Михаил Баковец
Главная палочка Нью-Йорка
Пролог
Лежу. Смотрю в потолок. Пытаюсь понять и вспомнить хоть что-то. В голове пусто, как в барабане.
«Интересно, почему я вспомнил именно барабан, он имеет ко мне отношение? -зародилась первая внятная мысль в сознании. – И где вообще я?».
И тело, и мысли, и соображение были вялыми, будто спросонья. Точно не могу сказать, но мне понадобилось несколько минут, чтобы просто провести взглядом по комнате и мельком осмотреть обстановку. Первое, что я понял – это не комната. Я находился в больничной палате. Замечу, что шикарной палате. Кроме меня в просторном помещении больше никого не было. Лежу на широкой койке на высоте от пола не меньше чем в метр. За головой и справа стоят ящики и экраны аппаратуры, что даже на вид выглядит очень серьёзной. Что-то там попискивает, но тихо и ровно, ничуть не раздражая. В правой руке торчит толстая игла, от которой прозрачная трубочка уходит в… капельницу? Кажется, вся эта конструкция в общем и целом называется именно так. В прозрачном пакете примерно четверть жидкость осталось. Пахло на удивление приятно, морской свежестью и чуть-чуть то ли травами, то ли цветами. Справа на стене висели большие жалюзи. Напротив кровати торчала дверь с белой круглой ручкой, почти не выделявшейся на таком же белом фоне.
«Интересно, откуда я знаю запах моря? И что за цветы я чую?», - опять подумал я, определив раздражители обоняния. Следующая мысль была такой. – Палата, как в кино каком-то голливудском».
Тут же стало интересно, что же за такое кино голливудское, про что оно? Это название кинокартины, страны, компании?
С момента моего пробуждения прошло уже немало времени, вялость понемногу сошла большей частью, мысли задвигались быстрее, появилось желание сменить позу. Но стоило мне слегка зашевелиться, как приборы запищали в новой тональности – громко, я бы сказал, что тревожно.
«Ну, блин, - про себя поморщился я от новых неприятных звуков. Я замер, надеясь, что вскоре писк вернётся к прежнему звучанию, а ещё непроизвольно стал считать вслух количество звуков. Где-то после сотни (я пару раз сбивался и начинал с произвольной примерной цифры) дверь в палату распахнулась и ко мне быстрым шагом вошла очень высокая девушка в белом больничном костюме с медицинской шапочкой, под которой незнакомка спрятала свои волосы. – О-о, какая красивая! Откуда такая красота в больнице?».
Потом мысли свернули на тему, а красота девушки под какие критерии попадает: это мой любимый типаж или общемировой?
- Вы очнулись! – радостно воскликнула незнакомка. – Как вы себя чувствуете? Вы меня слышите?
- Да, слышу. А вы кто? Где я? Я в больнице?
- С вами всё хорошо. А находитесь вы в клинике доктора Аманды Кромвель, - с широкой располагающей улыбкой сообщила она мне.
- В клинике, но со мной всё хорошо? – усомнился я. Голова всё ещё туго соображала, и я выкладывал всё то, что в неё приходило. – Это странно.
Та покраснела, как мак.
- Всё, что было плохого, уже давно прошло, - торопливо сказала она. – А давайте я позову вашего лечащего доктора?
- А давайте, - слабо улыбнулся я. – «Хоть мужик придёт, а то у этой или лифчика нет, или он тоньше, чем халат и потому соски выпирают. А мне от этого… хм, неловко? Смущаюсь? Интересно знать, почему?».
Девушка так же стремительно покинула мою палату, как и вошла. Но при этом не забыла покачать попкой, туго обтянутой тонкими штанами медкостюма, под которыми чётко обрисовывались небольшие трусики.
Прошло минуты три, когда дверь в палату вновь распахнулась, и я увидел на пороге ещё более шикарную представительницу слабого пола. Рост не ниже ста девяноста сантиметров (правда, на шпильках), густая грива чуть вьющихся антрацитово-чёрных волос, карие глаза, гладкая светлая кожа и кроваво-красные от помады губы. Настоящая леди-вамп! Высокая и крупная грудь размером между третьим и четвёртым слегка выглядывала из блузки, у которой были расстёгнуты две верхних пуговицы. Белоснежный халат был распахнут, показывая, что гостья любит носить свободные красные юбки немногим выше колен. Чёрные чулки и красные туфли на высоком тонком каблуке дополняли её облик.
