– Ловлю на слове.
Яна взгромоздила велосипед на телегу.
Вперед! В Алексеевку!
Глава 7
Этого снега
срок.
Свободные Герцогства.
– Молодец.
Стас кивнул и вышел из операционной.
Зинаида засветилась так, что напарница хмыкнула.
– Ты успокойся, а то бинты подожжешь.
Княжна не обратила на ее слова никакого внимания.
Станислав ее похвалил.
Станислав! Ее! Похвалил!!!
Кто никогда не работал в больнице, тот не поймет! Не ассистировал на операциях, не подавал инструменты – как можно быстрее, и так, как надо, чтобы врач все успел. И зажать сосуд, и зашить его, и перехватить пинцетом сухожилие…
Сегодня они чистили раны на ноге. Еще бы чуть-чуть, и гангрена началась бы.
Зинаида работала в госпитале не так долго, но… как же ей было… необычно? Непривычно? Странно? Страшно? Тошно?
Да, все это сразу.
А теще через кровь и грязь пробивалась шальная мысль.
А почему нет женщин-врачей? Она тоже хочет! Да, как бы это не выглядело, как бы неприглядно не смотрелось…
Она все равно была в восхищении. Как Станислав чистил раны, как перевязывал, как проводил ампутации… с того момента, как она закупила кучу всего для отделения и началась ее учеба.
Слово Стас сдержал.
Зинаида не знала, с кем он разговаривал, с кем договаривался, о чем, но на следующий день, когда она пришла в госпиталь, мужчина уже ждал ее. Протянул халат и шапочку, помог переодеться, показал шкафчик в раздевалке для медсестер. А Полкану лично ткнул пальцем в коврик.
– Сойдешь с него, блохастое чучело – побрею налысо.
– Р-ры, – ответил Полкан. Но на коврик лег и послушно ждал (спал) все время, которое Зинаида проводила в госпитале.
За Станиславом она ходила хвостом. Учила названия медицинского инструмента, сворачивала марлевые колпачки, щипала корпию, набивала ватные шарики, сматывала бинты, подметала в палатах… делала все, что сказали.
И училась.
И не злилась на мужчину. Действительно, озвереешь тут… еще кольцо, что ли, продать? Ведь ничего толком нет! А Станислав умудряется в таких условиях оперировать! И жизни спасать!
И ведь больница не из лучших, везут сюда…
Кого только не везут.
С этими мыслями Ида (и только Ида, Нини умерла в Зараево и была окончательно добита здесь, в герцогствах!) и вышла в коридор.
Только вот…
– Ах вы…
Матерщина лилась свободным потоком, образно и ярко!
Привезли, называется…
Потом Ида узнает, что по пьянке подрались двое идиотов. Что один пихнул второго, а этот самый второй так удачно налетел на ржавый штырь, что распорол себе бок. И поскольку был пьян, то и ходил так сутки. Пока не воспалилось… тогда уж притащили!
И налили для храбрости, а то ж!
Добрые люди, заботливые друзья! Настоящие!
И сейчас вот это краснорожее, наглое, полупьяное, нависало над сестрой милосердия.
– Да я вас…
Что уж там сделала Берта? Или чего не сделала?
Ида раздумывать не стала. Огляделась.
Вот как не надо – тут всегда медбратья пробегают. То поболтать, то еще что… Стас им мигом работу находит, но ведь появляются! А сейчас словно все вымерли…
Пьяное чудовище замахнулось рукой на женщину.
Позади ахнула вышедшая из операционной Леона.
– Взять! – негромко скомандовала Ида.
Полкан размышлять не стал. И раньше бы кинулся, но ему же сказали – ждать! Он и ждал! Ему не говорили – охранять, это вообще не его человек.
Он и не вмешивался. Лежал тихо, между столом и стеной, имитировал коврик.
А тут коврик словно взлетел. И оказалось, что у него есть масса. И зубы есть, которые ловко перехватили замахнувшуюся руку и вежливо сомкнулись. Пока – не до крови.
– Ой, – сказал матершинник.
– Гррррр, – сказал Полкан.
Разные языки не стали причиной непонимания. Наоборот, все мужчина отлично понял. Иначе почему под ним лужа начала расплываться?
– Что здесь происходит!?
