувствовать и поступать, не считаясь с
собственной выгодой. А пока что мне нет дела до того, какое положение— стоя прямо или на
коленях — ты занимаешь при разговоре со мной. Полагаю, что беспокойство за твою невесту
слегка подстегнет тебя в поисках, и поэтому мой ответ тебе — нет. Позови меня, когда достанешь
то, что я прошу — но не раньше.
И, назвав свое имя юноше, Мъяонель ушел из той земли по волшебной дороге, что пахла
дурманящим, сладострастным, горьковато-сладким запахом тления и распада. А Тайленар с
отчаяньем посмотрел ему вслед. И помыслилось ему, что можно убить первого встречного, или
даже дикое животное, и принести его сердце Мъяонелю. Однако, поразмыслив, юноша усомнился
в том, что волшебник примет такое сердце — ведь тот говорил о существе необычном. Кто знает,
чье сердце он посчитает достойным себя? Не напрасным ли окажется жестокое преступление,
которое готов был совершить Тайленар? И, поникнув головой, он вернулся в хижину старой
ведьмы.
Старуха, перебирая пальцами завязки плаща, сидела у тлеющего очага. Юноша хотел
рассказать ей о своем разговоре с Обладающем Силой, но Гветхинг остановила его, дав понять,
что условия Мъяонеля ей и так известны. Она долго молчала, раскачиваясь перед огнем, а потом
сказала:
— В ста милях отсюда, в глубокой пещере спит огромный черный дракон. Раз в полгода он
пробуждается, чтобы разорить деревушку или поохотиться на горцев. Иногда он летит вглубь
страны и сжигает своим дыханием какой-нибудь город. Его сердце, как и кровь, обладают
волшебными свойствами. Однако следует сказать, что дракон спит чутко, и мгновенно проснется,
едва лишь ты вступишь в его пещеру, а обычное оружие не сможет причинить ему никакого вреда.
— Зачем же тогда ты рассказываешь мне об этом, Гветхинг? Ведь даже будь сон дракона
менее чуток, а шкура его не так прочна, мне никогда не добраться до тех гор, ибо земля Казориуса
не отпустит меня.
— Отпустит, мальчик, теперь отпустит. Ведь договор меж тобой и Обладающим Силой
уже заключен. С этой минуты ты больше не находишься под властью Казориуса, и тебя защищает
сила другого Лорда. Однако ж и вернуться в родную страну ты не можешь, ибо если раньше земля
Казориуса не отпускала тебя, то теперь она развернет тебя обратно.
— Тогда скажи, мудрая Гветхинг, как мне убить дракона, чтобы его сердцем расплатиться
с Мъяонелем и увидеть, как будет освобождена моя возлюбленная?
— Это не так-то просто сделать. Прежде всего ты должен отправиться в город Алсалаш,
придти в храм Бога Войны, и попросить о посвящении. Поскольку ты не калека и не ребенок,
жрецы не откажут тебе — они не отказывают никому; однако знай, что немногие из прошедших
посвящение поднимаются выше уровня обычных служек. Во время обряда в храме тебе предложат
на выбор сто мечей, предупредив, что ты должен будешь выбрать один из них, которым станешь
биться с настоятелем храма. Тебя предупредят, что если ты проиграешь — станешь рабом храма, и
только лишь через многие годы получишь шанс возвыситься сначала до ученика, потом до
служителя, а потом — до жреца их Бога. Выиграть в том поединке невозможно, но тебе и не
нужно будет этого делать. Присмотрись внимательно к мечам, которые тебе предложат на выбор.