Что я могу сказать про неё с точки зрения мужчины? Фигура – шик! Мордашка – прелесть! Сексуальность зашкаливает! Леди-вамп и секс-бомба в одном флаконе. Удивительно, что такая женщина делает в больнице. Может, я какой-нибудь богач или сын богача? Родственник олигарха, важного чиновника, политика? Если так, то понятно, почему вокруг меня так она вьётся. Навскидку ей лет двадцать пять - двадцать семь.
«А сколько мне?», - вдруг пронзила меня мысль.
- Здравствуйте, Алекс, - улыбнулась она мне. – Можно к вам так обращаться?
А я завис после её слов. Я Алекс? Это от Алексея или Александра?
Красавица подошла к моей кровати и села на высокий стул с низкой спинкой.
- Что-то не так? – в тоне женщины проскользнула обеспокоенность. – Я прошу прощения за такую фамильярность, мистер Смит.
«Смит?!», - я охренел про себя. Других слов было не подобрать для описания моего состояния.
- Я, простите, не знаю, как к вам обращаться.
- Доктор Оливия Вонг, - сказала она и коснулась кончиков длинного красного ногтя бейджика на халате. Я его только сейчас и заметил. До этого взгляд не отрывал от прелестей доктора. – Если желаете, то обращайтесь просто по имени.
- Оливия, - мне показалось, что собеседнице приятнее такое обращение, чем официальное, - Я… не знаю, как сказать…
- Смелее, - она подбодрила меня улыбкой.
- Я не помню ничего, - быстро сказал я. – Когда услышал имя Алекс, то не сразу понял, что это меня так зовут. И Смит для меня, как… как пустой звук. Будто это не я.
Из взгляда доктора пропала игривость, он стал профессионально-холодным.
- Так, - она сменила позу, одернула халат, прикрывая грудь, - что вы помните и знаете?
- Я знаю, что нахожусь в больнице, лежу на кровати, вон там окно, наверное, оно закрыто жалюзи. Вы вошли сюда сквозь дверь, на вас одежда. Но не знаю своего имени, не помню, как здесь оказался, чем занимался. Я помню, что такое учёба, школа, колледж с университетом, но в голове ни единого воспоминания про то, а учился ли я в них и где это происходило, - перечислил я по пунктам.
- Амнезия.
- Угу, - кивнул я.
- Вы знаете, что это? – она приподняла левую бровь.
- Только что вспомнил. Это потеря памяти. Есть частичная и полная, - ответил я ей и добавил с сомнением. – Вроде бы.
- Всё будет хорошо, Алекс, - доктор вновь перешла на приятельский тон. – Раз вы помните так много, и память появляется при подсказках со стороны, то очень скоро вы всё вспомните. Я попрошу, чтобы принесли ваши личные вещи. Уверена, что это поможет быстрому восстановлению.
- Буду только рад. А можно вопрос?
- Всё, что угодно, - докторша опять принялась стрелять глазками. Видать, убедилась, что я совсем не овощ, которого нужно учить заново есть с ложки и расслабилась.
- А что со мной произошло? Как я тут оказался? И давно ли лежу?
- Несчастный случай во время массового собрания на улице. Привезли сюда вчера вечером около восьми часов, сейчас, - она быстро взглянула на левое запястье, - уже почти десять утра. Алекс, если что-то нужно, то скажи, не нужно молчать.
- В туалет хочу, - признался я.
Почему-то доктор сначала посмотрела на капельницу, лишь потом ответила:
- Я могу помочь с уткой.
- Что? – в памяти сначала появилась крупная птица, которая плыла по воду и то засовывала себе клюв куда-то под хвост, то этим клювов оглаживала перья по всему телу. Затем её сменила чудная стеклянная посудина с широкой горловиной сбоку. – Нет, нет, - всполошился я, - я сам спокойно дойду до туалета. Я же не умираю, так, со мой всё хорошо?
- Конечно, всё хорошо. Сейчас я отсоединю капельницу и провожу до места. Будет немножко больно, можно даже чуть-чуть покричать, - она подмигнула мне и взялась за иглу. – Раз, два, три!
В руке неприятно дёрнуло, словно я оторвал «корочку» с почти зажившей ранки.