Стас, легок на помине… видимо, выходил во двор. Была у него такая привычка, после операции пару минут простоять на свежем воздухе, просто прикрыть глаза – и постоять, помолчать. И чтобы никто не лез, не трогал, вообще на глаза в эти минуты не попадался.
В госпитале знали и относились с пониманием.
Вот, явился.
Ида вздохнула, и приготовилась получать трендюлей, как это называли в отделении, но не успела и слова сказать. Берта шагнула вперед.
– Жом Станислав, простите! Это пьяное чудовище меня попыталось ударить, а собака защитила! Иди сюда, хороший мой, дай я тебя поглажу…
Стас сморщил нос.
– Ладно. Тогда выгонять не буду. Что это за чудовище такое? Эй, ты! А ну отвечай, чего явился?!
– Бок болиииит, – проныло "оно" с пола. – И рука… собаками рабочего человека травите!
Стас насмешливо сощурился.
– А раз человек рабочий – вставай, давай! И не ври – крови на руке нет. Скажи песику спасибо, мог и в горло вцепиться. Или куда пониже, чтобы ты детей только пальцем делал.
Мужик побледнел.
– Да я…
Стас ответил каким-то выражением, которое прозвучало в рифму. Ида не поняла, что оно означает, и при чем тут голова, но сестры милосердия захихикали.
– Давай, поднимайся. И в операционную, посмотрим, что у тебя там болит. Леона, за мной. Ида, успокойте свое чудовище. И пол вымойте!
Ида вздохнула.
– Хорошо, жом Стас.
– И объясните собаке – у нас так не поступают. В следующий раз пусть загрызает насмерть! Кровь ототрем, труп отдадим родственникам, – добил Стас, и скрылся в операционной, куда проследовал и побелевший скандалист.
Ида фыркнула и погладила Полкана.
– Ты мое солнышко, ты моя умничка… так их всех!
– Ида… спасибо.
Берта.
Ида посмотрела на коллегу по работе. Нельзя сказать, что сестры милосердия приняли ее с распростертыми объятиями. Так…
Шляются тут всякие, ни толку, ни проку… а ее учи! Время трать, силы… еще и шавка тут!
Еще и жом Станислав этой пигалице внимание уделяет!
А он ведь мужчина! Неженатый! Доктор… читай – объект охоты. И тут такое…
Так что шипели сестры милосердия на Иду, не принимали в свой круг, пакостей не делали, но это пока. А тут вдруг… признали. Зинаида улыбнулась – и тоже сделала шаг навстречу.
– Все в порядке. Ты в следующий раз меня не жди, сама командуй.
– А он послушается?
– Конечно!
Ида в этом сомневалась, но – кто знает? Что собаки умнее многих людей, она уже на своем опыте убедилась. Ей-ей, половина императорского дворца была тупее, чем Полкан. А вторая если и не тупее, то точно не намного умнее. И кто мог бы подумать, что в собаках столько благородства, воспитанности, обаяния?
Это не придворные моськи, это – Полкан! И этим все сказано.
– Спасибо. Можно его погладить?
– Конечно. Полкан, свои.
Берта принялась гладить барбоса. Ида вздохнула – и пошла за ведром и шваброй.
Что ж, сломанный лед в отношениях стоит небольшой уборки. Не так ли, торы?
У буяна и матершинника оказалось воспаление и нагноение. И в воспитательных целях жом Станислав чистил ему рану без наркоза.
Нельзя. На пьяного не подействует, сам виноват. А ждать, пока ты протрезвеешь – к тому времени поздно будет. Помереть можешь…
Пьяницу проняло.
Так что Стас безжалостно вычистил все "на живую", напугал дурака последствиями, выписал капли (запивать будешь спиртным – помрешь!), и выставил за дверь.
Обойдешься!
На моих сотрудников руку поднимать – и я тебя в отделении держать буду?
Скажи спасибо, ничего не сломал! А барбосу надо колбасы купить, что ли…
Хорошая собака. И хозяйка у него неплохая, чего уж там.
Станислав свои ошибки признавать мог. И Зинаида не стала для госпиталя обузой. Училась она старательно, что ей говорили – делала тщательно, с врачом не пререкалась, а что еще надо?
Еще и специальная успокоительная собака. Тоже плюс в копилку.