- Молодец, даже не вскрикнул, - похвалила она меня, как какого-то ребёнка. – А теперь я помогу тебе встать с кровати. Обопрись на моё плечо.
Я о себе ничего не помню, зато помню общеизвестные вещи, и среди них было знание про слабость женщин. Это я к чему? А вот к тому, что Оливия с внешностью европейки и фамилией азиатки оказалась крепче, чем я ожидал. Мне показалось, что она меня поднять может и на руках донести до туалета без каких-либо сложностей. Замечу, что это сделала бы на каблуках! Впечатляет? Меня тоже.
Сделав свои дела в небольшом санузле, расположенном прямо в моей палате, я с помощью Оливии вернулся в постель.
- Всё хорошо? Ничего нигде не болит?
- Всё в порядке, только слабость и тело плохо слушается. А можно поточнее узнать, что за несчастный случай был? Меня ударили? Затоптали? Упал с высоты?
- Пока нет, - ответила женщина с уже привычной улыбкой.
«Прямо американка натуральная. Они там все улыбаются по поводу и без. Хм, а я не американец ли часом, а? И фамилия характерная», - подумал я, потом спросил. – Почему?
- Это может повлиять на выздоровление. Ненужное волнение. Всё узнаешь потом, Алекс, - она коснулась моей руки на пару секунд. – Так, я сейчас тебя оставлю, пойду распоряжусь насчёт завтрака для тебя.
И ушла, оставив меня с кучей мыслей, догадок, и ещё большим количеством вопросов. Сильнее всего резала меня фамилия, кажущаяся чуждой настолько, насколько чужд огонь холоду.
«Может, я не Смит, а? В толпе перепутали или на сортировке больных. Например, я потерял свою верхнюю одежду с документами, а рядом нашлась чужая куртка с чужим паспортом. Паспортом…паспортом… если я американец, то должен думать о водительских правах. По крайней мере, во всех фильмах они фигурируют. Тьфу, - я разозлился на самого себя. – Какие фильмы, если я в реальности?! Чёртова память, ну, вот почему она пропала. Кто я? Кто?!!».
Никаких прояснений не случилось ни после завтрака, ни после дневного сна, в который я провалился сразу после лёгкого перекуса каким-то бульоном с гренками и тостом с маслом, плюс, что-то похожее на фруктовый коктейль, наверное, витаминизированный.
Проснулся уже вечером. В голове стало намного чище, но память так и не вернулась. Зато стал соображать лучше. Сразу подумалось, что врач не сказала про моих родственников. А те не пришли меня проведать. Может, я круглый сирота? Или здесь что-то не чисто. Не просто же так я чувствую отторжение к фамилии.
«Ага, это клиника чёрных трансплантологов и они готовят меня к операции, - хмыкнул я про себя. – Ну, а если серьёзно?».
Увы, но никаких мыслей в голову не приходило. Я имею ввиду полезных, которые прояснили бы хоть что-то. Память так же молчала, будто я клон какой-то без прошлого. Хм, вот и ещё одна версия. Причём, достаточно неплохая. Сразу вспомнились фильмы про клонов, которых выращивали для миллионеров, держа их в разных санаториях и станциях, внушая, что за стенами жизни больше нет, а они немногие счастливчики, кому повезло выжить.
Ужин был плотнее. А ещё и полезнее, так как вместе с тележкой, заставленной судками и тарелками, Оливия доставила в мою палату пластиковый бокс с крышкой, в котором лежала груда вещей. Несколько тетрадок, планшет и телефон, фотоальбом, бумажник с карточками, с мятыми купюрами и мелочью. Первым делом я за него схватился, вспомнив, что в таких вещах обычно держат некоторые документы, те же водительские права, фотографии семьи и так далее.
- А это кто? – спросил я, указав на фото под прозрачным пластиком в бумажнике. На нём широко улыбались две молодые женщины, лет тридцати и мелкий парень с лохматой светлой шевелюрой, выглядящий мягко говоря, по-гейски. Все трое были мне незнакомы.
- Твои мамы, Алекс. Судя по заднему плану, ты с ними в центральном парке гуляешь.
«Ты с ними? Ты с ними?! – я ужаснулся, когда осознал, что этот хиппи хлюпик в обтягивающих лосинах и есть я. – Да ладно?».
Благоразумие, пробудившееся после еды, посоветовало пока не показывать этот факт.