Так что оставляем их при госпитале. Пусть помогают.
Хорошая девочка. И симпатичная… так, это у него мысли не туда пошли. Но ничего. Работа быстро вернет их в нужное русло.
Что там у нас? Ампутация?
Вот и отлично.
Но колбасу Полкану Стас все-таки купил.
Анна, Россия
– ПАПА!!!
Анна плюнула на все, и повисла на шее у пожилого мужчины, выходящего из вагона.
И плевать, что это не Петер Воронов.
Не император.
Но – то же самое лицо. Те же глаза. Улыбка, фигура, и главное – взгляд.
Дочка моя…
Анна всегда была папиной дочкой. Вот и…
– Малышка, – Петр гладил дочь по волосам. – Повзрослела, стала совсем другой…
– Пап, я старалась.
Петр был в курсе изменений, которые происходили в жизни дочери, Анна, хотя и без подробностей, сказала, что поменяла работу и имидж. Почему без подробностей!?
Потому как – лес и кордон. И чихать лесу на сотовую связь, спутники, джипиэс и прочие радости цивилизации. Хочешь в лесу разговаривать нормально?
Лезь на верхушку высокой сосны.
В противном случае докричаться проще, чем дозвониться. Поэтому общались отец и дочь в основном смс-ками.
Ватсапп? Контакт? Соцсети?
Сети – есть. С ними браконьеры по озерам шастают. И контакты случаются. И конфликты. И хендс ап. А со всем остальным – сложновато.[13]
На выход родные не торопились. Ждали, пока народ пройдет. Чего толкаться-то локтями?
– Я вижу. Красотка стала – хоть ты в Голливуд катись.
– Папа!
– Работодатель твой не пристает?
Анна покачала головой.
– Пап, ты что!? Борис Викторович чудесный человек. И тебя он в гости пригласил.
– Да?
– Мы с Гошкой пока поживем у него. Как Борис Викторович сказал, он бы и за дочь, и за внука беспокоился…
– И я беспокоюсь. Нашел, тоже, игрушки!
Анна покачала головой.
– Тут другое. У него дочь, как Маугли.
– С дерева не слазит?
Анна не удержалась от смешка.
– От жизни оторвана. Девчонке скоро замуж, а она не знала, как тарелку помыть! Привыкла, что всю жизнь одна, в элитной школе по пять человек в классе, и те – мажоры… а Борис Викторович жениться собирается.
– М-да…
– Пап, а ты жениться не хочешь? Ты же у нас молодой еще!
Петр едва не перекрестился.
– Ну уж – нет! А с чего тебя разобрало?
Анна опустила глаза.
– Ну… случись что со мной, Гошка один останется…
– А с чего должно что-то случиться? – прищурился Петр.
Анна опустила глаза.
– Тут… недавно так получилось…
История про мародеров, мародерку, убийство и поездку за добром была внимательно выслушана. И Петр подвел итог.
– Позвоню Сене. Пусть приедет, да посмотрит, тут, на месте, и дело сладим.
– Сеня… дядя Сеня – навар? – уточнила Анна.
– Ну да.
Память Яны легко подсказала нужную информацию.
Кого только в лесничество не заносит. В том числе – и антикваров. Семен Семенович Новорецкий как раз антикваром и был. Ну и евреем, да.
Только в Израиль его не тянуло, ему и здесь неплохо было. Ездил по району, договаривался, там – захоронение, здесь дома под снос, тут старушка, которая племянничку фамильные вилки завещала – хватало и на покушать, и на запить. При чем тут Петр Воронов?
Так лес же!
После Великой Отечественной в наших лесах на что только не наткнешься! Да и до нее, и после – сколько и кого по нашим лесам гуляло! Кому и наткнуться, как не леснику?
Постепенно договорились, подружились, и вот уже лет пятнадцать, как бы не больше, Петр подбрасывал Сене интересные находки. То костяные иглы, то какие-то монеты, то старое оружие…
Миллионов на таком не сделаешь, но чтобы дочку в город отправить учиться – вполне. Да и помогать ей время от времени – тоже.
А почему навар?
Так маленькая Яна не могла произнести слово "антиквар". А слово "навар" – смогла. И поди ж ты, прилепилось! Намертво!