- А где они? Почему не пришли сегодня меня проведать? – я посмотрел прямо в глаза собеседнице.
Та смутилась и отвела взгляд в сторону, тем самым показав, что дело тут ой как не чисто. Прямо разит от него, как из переполненного септика.
- Они тоже, м-м, пострадали вчера. И сейчас не могут никак прийти к тебе. Но ты не волнуйся, Алекс, всё будет хорошо, - сказала она. – Ты их вспомнил? Посмотри фотоальбом с твоими одноклассниками.
- Нет, не вспомнил, - пробормотал я, рассматривая пластиковый прямоугольник водительских прав, на которых торчала фотография того же хлюпика, что и на семейном фото. – Можно, посмотрю один. Если что, то я позову.
- Конечно, можно, - Оливия встала со стула, провела ладонями по телу, разглаживая складки халата и неторопливо, покачивая бёдрами, направилась к двери.
Среди вещей в коробке нашлась косметичка с зеркалом (неудивительно при такой-то внешности пацана на фото), которому я обрадовался больше всего на свете. Но стоило мне в него заглянуть, как вопросов только прибавилось. Хотя, я получил ответ на то, почему меня все считают Александром Смитом. В отражении я увидел бледную худую мордашку (а по-другому и не скажешь) того же типа, который фигурировал на фото в правах, а также на отдельной фотокарточки с парой женщин. Кстати, то, что этих дамочек доктор назвала моими мамами, меня особо не тронуло. Откуда-то я знал, что в Америке легко создаются однополые семьи, детей те заводят или усыновляя чужих, или используя искусственное оплодотворение, если супруги женщины. Странно, что Оливия назвала их не толерантно – мамы. Официально же существует определение родитель один и родитель два. Хм, а может, одна из них моя настоящая мать, а вторая мачеха, при этом они неплохо ладят друг с другом и часто берут меня с собой? А тогда где отец, почему Вонг про него ничего не сказала? Или он погиб вчера, и докторша решила не травмировать подростка такой новостью?
«Подростка, ага, - фыркнул я. – Права выданы в две тысячи третьем. Их можно получать в шестнадцать. Значит, сейчас мне точно шестнадцать и я уже юноша».
Но если с этой темой я немного разобрался, найдя логичные объяснения, то вот странная реакция на свою внешность и фамилию продолжала сильно беспокоить. Будто это был не я, а кто-то другой.
«Ну, здравствуй, Билли Миллиган, - невесело усмехнулся я про себя. – Интересно, сколько во мне таких личностей сидит, которые считают своё тело чужим? М-да, неприятно. Пусть лучше я вообще ничего про себя не вспомню и останусь таким, как сейчас, чем начну войну воевать в своей голове».
Телефон планшет потребовали пароли, которые я не помнил. Ознакомление с фотоальбомами никак не помогли моей памяти. Только узнал, что учился всегда в девчачьих классах. На каждом групповом снимке присутствовало от двадцати до двадцати четырёх представительниц слабого пола и три-четыре-пять пацанов. Все они чахлые, волосатые, в обтягивающей и цветастой одежде, которая в моём понимании подходит больше девочкам и девушкам. И «я» от этих полупедиков в полукедах ничем не отличался.
- Тьфу, срамота, - прошептал я и закрыл бесполезный альбом с фотокарточками, чтобы дальше не травмировать своё больное сознание дикими видами себя-старого. – Итак, что я знаю сейчас? Меня зовут Александром Смитом, мне минимум шестнадцать, но скорее всего старше на год-два судя по зеркалу. Я попал в неприятность где-то на улице с родителями. Те весьма обеспеченные граждане, раз моя страховка окупила содержание в такой шикарной палате с шикарным доктором и медсестрой. Я потерял полностью память о своей прошлой жизни, но сохранил общие знания. Я американец и живу в Нью-Йорке, о чём говорит адрес на водительских правах.
«Блин, я же не уточнил, где сейчас нахожусь, - спохватился я. – Вдруг где-то на Аляске или в Техасе?».
Заснул я в середине ночи, с трудом успокоив табун мыслей в голове, которые там вовсю разошлись. В очередной раз на первое место вылез план заговора против меня любимого. Сознание придумало, что меня захватили в плен, чтобы шантажировать родителей. Еле-еле сумел запихнуть эту версию в самый дальний и тёмный угол подсознания.