– А когда он приедет?
– Так сейчас и узнаем. У тебя ни одной фотографии нет? С твоей добычи?
Анна надула губы. Но телефон достала и потыкала пальцем.
– Сейчас перешлю.
Пискнул телефон Петра.
Потом сообщение улетело к Сене-Навару.
А через пять минут телефон затрезвонил так, словно из него живого платы выдирали.
– Слушаю?
– Петька!!! ГДЕ!!!?
Орал Сеня так, что его бы в Израиле без всякого телефона услышали.
– Где-где… ты вопрос неправильно ставишь.
– А как правильно? – опамятовал Сеня.
– Правильно – сколько.
– Ага… Давай я приеду, да при встрече и спрошу?
– Так приезжай. Сам добро и обратно повезешь.
– Не жалко, – отрезал Сеня. – Куда?
– Приедешь – позвонишь, – назвал Петр город. – В два дня уложишься?
– Завтра же прилечу. Ты это никому не показывал? Кроме меня?
– Нет.
– И не показывай. Я не обману, а куш хороший.
Петр пожал плечами, пообещал – и отключился.
– Кажется, ты что-то интересное нашла.
– Да и ладно. Решим. А меня Цветаева-мамаша нашла.
– О как!
Анна кратенько пересказала и эту историю. Петр нахмурился.
– Я с ней сам поговорю. Заречется лезть, куда не надо!
– Пап, не бери в голову. Если у нас деньги будут, можно и ту конуру на квартиру поменять, и можно даже в столице, эту продать, а там купить.
– А что?
– Гошка вырастет, учиться поедет – ему будет.
– А тебе?
– А я и так буду счастлива, – уверила Анна. – Было бы у вас все в порядке.
– Дочка, тебя точно этот бизнесмен не обижает? А то я его мигом в бизнес-хрен переделаю?
Анна ткнулась отцу в плечо.
Все же Яне повезло. И ей тоже повезло – здесь. Спасибо тебе, Хелла…
– Точно, пап. Давай вещи бросим в багажник, и за Гошкой?
Выписка – это быстро?
Официально она проходит весь день.
Придешь в восемь – отдадут ребенка. Придешь в двенадцать – отдадут ребенка.
В теории.
На практике для начала предстоит найти главврача. А он, зараза, носится невесть где. И телефон у него не отвечает.
Потом разборки с медсестрами по поводу поцарапанной стены и порванного пододеяльника. С сестрой-хозяйкой – обязательно
Потом получение на руки всех документов… по идее их должны готовить заранее. По жизни – их обычно еще в день выписки допечатывают. А еще их надо подписать и лечащим врачом, и завотделением, и оба они в этот момент дематериализуются. Не человек, а призрак.
Получение рекомендаций и советов от врача. Тоже не минута времени…
Не было бы рядом с Анной ее отца – сорвалась бы ее высочество. И поубивала половину!
Приехали в больницу в десять. Уехали – в три. Это при том, что выписка вроде как до часу дня.
Гошка откровенно устал, сидел у деда на руках и не ныл просто потому, что сил не хватало. Роман посмотрел – и покачал головой.
– Так, поехали побыстрее, а то малец на заднем сиденье заснет. А его бы еще покормить…
Не заснул Гошка чудом. А в доме их встречала веселая и довольная Кира.
– Аня! – Повисла на шее, чмокнула в щечку, потом перевела взгляд на мальчика. – Привет! Ты – Гошка?
– Да….
– А в Марвела рубишься?
– Мне больше мир динозавров нравятся…
– А я там на сорок восьмом…
Дальше Аня ничего уже не понимала. Вроде как слова русские. Но – непонятные. А Гошка счастлив, это видно. Вот, что-то доказывает, достал телефон, тычет пальцем, Кира тоже достала свой айфон…
– Вы обедали? – вклинилась она в обсуждение какого-то дрона и ДНК.
– Нет еще, – задумалась Кира. – Пошли?
На входе в дом их встречала Роза Ильинична.
– Ой! Кто это тут такой замечательный?
– Меня зовут Гоша! – похвастался Георгий.
– И такой большой уже!
– Мне в школу скоро! Мне шесть лет уже!
– Скоро и в армию – серьезно кивнула женщина. Мальчик помрачнел.